Мобильная версия
   

Лев Толстой «Война и мир»


Лев Толстой Война и мир
УвеличитьУвеличить
VIII

 

Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, - без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, - казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.

Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска - по силе духа и тела.

К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.

- Эй, Макеев, что ж ты :. запропал или тебя волки съели? Неси дров‑то, - кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. - Поди хоть ты, ворона, неси дров, - обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер‑офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.

- Давай сюда. Во важно‑то!

Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.

- Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера: - припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.

- Эй, подметки отлетят! - крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. - Экой яд плясать!

Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.

- И то, брат, - сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. - С пару зашлись, - прибавил он, вытягивая ноги к огню.

- Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.

- А вишь, сукин сын Петров, отстал‑таки, - сказал фельдфебель.

- Я его давно замечал, - сказал другой.

- Да что, солдатенок:

- А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.

- Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?

- Э, пустое болтать! - сказал фельдфебель.

- Али и тебе хочется того же? - сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.

- А ты что же думаешь? - вдруг приподнявшись из‑за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. - Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, - сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, - вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь:

- Ну буде, буде, - спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.

- Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, - начал один из солдат новый разговор.

- Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, - сказал плясун. - Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что‑то по‑своему.

- А чистый народ, ребята, - сказал первый. - Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.

- А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.

- А ничего не знают по‑нашему, - с улыбкой недоумения сказал плясун. - Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!

- Ведь то мудрено, братцы мои, - продолжал тот, который удивлялся их белизне, - сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья‑то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние‑то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний‑то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.

- Что ж, от холода, что ль? - спросил один.

- Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.

Все помолчали.

- Должно, от пищи, - сказал фельдфебель, - господскую пищу жрали.

Никто не возражал.

- Сказывал мужик‑то этот, под Можайским, где страженья‑то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых‑то. Волков этих что, говорит:

- Та страженья была настоящая, - сказал старый солдат. - Только и было чем помянуть; а то всё после того: Так, только народу мученье.

- И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон - говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона‑то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет‑возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.

- Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.

- Какое врать, правда истинная.

- А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.

- Все одно конец сделаем, не будет ходить, - зевая, сказал старый солдат.

Разговор замолк, солдаты стали укладываться.

- Вишь, звезды‑то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, - сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.

- Это, ребята, к урожайному году.

- Дровец‑то еще надо будет.

- Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.

- О, господи!

- Что толкаешься‑то, - про тебя одного огонь, что ли? Вишь: развалился.

Из‑за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.

- Вишь, грохочат в пятой роте, - сказал один солдат. - И народу что - страсть!

Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.

- То‑то смеху, - сказал он, возвращаясь. - Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.

- О‑о? пойти посмотреть: - Несколько солдат направились к пятой роте.


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270
 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300
 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330
 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360
 361 362 363 364 365 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика