Глава 36
Слава и мечты
В то утро, когда на доске объявлений в семинарии
должны были вывесить окончательные результаты экзаменов, Аня и Джейн шагали
рядом по улице. Джейн счастливо улыбалась; экзамены были позади, и у нее была
приятная уверенность, что она сдала и получит лицензию; никакие иные
соображения ее не волновали; у нее не было высших амбиций, а потому она и не
была подвержена сопутствующему им беспокойству. Ибо мы платим за все, чего
добиваемся и что получаем в этом мире; и хотя амбиции вполне заслуживают того,
чтобы их иметь, удовлетворение их обходится недешево и платить за них
приходится трудом, самоотречением, а порой тревогой и унынием. Аня была бледной
и молчаливой; через десять минут она будет знать, кто получил медаль, а кто —
стипендию Авери. За пределами этих десяти минут, как ей казалось, не было
ничего, что заслуживало бы названия Времени.
— Как бы то ни было, одну из наград ты конечно же
получишь, — сказала Джейн, которая не могла вообразить, как академическое
правление могло бы оказаться настолько несправедливым, чтобы принять иное
решение.
— Я уже не надеюсь на стипендию, — сказала
Аня. — Все твердят, что ее получит Эмили Клэй, Я не хочу подходить к доске
объявлений и разглядывать список у всех на виду. У меня не хватает силы духа. Я
пойду прямо в женскую раздевалку. Ты прочитай объявления, Джейн, а потом
придешь и мне скажешь. И я умоляю тебя во имя нашей давней дружбы, постарайся
как можно скорее. Если я потерпела неудачу, прямо так и скажи, не старайся
смягчить удар; и что бы ни случилось, не утешай меня. Обещай мне это, Джейн.
Джейн торжественно пообещала; но, как оказалось, в таком
обещании не было нужды. Поднявшись по ступеням и войдя в семинарию, они
увидели, что зал был полон мальчиков, которые качали Гилберта Блайта и вопили
во весь голос:
— Ура! Блайт — медалист!
На мгновение Аня ощутила острую боль поражения и
разочарования. Итак, она проиграла. Победил Гилберт! Да… Мэтью расстроится… он
был так уверен в ее успехе.
И вдруг!
Кто-то закричал:
— Троекратное ура в честь мисс Ширли, стипендиатки
Авери!
— Ах, Аня! — задыхаясь от волнения, воскликнула
Джейн, когда они добрались до женской раздевалки среди громогласных
приветственных криков. — Ах, Аня, я так тобой горжусь! Замечательно!
Затем их окружили девочки, и Аня оказалась в центре веселой
группы поздравляющих. Ее похлопывали по плечу, ей пожимали руки, ее тянули,
толкали и обнимали, и среди всего этого она успела шепнуть Джейн:
— Ах, как будут рады Мэтью и Марилла! Я должна сейчас
же написать домой.
Вручение дипломов и наград стало следующим важным событием.
Проходило оно в большом актовом зале семинарии. Здесь произносили речи, читали
лучшие работы, пели песни, вручали дипломы, призы, медали. Были в зале и Мэтью
с Мариллой, которые слышали и видели лишь одну выпускницу на сцене — высокую
девушку в бледно-зеленом платье, с чуть раскрасневшимися щеками и сияющими, как
звезды, глазами, которая прочитала лучшее сочинение. В публике на нее указывали
и шептали, что это она получила стипендию Авери.
— Признайся, Марилла, ты рада, что мы оставили ее у
себя? — шепнул Мэтью, когда Аня кончила читать свое сочинение. Это были
первые его слова с того момента, как он вошел в зал.
— Да я уже не первый раз этому рада, — отвечала
Марилла. — Как ты любишь напоминать о чужих ошибках, Мэтью!
Мисс Барри, сидевшая позади них, наклонилась вперед и
коснулась зонтиком плеча Мариллы.
— Вы гордитесь девочкой Аней? Я очень горжусь! —
сказала она.
В тот же вечер Аня вернулась в Авонлею вместе с Мэтью и
Мариллой. Она не была дома с апреля и чувствовала, что не может ждать больше ни
дня. Яблони стояли в цвету, и весь мир был свежим и юным. Диана ожидала ее в
Зеленых Мезонинах. В своей белой комнатке, где Марилла поставила на подоконник
цветущую комнатную розу, Аня оглянулась вокруг и вздохнула со счастливым
чувством:
— Ах, Диана, так хорошо снова быть дома! Так мило
увидеть эти островерхие ели на фоне розового неба… и белый сад, и старую
Снежную Королеву! Как чудесно пахнет мятой! И эта чайная роза… ах, это и песня,
и надежда, и молитва — все вместе, И как хорошо снова быть с тобой, Диана!
— Я думала, ты предпочитаешь Стеллу Мэйнард, —
сказала Диана с упреком. — Мне Джози Пай говорила. Джози сказала, что ты
по ней с ума сходила.
Аня засмеялась и бросила в Диану увядшим ландышем из своего
букетика.
— Стелла Мэйнард — самая милая девочка на свете, кроме
одной, и эта одна — ты, Диана, — сказала она. — Я люблю тебя еще
сильнее, чем прежде… и мне так много нужно тебе рассказать! Но в эту минуту мне
кажется, что и так уже счастье — сидеть здесь и просто смотреть на тебя. Я
устала… устала, мне кажется, от учебы и своих честолюбивых желаний. Я хочу
завтра провести, по меньшей мере, два часа, лежа в саду на траве и совершенно
ни о чем не думая.
— Какого успеха ты добилась, Аня! Я думаю, что ты не
станешь работать в школе теперь, когда получила стипендию Авери?
— Конечно. В сентябре я собираюсь в Редмонд. Просто
чудо, правда? К тому времени после трех великолепных месяцев золотой свободы у
меня будет наготове совершенно новый запас амбиций… Джейн и Руби станут
учительницами. Разве не замечательно, что все мы успешно кончили, даже Муди
Спурджен и Джози?
— Попечительский совет в Ньюбридже уже предложил Джейн
место в их школе, — сказала Диана. — Гилберт Блайт тоже собирается
преподавать. У него нет другого выхода. Отец не в состоянии оплатить его учебу
в университете в следующем году, так что Гилберту придется самому заработать на
учебу. Я думаю, его возьмут учителем в нашу школу, если мисс Эймс решит уйти.
У Ани возникло чувство легкого разочарования. Она не знала о
затруднениях Гилберта и предполагала, что он тоже собирается в Редмондский
университет. Что же будет она делать без этого вдохновляющего соперничества? Не
окажется ли учеба, пусть даже в колледже с совместным обучением и с перспективой
получения степени бакалавра, довольно скучной и однообразной без ее привычного
друга-врага?
На следующее утро за завтраком Аню неожиданно поразило, что
Мэтью не очень хорошо выглядит, С прошлого года он заметно поседел.
— Марилла, — спросила Аня нерешительно, когда он
вышел, — Мэтью здоров?
— Нет, — ответила Марилла озабоченно. — У
него было несколько тяжелых сердечных приступов этой весной, а он не желает
себя ничуточки поберечь. Я очень за него волновалась, но сейчас ему лучше, и к
тому же мы наняли хорошего батрака, так что, я надеюсь, Мэтью отдохнет и
поправится. Может быть, дело пойдет лучше теперь, когда ты дома. Ты всегда
умела поддержать в нем бодрость.
Аня перегнулась через стол и взяла лицо Мариллы в свои
ладони:
— Вы тоже выглядите не так хорошо, как мне хотелось бы,
Марилла. Вы кажетесь такой усталой! Боюсь, вы слишком много работаете. Теперь,
когда я дома, вы должны отдохнуть. Только один сегодняшний день я хочу
потратить на то, чтобы посетить все дорогие старые уголки и пробудить в себе прежние
чувства и мечты, а потом будет ваш черед лениться, а я возьмусь за работу.
Марилла с любовью улыбнулась своей девочке:
— Это не из-за работы… это моя голова виновата. У меня
теперь так часто головные боли… вот здесь — за глазами. Доктор Спенсер не раз
менял мне стекла в очках, но они мне совсем не помогают. В конце июня к нам на
остров приезжает какой-то известный окулист, и доктор настаивает, чтобы я к
нему обратилась. Думаю, что так и придется поступить. Я теперь не могу ни
читать, ни шить нормально… Ну, Аня, должна я сказать, отлично ты себя показала
в семинарии! Получить лицензию первой категории за один год, да еще и стипендию
Авери! Конечно, миссис Линд говорит, что после каждого успеха приходит неудача;
к тому же она вообще не признает высшего образования для женщин. Она говорит,
что образование уводит женщин в сторону от их подлинного призвания. Но я этому
ничуть не верю. Да, заговорила вот о Рейчел и вспомнила… Ты слышала в последнее
время что-нибудь о банке Эбби, Аня?
— Я слышала, что он ненадежен, — ответила
Аня. — А что?
— Об этом и Рейчел говорила. Она заходила к нам на
прошлой неделе и сказала, что об этом поговаривают. Мэтью очень встревожился.
Все наши сбережения в этом банке… до единого пенни. Я сначала хотела, чтобы
Мэтью положил их в сберегательный банк, но старый мистер Эбби был добрым другом
нашего отца, и отец всегда держал деньги в его банке. Мэтью говорил, что любому
банку, во главе которого стоит мистер Эбби, можно спокойно довериться.
— Мне кажется, он уже много лет возглавляет банк только
формально, — сказала Аня. — Он очень стар. А всеми делами заправляют
его племянники.
— Ну и вот, когда Рейчел нам сказала об этом, я
захотела, чтобы Мэтью сразу забрал наш вклад, и он обещал подумать. Но вчера
мистер Рассел заверил его, что с банком все в порядке.
Аня провела на лоне природы чудесный день, который навсегда
остался в ее памяти. Он был таким ясным, золотым и счастливым. Ни одна тучка не
бросала тень на цветы и деревья. Аня провела несколько чудесных часов в саду,
ходила к Ключу Дриад и Плачу Ив, в Долину Фиалок. Заглянула она и в дом
священника, где с удовольствием побеседовала с миссис Аллан, и, наконец,
вечером пошла с Мэтью за коровами по Тропинке Влюбленных. Леса купались в лучах
заходящего солнца, струившего свое тепло через просветы между холмами на
западе. Мэтью шел медленно, склонив голову. Аня, высокая и прямая, подстраивала
свои пружинистые шаги к его походке.
— Вы слишком много работали сегодня, Мэтью, —
сказала она с мягким упреком. — Почему бы не дать себе отдохнуть?
— Ну… кажется, я не могу, — сказал Мэтью, открывая
ворота двора, чтобы впустить коров. — Просто я старею, Аня, и все время об
этом забываю. Ну что ж, я всегда работал много и умру, наверное, тоже за
работой.
— Если бы я была мальчиком, о котором вы тогда просили
миссис Спенсер, — сказала Аня печально, — я могла бы помогать вам
теперь во многом и облегчить вашу жизнь. Из-за этого где-то в глубине души я
жалею, что не оказалась мальчиком… только из-за этого.
— Для меня, Аня, ты лучше, чем дюжина мальчиков, —
сказал Мэтью, похлопав ее по руке. — Заметь — лучше дюжины мальчиков. Вот
ведь не мальчик получил стипендию Авери, правда? А получила ее девочка… моя
девочка… моя девочка, которой я горжусь.
И, входя во двор, он улыбнулся ей своей обычной застенчивой
улыбкой. Аня думала об этой улыбке, когда ушла в тот вечер в свою комнату и
долго сидела там у открытого окна, думая о прошлом и мечтая о будущем. Под
окном смутно вырисовывалась в свете луны белая Снежная Королева; лягушки
распевали на болоте позади Садового Склона. Аня навсегда запомнила серебристую,
мирную красоту и душистый покой той ночи. Это была последняя ночь перед тем,
как горе коснулось ее жизни; а никакая жизнь больше никогда не будет той же
самой, если однажды его холодное священное прикосновение легло на нее.
|
