Увеличить |
22. ПОСЛЕДНИЕ
СЛОВА КАПИТАНА НЕМО
Жуткое
зрелище кончилось, и створы закрылись; но свет в салоне не зажегся. Внутри подводного
корабля царили безмолвие и мрак. «Наутилус» уходил от места скорби с
невероятной быстротой, на глубине ста метров. Куда он шел? На юг или на север?
Куда бежал этот человек, совершив свое ужасное, возмездие?
Я
вернулся к себе в каюту, где молча сидели Консель и Нед. Я чувствовал
отвращение к капитану Немо. Сколько бы он ни пострадал от других людей, он не
имел права наказывать их так жестоко. Он превратил меня если не в сообщника, то
в свидетеля деяний своей мести! Это уже слишком!
В
одиннадцать часов дали свет. Я прошел в салон. В нем было пусто. Я посмотрел на
инструменты. «Наутилус» несся к северу со скоростью двадцати пяти миль в час то
на поверхности, то на тридцать футов ниже. По отметкам на карте я видел, что мы
прошли мимо Ла-Манша и с невероятной скоростью идем по направлению к северным
морям. Я еле успевал ловить глазами мелькавших перед окнами длинноносых акул,
рыб-молотов, морских волков, частых посетителей этих вод, больших морских
орлов, тучи морских коньков, похожих на шахматных коней, угрей, извивавшихся,
как фейерверочные змейки, полчища крабов, плывших в наклонной плоскости,
скрестив клешни на панцире, наконец стаи касаток, соперничавших с «Наутилусом»
в быстроте. Но, конечно, о наблюдении, изучении, классификации не могло быть
речи.
К вечеру
мы прошли Атлантическим океаном двести миль. Смеркалось, и до восхода луны море
окутал мрак. Ужасная сцена разгрома все время воскресала в моем воображении.
С этого
дня кто мог сказать, куда нас увлечет «Наутилус» в этом бассейне Северной Атлантики?
Все время шедший с непостижимой скоростью! Все время в полупотемках! Дойдет ли
он до шпицбергенских кос, до круч Новой Земли? Пройдет ли по неведомым морям –
по Белому и Карскому, по Обскому заливу, архипелагам Ляхова, вдоль неизвестных
берегов Азиатского материка? Трудно сказать. Не знаю, сколько прошло времени.
Время остановилось на судовых часах. Казалось, день и ночь шли не обычным
чередом, а как в полярных странах. Я чувствовал себя во власти фантастического
мира, где так свободно вращалось больное воображение Эдгара По. Каждую минуту я
был готов увидеть мифического Гордона Пима, «эту туманную человеческую фигуру,
гораздо большего объема, чем у любого обитателя земли, распростертого поперек
водопада, который преграждает доступ к полюсу!»
Я
предполагаю, – может быть, и ошибочно, – что отважный бег «Наутилуса»
длился пятнадцать или двадцать дней, и неизвестно, сколько бы он продолжался,
если бы не катастрофа, закончившая это путешествие. О капитане Немо не было ни
слуху ни духу. О помощнике капитана – не больше. Ни один человек из экипажа не
появлялся ни на одну секунду. Почти все время «Наутилус» держался под водой.
Когда он поднимался на поверхность, чтобы обновить воздух, створы открывались и
закрывались автоматически. Ни одной отметки на карте. Я не имел понятия, где мы
находимся.
Добавлю,
что канадец, утратив силы и терпение, не появлялся тоже. Конселю не удавалось
выжать из него ни одного слова, и он боялся, как бы канадец в припадке безумия
или под влиянием невыносимой тоски по родине не покончил самоубийством. Он
следил за ним, не оставляя его ни на одну минуту.
Каждому
понятно, что в таких условиях наше положение стало невыносимым.
Однажды
утром, но какого числа сказать трудно, в первые часы дня я заснул, но сном болезненным,
тяжелым. Когда я пробудился, я увидал Неда, который нагнулся надо мной и шепотом
сказал:
– Бежим!
Я
вскочил.
– Когда? –
спросил я.
– В
эту же ночь. Похоже на то, что «Наутилус» остался без присмотра. Можно сказать,
что на судне все оцепенели. Вы будете готовы?
– Да.
А где мы?
– В
виду земли; сегодня я ее заметил сквозь туман, на расстоянии двадцати миль к
востоку.
– Что
это за земля?
– Не
знаю, но, какая б ни была, мы там найдем пристанище.
– Да,
Нед! Да, этой ночью мы бежим, хотя бы нам грозило утонуть в море.
– Море
бурное, ветер крепкий; но сделать двадцать миль на легкой посудинке с «Наутилуса»
меня нисколько не пугает. Я сумею незаметно перенести в шлюпку немного еды и
несколько бутылок с водой.
– Я
буду с вами, Нед.
– А
если меня застанут, – добавил Нед, – я буду защищаться, пока меня не
убьют.
– Мы
умрем вместе, Нед.
Я
решился на все. Канадец ушел. Я вышел на палубу, где с трудом мог удержаться на
ногах, – так сильно били волны. Небо не предвещало ничего хорошего, но,
раз в этом густом тумане была видна земля, надо бежать. Мы не могли терять ни
дня, ни часа.
Я
вернулся в салон, опасаясь и вместе с тем стремясь встретить капитана Немо,
желая и не желая его видеть. Что я ему скажу? Смогу ли скрыть невольный ужас,
какой внушал он мне? Нет! Лучше не встречаться лицом к лицу! Лучше забыть его!
А все-таки!..
Как
долго тянулся этот день, последний день, который я должен провести на
«Наутилусе»! Я оставался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со мной,
чтобы не выдавать себя.
В шесть
часов я сел обедать, хотя мне не хотелось есть. Но, несмотря на отвращение, я
принуждал себя, чтобы не ослабеть. В половине седьмого Нед вошел ко мне в
каюту. Он сказал:
– До
нашего отплытия мы не увидимся. В десять часов луны еще не будет. Мы воспользуемся
темнотой. Приходите в лодку. Консель и я будем вас ждать.
Канадец
сейчас же вышел, не дав мне времени ответить.
Я
захотел проверить курс «Наутилуса» и сошел в салон. Мы шли на
северо-северо-восток с пугающею скоростью на глубине пятидесяти метров.
В
последний раз я поглядел на чудеса природы, на великолепные произведения
искусства, теснившиеся в этом музее, на эти бесподобные коллекции, обреченные
когда-нибудь погибнуть на дне моря вместе с тем, кто их собрал. Мне хотелось
запечатлеть их навсегда в моей памяти. Так я провел здесь целый час; залитый
струями света, падающего с потолка, я все ходил и любовался сокровищами,
сиявшими в своих витринах.
Затем я
вернулся к себе в каюту. Там я надел непромокаемый морской костюм. Собрал свои
записки и спрятал их на себе. Сильно билось сердце. Я не мог умерить его стук.
Мое смущение, мое волнение не ускользнули бы, конечно, от капитана Немо.
Что
делал он в эту минуту? Я подошел к двери его каюты. Там слышались шаги. Немо
был у себя. Он не ложился спать. При каждом его движении мне все казалось, что
он вот-вот появится передо мной и спросит: «Почему хотите вы бежать?» Я пугался
малейшего звука. Воображение преувеличивало мои страхи. Это болезненное
состояние настолько обострилось, что я не раз спросил себя: не лучше ли войти к
капитану, стать перед ним и вызывающе взглянуть ему в лицо?
Сумасшедшая
мысль! К счастью, я удержался и, возвратясь к себе, лег на койку, чтобы
ослабить физическое возбуждение. Нервы успокоились, но мой разгоряченный мозг
работал, – в нем быстро проносились воспоминания о жизни на борту
«Наутилуса»; перед моим духовным взором промелькнуло все, что случилось после
Моего исчезновения с «Авраама Линкольна», все происшествия, плохие и хорошие; я
снова увидал: подводные охоты, пролив Торреса, берега Папуасии, мель,
коралловую гробницу, Суэцкий канал, Санторинский остров, критского ловца, бухту
Виго, Атлантиду, ледяной затор, Южный полюс, ледяную тюрьму, бой со спрутами,
бурю в Гольфстриме, «Мстителя» и ужасное зрелище корабля, потопленного вместе с
экипажем! Все эти события развертывались перед глазами, как движущаяся
декорация на театральном заднем плане. И в этом своеобразном окружении фигура
капитана возрастала непомерно. Его личность выделялась и получала
сверхчеловеческие соотношения. Он становился не подобием меня, а властелином
вод, гением морей!
Настала
половина десятого. Зажмурив глаза, я сдавливал голову руками, чтобы не дать ей
лопнуть. Мне не хотелось думать. Еще полчаса ожидания! Полчаса такого кошмара,
что можно сойти с ума!
И в это
время я услыхал смутные звуки аккордов на органе, печальную гармонию вроде заунывной
песни, истинный плач души, готовой порвать земные связи. Я слушал всем
существом своим, едва дыша и отдаваясь целиком тому же музыкальному восторгу,
какой, бывало, увлекал и капитана Немо в нездешний мир.
Но вдруг
я ужаснулся одной мысли. Капитан Немо вышел из своей каюты. Он был в салоне, а
мне, чтобы бежать, надо пройти через салон. И там я встречусь с ним в последний
раз, он меня увидит, а может быть, заговорит! Он может уничтожить меня одним
жестом, приковать к борту одним словом!
Сейчас
пробьет десять часов. Настало время выходить из каюты и присоединиться к моим
друзьям. Не могло быть колебаний, хотя бы капитан Немо стоял передо мной. Я
отворил дверь очень осторожно, и все-таки мне показалось, что она вращается на
петлях с ужасным скрипом. Возможно, этот скрип был лишь игрой моего
воображения!
Я начал
двигаться ползком по темным проходам «Наутилуса», все время останавливаясь,
чтобы сдержать сердцебиение. Я добрался до угловой двери салона и тихонько приотворил
ее. Полный мрак царил в салоне. Слабо звучали органные аккорды. Капитан Немо
сидел у органа. Он не видал меня. Мне кажется, он не заметил бы меня даже при
полном свете, настолько он весь ушел в свое восторженное состояние.
Я пополз
по мягкому ковру, стараясь ни на что не натыкаться, – малейший шум мог
меня выдать. Понадобилось пять минут, чтобы добраться до главной двери, ведущей
в библиотеку. Я уже собрался отворить ее, как вдруг глубокий вздох капитана
Немо приковал меня на месте. Я понял, что он вставал. Мне даже удалось, хотя и
смутно, разглядеть его, поскольку тонкий луч света из освещенной библиотеки
проникал в салон. Капитан шел по направлению ко мне, молча, скрестив на груди
руки, как-то скользя, а не шагая, точно призрак. Его стесненная грудь вздымалась
от рыданий. И мне послышались его слова, последние, дошедшие до моего слуха:
– Боже
всемогущий! Довольно! Довольно!
Что это?
Голос совести, крик души этого человека?
В полном
смятении я проскочил библиотеку, взобрался по центральному трапу и по верхнему
проходу добрался до лодки. Я проник в нее сквозь отверстие, уже впустившее туда
моих товарищей.
– Едем!
Едем! – крикнул я.
– Сейчас! –
ответил канадец.
Сначала
мы закрыли отверстие, проделанное в стальной обшивке «Наутилуса», и закрепили
его гайками при помощи английского ключа, которым запасся Нед Ленд. Таким же
образом закрыли и отверстие для лодки, а затем канадец стал отвинчивать гайки,
еле соединявшие нас с «Наутилусом».
Вдруг
внутри послышался какой-то шум, чьи-то голоса быстро, коротко перекликались.
Что там случилось? Неужели они заметили наш побег? Я почувствовал, как Нед Ленд
дал мне в руки кинжал.
– Да, –
прошептал я, – мы сумеем умереть!
Канадец
приостановил свою работу. В это время до меня донеслось одно слово, повторенное
раз двадцать, – слово страшное, и благодаря ему мне сразу стала ясной
причина волнения, охватившего весь «Наутилус». Его экипажу было не до нас!
– Мальстрим!
Мальстрим! – крикнул я.
Мальстрим!
Могло ли в нашем и без того ужасном положении раздаться слово более ужасное,
чем это? Значит, мы очутились в самых опасных водах Норвежского побережья.
Неужели в эту пучину затянуло «Наутилус», и как раз в то время, когда наша
лодка была уже готова отделиться от его железных стен? Давно известно, что
здесь морские воды, зажатые в часы прилива между Лофотенами и островами Феро,
превращаются в стремнину неодолимой силы. В ней образуется водоворот, из
которого еще никогда ни один корабль не мог спастись. Со всех точек горизонта
неслись чудовищные волны. Они-то и образуют эту бездну, справедливо названную
«пуп Атлантического океана» – водоворот такой мощи, что втягивал в себя все
плывущее на расстоянии пятнадцати километров. Его бездна засасывала не только
корабли, но и китов и белых медведей полярных стран.
В этой
бездне и оказался «Наутилус», попав туда невольно, а может быть, и волей
капитана Немо. «Наутилус» кружился по спирали, радиус которой становился все
короче. Само собою разумеется, что и наша лодка, еле прикрепленная к
«Наутилусу», носилась с головокружительною быстротой. Я это чувствовал,
испытывая такое же болезненное состояние, какое наступает после долгого
вращения на одном месте. Нас обуял предельный ужас, кровь застывала в жилах,
нервная реакция исчезла, все тело покрылось холодным потом, как при агонии! А
какой шум стоял вокруг утлой нашей лодки! Какой рев, разносимый эхом на много
миль! Какой грохот волн, разбивающихся об острые вершины подводных скал – там,
где дробятся самые твердые тела, где бревна перемалываются и превращаются в
мочало!
Какое
положение! Нас трепало во все стороны! «Наутилус» боролся, как человеческое существо.
Стальные мускулы его трещали. Временами он вздымался кверху, а вместе с ним и
мы!
– Надо
держаться и завинтить гайки! – сказал Нед. – Пока мы прикреплены к
«Наутилусу», мы можем еще спастись!..
Не успел
он договорить, как раздался треск; гайки отлетели, лодку вырвало из углубления
и швырнуло, как камень из пращи, в водоворот!
Голова
моя ударилась о железный каркас лодки с такой силой, что я потерял сознание.
|