 Увеличить |
Глава 12
Торжественная клятва и
перспективы
Только в следующую пятницу Марилла узнала о шляпе,
украшенной венком цветов. Она вернулась домой от миссис Линд и потребовала у
Ани объяснений.
— Аня, миссис Рейчел рассказала мне, что в прошлое
воскресенье ты была в церкви с каким-то смешным венком из лютиков и диких
розочек на шляпе. Что за глупости! Ну, должно быть, и вид у тебя был!
— О, я знаю, мне не идет розовое и желтое, —
начала было Аня.
— Не идет! Что за вздор! Сажать цветы на шляпу, какого
бы цвета они ни были, просто смешно! Ты самый несносный ребенок на свете!
— Не понимаю, почему носить цветы на шляпе смешнее, чем
прикалывать к платью? — возразила Аня. — У многих девочек были
букетики, приколотые к платью. Какая разница?
Но Марилла не позволила оторвать себя от безопасного
конкретного предмета и увлечь на ненадежную тропу абстрактных рассуждений.
— Ты не должна так мне отвечать, Аня. Было это очень
глупо, и, пожалуйста, постарайся, чтобы впредь подобного не было. Миссис Рейчел
говорит, что чуть в обморок не упала, когда увидела тебя в таком наряде.
Сначала она не смогла добраться до тебя, чтобы велеть тебе снять этот глупый
венок, а потом было уже поздно. Она говорит, что прихожане сочли это ужасным…
Разумеется, все подумали, что это я совсем потеряла рассудок, раз позволяю тебе
выходить в этаком виде.
— Ах, мне так жаль, — сказала Аня со слезами на
глазах. — Я никак не предполагала, что вы будете возражать. Розочки и
лютики такие милые и душистые; я считала, что они прелестно выглядят на моей
шляпе. У многих девочек были искусственные цветы на шляпках. Боюсь, я буду для
вас сущим наказанием. Может быть, вам лучше отослать меня обратно в приют? Это
было бы ужасно. Не знаю, смогла бы я это пережить, скорее всего я заболела бы
чахоткой, я ведь ужасно худая. Но уж лучше это, чем быть для вас сущим
наказанием.
— Чепуха, — сказала Марилла, рассердившись сама на
себя за то, что довела девочку до слез. — И разумеется, я не собираюсь
отправлять тебя обратно в приют. Все, чего я хочу, это чтобы ты была как все
девочки и не выставляла себя на посмешище. Ну, перестань плакать. У меня есть
для тебя хорошая новость. Диана Барри сегодня вернулась домой. Я сейчас пойду к
ним, чтобы попросить у миссис Барри выкройку юбки, и, если хочешь, можешь пойти
со мной и познакомиться с Дианой.
Аня вскочила, сложив руки, слезы еще блестели у нее на
щеках; полотенце, которое она подрубала, соскользнуло на пол.
— Ах, Марилла, мне страшно… теперь, когда эта минута
пришла, мне по-настоящему страшно. Что, если я ей не понравлюсь? Это будет
наитрагичнейшее разочарование в моей жизни.
— Ну-ну, нет причины так волноваться. И пожалуйста, не
употребляй таких изощренных выражений, Это звучит смешно и неестественно в
устах девочки. Я уверена, что ты понравишься Диане. Но главное для тебя — это
отношение ее мамы. Если ты ей не понравишься, то не имеет значения, придешься
ли ты по душе Диане. Если миссис Барри узнает, как ужасно ты вела себя по
отношению к миссис Линд и о том, что ты ходила в церковь с лютиками на шляпе,
то не знаю, что она о тебе подумает. Ты должна быть вежливой и воспитанной и
избегать этих своих напыщенных речей. Господи Боже, да ребенок весь дрожит!
Аня действительно дрожала. Лицо ее было бледным и
напряженным.
— Ах, Марилла, вы бы тоже волновались, если бы вам
предстояло встретиться с девочкой, в которой вы надеетесь найти задушевную
подругу и можете не понравиться ее маме, — говорила она, поспешно хватая
свою шляпу.
Они направились в Садовый Склон кратчайшим путем — через
ручей и потом вверх по поросшему елями склону. Марилла постучала в дверь кухни.
Им открыла миссис Барри. Это была высокая черноглазая и черноволосая женщина с
очень решительным выражением лица. Поговаривали, что она очень строго
воспитывает своих детей.
— Как поживаете, Марилла? — сказала она
сердечно. — Заходите. Это, наверное, девочка, которую вы взяли на
воспитание?
— Да, это Аня Ширли, — сказала Марилла.
— Только не Анюта, — пробормотала Аня, которая,
хоть дрожащая и возбужденная, никак не могла допустить недоразумения в таком
важном вопросе.
Миссис Барри не расслышала или не поняла, она просто пожала
Ане руку и сказала ласково:
— Как поживаешь?
— Я здорова телом, хотя дух мой в явном смятении;
спасибо, мэм, — сказала Аня серьезно и, обратясь к Марилле, добавила громким
шепотом: — Ведь в этом не было никакой напыщенности, правда, Марилла?
Диана сидела на диване и читала книжку, которую сразу
отложила, когда вошли гости. Это была очень хорошенькая девочка, с такими же
черными, как у матери, глазами и волосами, с розовыми щечками и веселым
выражением лица, которое она унаследовала от отца.
— Вот моя Диана, — сказала миссис Барри. —
Диана, можешь взять Аню в сад и показать ей свои цветы. Это будет тебе
полезней, чем портить глаза над книжкой… Она слишком много читает, —
продолжила она, обращаясь к Марилле, когда девочки вышли из комнаты, — и я
не могу ничего поделать, потому что отец поддерживает ее и поощряет. Вечно она
торчит над книжкой! Я рада, что у нее появится подружка… может быть, будет
побольше времени проводить на свежем воздухе.
В это время в саду, освещенном ласковыми лучами заходящего
солнца, льющимися с запада через темные старые ели, стояли Аня и Диана,
застенчиво разглядывая друг друга поверх клумбы великолепных тигровых лилий.
Сад Барри был настоящим густым и тенистым лесом цветов,
которые в любой другой не столь торжественный и решающий момент привели бы в
восторг Анино сердце. Его окружали огромные старые ивы и высокие ели, под
которыми пышно разрослись тенелюбивые цветы. Аккуратнейшие дорожки, расходящиеся
под прямыми углами и тщательно обложенные с обеих сторон морскими раковинами,
пересекали его во всех направлениях, словно влажные красные ленты, а на клумбах
было настоящее буйство красок старомодных цветов. Здесь были розовые маргаритки
и огромные великолепные темно-красные пионы; благоуханные белые нарциссы и
колючие шотландские розы с удивительно сладким запахом; розовые, белые и
голубые водосборы и лиловые колокольчики; купы кустарниковой полыни,
канареечника и мяты; пурпурные анютины глазки, желтые нарциссы и множество
пахучего белого клевера с его нежными, ароматными, пушистыми цветами; алый
шалфей, выстреливающий своими огненными пиками поверх белых пелларгоний. Это
был сад, где хотелось задержаться даже солнечным лучам, где жужжали пчелы, а ветерки,
поддавшись его очарованию, слонялись без дела, мурлыкали и шелестели.
— О, Диана, — сказала наконец Аня, сжимая руки и
понизив голос почти до шепота, — как ты думаешь… о, как ты думаешь, ты
можешь полюбить меня хоть чуть-чуть… настолько, чтобы стать моей задушевной
подругой?
Диана засмеялась. Диана всегда смеялась, прежде чем
заговорить.
— Думаю, что да, — сказала она искренне. — Я
ужасно рада, что ты будешь жить в Зеленых Мезонинах. Это замечательно, что
теперь есть с кем поиграть. Здесь по соседству нет никакой девочки, с которой
можно бы было поиграть, а моя сестра слишком маленькая.
— Ты поклянешься быть моей подругой навеки? —
горячо спросила Аня.
Диана, казалось, была возмущена.
— Это ужасно нехорошо — клясться, — сказала она
укоризненно.
— Нет-нет, моя клятва не такая! Есть два вида клятв,
понимаешь!
— Я слышала только об одном, — сказала Диана с
сомнением.
— Нет, есть совсем другой. В нем нет ничего нехорошего.
Просто торжественное обещание.
— Ну, тогда другое дело, — согласилась Диана с
облегчением. — А как ты это делаешь?
— Мы должны взяться за руки… вот так, — сказала
Аня серьезно. — Правда, это нужно сделать над бегущей водой, но мы можем
вообразить, что эта дорожка и есть бегущая вода… Я скажу клятву первая. Я
торжественно клянусь быть верной моей задушевной подруге Диане Барри, пока
солнце и луна существуют. Теперь ты скажи, только вставь мое имя.
Диана повторила «клятву», рассмеявшись в ее начале и конце.
Потом она сказала:
— Ты странная девочка, Аня. Я уже слышала, что ты
странная. Но мне кажется, что я буду тебя очень любить.
Когда Марилла и Аня отправились домой, Диана проводила их до
самого мостика через ручей. Девочки шли обнявшись. У ручья они расстались,
несколько раз пообещав друг другу провести вместе завтрашний день.
— Ну как, нашла ты в Диане родственную душу? —
спросила Марилла, когда они уже шли через свой сад.
— О да! — вздохнула Аня блаженно, не замечая
насмешки в словах Мариллы. — О, Марилла, в эту минуту я — самая счастливая
девочка на острове Принца Эдуарда. И уверяю, я прочитаю сегодня молитву с
огромным удовольствием. Завтра мы с Дианой собираемся построить домик для игры
в березовой роще мистера Уильяма Белла. Можно мне взять разбитую фарфоровую
чашку, которая лежит в сарае? У Дианы день рождения в феврале, а у меня в марте.
Вам не кажется, что это очень необычное стечение обстоятельств? Диана даст мне
почитать книжку. Она говорит, что книжка просто замечательная и ужасно
захватывающая. Она мне покажет место в лесу, где растут маленькие лилии. Вам не
кажется, что у Дианы очень выразительные глаза? Я хотела бы, чтобы у меня были
выразительные глаза. Диана научит меня песенке "Нелли в орешнике" и
даст мне картинку, чтобы повесить в моей комнате. Это совершенно прелестная
картинка, — говорит Диана, — прекрасная дама в голубом шелковом
платье. Ей дал эту картинку торговец швейными машинами. Жаль, что у меня нет
ничего, чтобы подарить Диане. Я на дюйм выше, чем Диана, но она гораздо толще.
Она говорит, что хотела бы быть худой, потому что это гораздо изящнее, но я
боюсь, она так сказала, только чтобы меня утешить. А еще мы собираемся пойти к
морю собирать ракушки. Мы договорились, что назовем источник возле бревенчатого
мостика Ключом Дриад. Правда, изысканно? Я однажды читала рассказ об источнике,
который так назывался. Мне кажется, дриада — это что-то вроде взрослой феи.
— Да-а… Единственное, на что я надеюсь, это что ты не
заговоришь Диану насмерть, — сказала Марилла. — Но, составляя свои
планы, Аня, ты должна помнить, что нельзя играть с утра до вечера. У тебя будут
обязанности, и они должны стоять на первом месте.
Чаша Аниного счастья уже была полна, но Мэтью ее переполнил.
Он только что вернулся домой из магазина в Кармоди. Смущенно вытянув из кармана
маленький кулечек, он вручил его Ане, примирительно взглянув на Мариллу.
— Ты говорила, что любишь шоколадные конфеты. Вот, я
привез для тебя, — сказал он.
— Хм, — фыркнула Марилла, — испортишь ей зубы
и желудок. Ну-ну, детка, не смотри так печально. Можешь съесть их, раз уж Мэтью
съездил и привез. Он поступил бы лучше, если бы привез тебе мятных леденцов.
Они полезнее. И не съедай все сразу, а то заболеешь.
— О, нет-нет, — сказала Аня горячо. — Я съем
сегодня вечером только одну. И можно мне отдать половину конфет Диане?
Остальные будут для меня в два раза слаще, если я подарю половину ей.
Восхитительно, что у меня есть что-то, что я могу ей подарить.
— Нужно сказать в похвалу Ане, — заметила Марилла,
когда девочка ушла к себе в мезонин, — она не жадная. Я рада, потому что
терпеть не могу жадности в ребенке. Боже мой, всего три недели, как она у нас,
а мне кажется, будто она была здесь всегда. Я просто не могу представить дом
без нее. Ну-ну, Мэтью, не делай мины: я, мол, тебе говорил. Это и у женщины
неприятно, и уж совсем невыносимо у мужчины. Я открыто готова признать: я рада,
что согласилась оставить у нас этого ребенка, и она мне все больше нравится, но
не надо мне это постоянно подчеркивать, Мэтью.
|
