 Увеличить |
ГЛАВА XXVII,
в которой Эмилия
прибывает в свой полк
Когда
щегольская коляска Джоза подкатила к подъезду гостиницы в Чатеме, первое, что
заметила Эмилия, было радостное лицо капитана Доббина, который уже целый час
прогуливался по улице в ожидании приезда друзей. Капитан, в мундире с
нашивками, в малиновом поясе и при сабле, имел такую воинственную осанку, что
толстяк Джоз начал гордиться знакомством с ним и приветствовал капитана с
сердечностью, которая сильно отличалась от его обращения в Брайтоне или на
Бонд-стрит.
Рядом с
капитаном стоял прапорщик Стабл; как только коляска приблизилась к гостинице, у
него вырвалось восклицание: «Ох, какая красавица!» – выражавшее чрезвычайное
одобрение выбору мистера Осборна. И действительно, Эмилия, одетая в свою
свадебную ротонду и шляпку с розовыми лентами, разрумянившаяся от быстрой езды
на чистом воздухе, была так прелестна и свежа, что вполне оправдывала
комплимент прапорщика. Доббин мысленно готов был расцеловать Стабла. Помогая
Эмилии выйти из экипажа, Стабл заметил, какую прелестную ручку она подала ему и
какая очаровательная ножка легко ступила на землю. Он густо покраснел и сделал
самый изящный поклон, на какой только был способен. Эмилия, заметив номер ***
полка, вышитый на его фуражке, вспыхнула и отвечала, с своей стороны, улыбкой и
реверансом, что окончательно сгубило прапорщика. Доббин с этого дня сделался
особенно ласков к мистеру Стаблу и вызывал его на разговоры об Эмилии, когда
они вместе гуляли или навещали друг друга. Среди всей славной молодежи ***
полка вошло в моду восхищаться миссис Осборн и обожать ее. Ее безыскусственные
манеры и скромное, приветливое обращение завоевали их простые сердца; трудно
описать всю ее скромность и очарование. Но кто из вас не наблюдал этих качеств
в женщинах и не наделял их бездной и других достоинств, хотя единственное, что
вы слышали от такой особы, было, что она уже приглашена на следующую кадриль
или что сегодня очень жарко? Джордж, и без того всегда и во всем первый в
полку, еще больше поднялся во мнении полковой молодежи: он проявил
благородство, женившись на бесприданнице, и к тому же выбрал себе прелестную
спутницу жизни.
В
гостиной, куда вошли паши путники, Эмилия, к своему удивлению, нашла письмо,
адресованное супруге капитана Осборна. Это была треугольная записочка на
розовой бумаге, щедро запечатанная голубым сургучом с оттиском голубка и
оливковой ветви и надписанная крупным, хотя и неуверенным женским почерком.
– Это
каракули Пегги О'Дауд, – сказал, смеясь, Джордж. – Узнаю письмо по
сургучным кляксам! – Действительно, это была записка от жены майора
О'Дауда, просившей миссис Осборн доставить ей удовольствие провести у нее этот
вечер в дружеском кругу.
– Обязательно
пойди, – сказал Джордж. – Там ты познакомишься со всем полком. О'Дауд
командует нашим полком, а Пегги командует О'Даудом.
Но не
успели они посмеяться над письмом миссис О'Дауд, как дверь распахнулась, и в
комнату вошла полная и живая леди в амазонке в сопровождении двух «наших»
офицеров.
– Я
была просто не в состоянии дождаться вечера. Джордж, милый друг, познакомьте
меня с вашей женой! Сударыня, я счастлива познакомиться с вами и представить
вам моего мужа, майора О'Дауда. – И веселая леди в амазонке горячо пожала
руку Эмилии, которая сразу догадалась, что перед нею та самая особа, над
которой так часто посмеивался Джордж.
– Вы,
конечно, не раз слышали обо мне от вашего мужа, – оживленно сказала леди.
– Не
раз слышали о ней, – как эхо, отозвался ее муж, майор.
Эмилия с
улыбкой отвечала, что она действительно слышала о ней.
– И,
конечно, он говорил вам обо мне всякие гадости, – продолжала миссис
О'Дауд, прибавив, что «этот Джордж – негодный человек».
– В
этом я готов поручиться, – сказал майор с таким хитрым видом, что Джордж
расхохотался. Но тут миссис О'Дауд, взмахнув стеком, велела майору замолчать, а
затем попросила представить ее миссис Осборн по всей форме.
– Дорогая
моя, – произнес Джордж торжественно, – это мой добрый, хороший и
чудесный друг Орилия Маргарита, иначе Пегги…
– Истинная
правда, – вставил майор.
– Иначе
Пегги, супруга майора нашего полка, Майкла О'Дауда, и дочь Фицджералда Берсфорда
де Бурго Мелони рода Гленмелони, в графстве Килдэр.
– И
Мериан-сквер в Дублине, – добавила леди со спокойным достоинством.
– И
Мериан-сквер, конечно, – пролепетал майор.
– Там
вы и начали ухаживать за мной, мой милый майор, – сказала леди, и майор
согласился с этим, как соглашался со всем, что говорила его супруга.
Майор
О'Дауд, служивший своему королю во всех уголках земли и за каждое повышение по
службе плативший более чем равноценными ратными подвигами, был очень скромный,
молчаливый, застенчивый и мягкий человек, во всем послушный жене, как мальчик
на побегушках. В офицерской столовой он сидел молча и много пил. Напившись, он
также молча плелся домой. Говорил он только затем, чтобы со всеми во всем
соглашаться. Таким образом, он безмятежно и легко проходил свой жизненный путь.
Жгучее солнце Индии ни разу не заставило его разгорячиться, его спокойствия не
могла поколебать даже вал-херенская лихорадка. Он шел на батарею так же
невозмутимо, как к обеденному столу; с одинаковым удовольствием и аппетитом ел
черепаховый суп и конину. У него была старушка мать, миссис О'Дауд из
О'Даудстауна, которую он всегда во всем слушался, за исключением тех двух
случаев, когда бежал из дому, чтобы поступить в солдаты, и когда решил жениться
на этой ужасной Пегги Мелони.
Пегги
была одной из пяти дочерей и одиннадцати чад благородного дома Гленмелони. Ее
муж хотя и приходился ей родственником, но с материнской стороны и потому не
обладал неоценимым преимуществом принадлежать к семейству Мелони, которое она
считала самым аристократическим в мире. Проведя девять сезонов в Дублине и два
в Бате и Челтнеме и не найдя там себе спутника жизни, мисс Мелони приказала
своему кузену жениться на ней, когда ей было уже около тридцати трех лет, и
честный малый послушался и увез ее в Вест-Индию командовать дамами *** полка, в
который он только что был переведен.
Не
успела миссис О'Дауд провести и получаса в обществе Эмилии (впрочем, это бывало
и во всяком другом обществе), как уже выложила своему новому другу все
подробности своего рождения и родословной.
– Дорогая
моя, – сказала она добродушно, – когда-то мне очень хотелось, чтобы
Джордж стал моим братом, – моя сестра Глорвина прекрасно подошла бы ему.
Но что прошло, то прошло. Он оказался уже помолвлен с вами, так что вместо
брата я нашла сестру, и я так и буду смотреть на вас и любить вас, как члена
семьи. Честное слово, у вас такое прелестное доброе личико и обращение, что, я
уверена, мы сойдемся, и вы будете украшением нашей полковой семьи.
– Конечно,
будет, – одобрительно подтвердил О'Дауд. И Эмилия была немало удивлена и
благодарна, неожиданно обретя столь многочисленных родственников.
– Мы
все здесь добрые товарищи, – продолжала супруга майора. – Нет другого
полка в армии, где бы вы нашли такое дружное общество или такое уютное
офицерское собрание. У нас нет ни ссор, ни дрязг, ни злословия, ни сплетен. Мы
все любим друг друга.
– Особенно
миссис Медженис, – сказал, смеясь, Джордж.
– С
женой капитана Медженнса мы помирились, хотя она обращается со мной так, что
есть от чего поседеть раньше времени.
– А
ты-то купила себе такую великолепную черную накладку! – воскликнул майор.
– Мик.
придержи язык, противный! Эти мужья вечно во все вмешиваются, дорогая миссис
Осборн. А что касается моего Мика, я часто говорю ему, чтобы он открывал рот,
только когда отдает команду да когда ест или пьет. Когда мы останемся одни, я
расскажу вам про наш полк и предостерегу вас кой от чего. Теперь познакомьте
меня с вашим братом; он бравый кавалер и напоминает мне моего кузена Дена
Мелони (Мелони из рода Белимелопи, моя дорогая, – знаете, того, что
женился на Офелии Скулли из Устрис-Тауна, кузине лорда Поллуди). Мистер Седли,
я счастлива познакомиться с вами. Надеюсь, вы обедаете сегодня в офицерском
собрании? (Не забудь этого чертова доктора, Мпк, и, ради бога, не напивайся до
вечера.)
– Сегодня
стопятпдесятый полк дает нам прощальный обед, моя дорогая. – возразил майор. –
Впрочем, мы достанем билет для мистера Седли.
– Бегите,
Симпл (это прапорщик Симпл нашею полка, дорогая Эмилия, я забыла вам его
представить), бегите скорей к полковнику Тэвишу, передайте ему поклон от миссис
О'Дауд и скажите, что капитан Осборн привез своего шурина и приведет его в
столовую стопятидесятого полка точно к пяти часам, а мы с вами, милочка, если
вам угодно, слегка закусим здесь.
Прежде
чем миссис О'Дауд закончила свою речь, юный прапорщик уже мчался вниз по
лестнице исполнять поручение.
– Дисциплина
– душа армии! Мы пойдем выполнять свой долг, а миссис О'Дауд останется и
просветит тебя, Эмми, – сказал капитан Осборн. Затем они с Доббином заняли
места на флангах майора и вышли с ним, перемигиваясь через его голову.
И вот,
оставшись вдвоем с повой приятельницей, стремительная миссис О'Дауд с места
выложила ей такое количество сведений, какого ни одна бедная маленькая женщина
не в силах была бы удержать в памяти. Она рассказала тысячу подробностей о той
многочисленной семье, членом которой оказалась изумленная Эмилия.
– Миссис
Хэвитон, жена полковника, умерла на Ямайке от желтой лихорадки и от разбитого
сердца, а все потому, что этот ужасный старик полковник, у которого и голова-то
лысая, как пушечное ядро, строил там глазки одной мулатке. Миссис Медженис –
добрая женщина, хотя и без образования, только язык у нее как у дьявола и за
вистом она готова надуть родную мать. Жена капитана Кирка таращит свои рачьи
глаза при одном упоминании о честной семейной игре в карты (тогда как мой отец –
уж на что был набожный человек – и мой дядя, декан Мелони, и наш кузен,
епископ, каждый вечер резались в мушку или вист). Впрочем, ни одна из них на
этот раз не едет с нашим полком, – добавила миссис О'Дауд. – Фанни
Медженис остается с матерью, а та у нее торгует углем и картофелем, кажется, в
Излингтон-Тауне под Лондоном, хотя сама Фанни всегда хвастает кораблями своего
отца и даже показывает их нам, когда они поднимаются вверх по реке. Миссис Кирк
со своими ребятами поселится здесь, на площади Вифезды, чтобы быть поближе к
своему любимому проповеднику, доктору Рэмшорну. Миссис Банни в интересном
положении, – впрочем, это ее обычное состояние, ведь она уже подарила
поручику семерых. А жена прапорщика Поски, которая приехала к нам за два месяца
до вас, моя дорогая, уже раз двадцать так ссорилась с Томом Поски, что их было
слышно на всю казарму (говорят, дело у них дошло до битья посуды, и Том так и
не мог объяснить, почему у него синяк под глазом); теперь она возвращается к
своей матери, которая держит в Ричмонде пансион для девиц, – и поделом ей
за то, что сбежала из дому. А вы где получили образование, дорогая? Я
воспитывалась у мадам Фленахан, Илиссус-Гров, Бутерс-Таун, возле Дублина, и на
меня не жалели издержек. Правильному парижскому произношению нас обучала
маркиза, а гимнастике – генерал-майор французской службы.
В этой
нескладной семье ошеломленная Эмилия сразу оказалась желанной дочерью, с миссис
О'Дауд в качестве старшей сестры. За чаем она была представлена остальным
родственницам, и так как была тиха, добродушна и не слишком красива, то и
произвела на них самое выгодное впечатление. Однако, когда приехали офицеры с
обеда, который давал 150-й полк, они стали так восхищаться Эмилией, что ее
сестры, конечно, тут же начали находить в ней недостатки.
– Надеюсь,
Осборн успел перебеситься, – сказала миссис Медженнс миссис Банпп.
– Если
верно, что раскаявшийся повеса – лучший из мужей, то она будет вполне счастлива
с Джорджем, – заметила миссис О'Дауд, обращаясь к Поски, которая теряла
теперь в полку положение новобрачной и досадовала на Эмилию, занявшую ее место.
Что касается миссис Кирк, то, как ученица доктора Рэмшорна, она задала Эмилии
два-три богословских вопроса, чтобы выяснить, пробудилась ли ее душа, истинная
ли она христианка и т. д.; убедившись из простодушных ответов миссис
Осборн, что та пребывает еще в полной тьме, она сунула ей в руки три грошовые
книжонки с картинками, а именно: «Вопль в пустыне», «Прачка Уондсуортской
общины» и «Лучший штык английского солдата», призванные пробудить ее, прежде
чем она уснет, ибо миссис Кирк умоляла Эмилию прочитать их в тот же вечер на
сон грядущий.
Зато
мужчины все, как один, столпились вокруг хорошенькой жены своего товарища и
ухаживали за ней с истинно армейской галантностью. Этот маленький триумф
воодушевил Эмилию, глаза ее блестели, как звезды. Джордж гордился успехом жены
и любовался тем, как живо и грациозно, хотя наивно и несколько робко, она
принимает ухаживания мужчин и отвечает на их комплименты. А он в своем мундире –
насколько он был красивее всех остальных! Она чувствовала, что он с нежностью
следит за нею, и вся сияла от удовольствия.
«Я буду
ласкова со всеми его друзьями, – решила она. – Я буду любить всех,
как люблю его. Я буду стараться всегда быть веселой и довольной и создам ему
счастливый дом».
Действительно,
весь полк принял Эмилию с восторгом. Капитаны одобряли ее, поручики расхваливали,
прапорщики ею восторгались. Старый доктор Катлер отпустил одну или две шутки,
но, так как они были профессионального характера, повторять их не стоит; а
Кудахт, его помощник, доктор медицины Эдинбургского университета, удостоил ее
экзамена по литературе, проверив ее знания на своих трех излюбленных
французских цитатах. Юный Стабл, переходя от одного к другому, шептал: «Ну,
разве она не прелесть?» – и не спускал с нее глаз, пока не подали пунш.
Что
касается капитана Доббина, то он почти не говорил с нею в этот вечер. Зато он и
капитан Портер из 150-го полка отвезли в гостиницу Джоза, который совсем
раскис, после того как дважды с большим успехом рассказал об охоте на тигров –
в офицерском собрании и на вечере у миссис О'Дауд, принимавшей гостей в своем
тюрбане с райской птицей. Сдав чиновника на руки его слуге, Доббин стал
прохаживаться около подъезда гостиницы, покуривая сигару. Между тем Джордж
заботливо укутал жену шалью и увел ее от миссис О'Дауд после многочисленных рукопожатий
юных офицеров, которые проводили ее до экипажа и прокричали ей вслед «ура». Эмилия,
выходя из коляски, протянула Доббину ручку и с улыбкой попеняла ему за то, что
он так мало обращал на нее внимания весь этот вечер.
Капитан
продолжал губить свое здоровье, – он курил еще долго после того, как
гостиница и улица погрузились в сон. Он видел, как погас свет в окнах гостиной
Джорджа и зажегся рядом, в спальне. Только под утро он вернулся к себе в
казарму. С реки уже доносился шум и приветственные крики – там шла погрузка
судов, готовившихся к отплытию вниз по Темзе.
|
