15. ПИСЬМЕННОЕ
ПРИГЛАШЕНИЕ
На
следующий день, 9 ноября, я проснулся после глубокого двенадцатичасового сна.
Консель, по обыкновению, пришел узнать, «хорошо ли хозяин почивал», и
предложить свои услуги. Его друг, канадец, все еще спал так безмятежно, как
будто другого занятия у Него и не было.
Я не
мешал славному малому болтать, но отвечал невпопад. Меня тревожило, что капитан
не присутствовал на вчерашнем зрелище, и я надеялся увидеть его нынешним днем.
Я
облачился в свои виссоновые одеяния. Качество ткани вызвало у Конселя целый ряд
замечаний. Пришлось ему объяснить, что ткань эта вырабатывается из шелковистых
прочных нитей биссуса, посредством которых прикрепляется к скалам раковина, так
называемая «пинна», которая встречается во множестве у берегов Средиземного
моря. В старину из биссуса выделывали прекрасные ткани – виссоны, а позже
чулки, перчатки, чрезвычайно мягкие и теплые. И экипаж «Наутилуса» не нуждался
ни в хлопке, ни в овечьей шерсти, ни в шелковичных червях, потому что материал
для одежды ему доставляло море!
Одевшись,
я вошел в салон. Там было пусто.
Я
занялся изучением конхиологических сокровищ, хранившихся в витринах. Я рылся в
гербариях, наполненных редкостными морскими растениями, хотя и засушенными, но
не утратившими пленительной яркости красок. Среди этих изящных морских растений
я заметил кольчатые кладостефы, пластинчатые падины, каулерпы, похожие на
виноградные листья, бугорчатые каллитамнионы, нежные церамиумы ярко-красных
расцветок, хрупкие алые веерообразные агариумы и другие различные водоросли.
День
прошел, а капитан Немо не удостоил меня своим посещением. Железные створы на
окнах в салоне не раскрывались. Не желали ли охранить нас от пресыщения столь
дивным зрелищем?
«Наутилус»
держал курс на восток-северо-восток и шел на глубине пятидесяти – шестидесяти
метров со скоростью двенадцати миль в час.
Следующий
день, 10 ноября, прошел как и остальные: по-прежнему не показался ни один
человек из команды «Наутилуса». Нед и Консель провели большую часть дня со
мною. Отсутствие капитана удивляло их. Может быть, этот странный человек
заболел? А может быть, он переменил свое решение в отношении нас?
Впрочем,
как правильно заметил Консель, у нас не было причины жаловаться: мы пользовались
полной свободой, нас вкусно и сытно кормили. Наш хозяин строго соблюдал условия
договора. И к тому же самая необычность нашего положения представляла такой
интерес, что мы не вправе были сетовать на судьбу.
С этого
дня я стал аккуратно вести запись текущих событий, и поэтому могу восстановить
все наши приключения с величайшей точностью. И любопытная подробность! Свои
записи я вел на бумаге, изготовленной из морской травы.
Итак, 11
ноября, проснувшись ранним утром, я догадался по притоку свежего воздуха, что
мы всплыли на поверхность океана, чтобы возобновить запасы кислорода. Я
направился к трапу и вышел на палубу.
Было
шесть часов утра. Погода стояла пасмурная, море было серое, но спокойное. Лишь
легкая зыбь пробегала по водной глади. Появится ли нынче капитан Немо? Я так
надеялся встретить его тут. Но, кроме рулевого, заключенного в свою стеклянную
будку, на палубе никого не было. Сидя на возвышении, образуемом корпусом
шлюпки, я жадно вдыхал насыщенный солью морской воздух.
Понемногу,
под действием солнечных лучей, туман рассеялся. На восточной части горизонта
показался лучезарный диск. Море вспыхнуло, как порох. Высокие, рассеянные
облака окрасились в удивительно нежные тона, а обрамлявшие их, точно кружевом,
перистые облачка, так называемые «кошачьи языки», предвещали ветреный день.
Но что
значит ветер для «Наутилуса», который не страшился бурь!
Я
радостно встречал восход солнца – такое животворящее, исполненное ликования
явление природы, – как вдруг послышались чьи-то шаги.
Я
собрался было приветствовать капитана Немо, но это был только его помощник – я
видел его уже раньше, при первой встрече с капитаном. Он взошел на палубу,
казалось, не замечая моего присутствия. Приставив к глазам подзорную трубу, он
с величайшим вниманием стал исследовать горизонт. Окончив свои наблюдения, он
подошел к люку и произнес несколько слов. Я точно запомнил их, потому что впоследствии
слышал эти слова каждодневно при подобных же условиях.
Фраза
звучала так:
«Nautron
respoc lorni virch!»
Что
означала фраза, не знаю!
Произнеся
эти слова, помощник капитана сошел вниз. Я подумал, что «Наутилус» начнет снова
погружаться в морские глубины. Поэтому я в свою очередь поспешил сойти вниз.
Прошло
пять дней без каких-либо перемен. Каждое утро я выходил на палубу. Каждое утро
тот же человек произносил ту же фразу. Капитан Немо не появлялся.
Я решил,
что больше уже не увижу его, и покорился своей участи; но 16 ноября, войдя
вместе с Недом и Конселем в свою каюту, я нашел на столе адресованную мне
записку.
Я
поспешил вскрыть ее. Записка была написана по-французски, но готическим
шрифтом, напоминавшим буквы немецкого алфавита.
«Господину
профессору Аронаксу.
На
борту «Наутилуса», 16 ноября 1867 года.
Капитан
Немо просит господина профессора Аронакса принять участие в охоте, которая
состоится завтра утром в его лесах на острове Креспо. Капитан Немо надеется,
что ничто не помешает господину профессору воспользоваться его приглашением, и
притом он будет очень рад, если спутники господина профессора пожелают присоединиться
к нашей экскурсии.
Командир
«Наутилуса» капитан Немо».
– На
охоту? – вскричал Нед.
– Да
еще в его лесах на острове Креспо! – прибавил Консель.
– Стало
быть, этот человек иногда высаживается на берег? – спросил Нед Ленд.
– Сказано,
кажется, совершенно ясно, – ответил я, перечитывая письмо.
– Ну,
что ж! Надо принять приглашение, – заявил канадец. – А попав на сушу,
мы уж обдумаем, как нам поступить. Помимо всего, я не прочь съесть кусок свежей
дичи.
Не
пытаясь установить связь между ненавистью капитана Немо к континентам и
островам и его приглашением охотиться в лесах Креспо, я ограничился ответом:
– Посмотрим-ка
сперва, что представляет собою остров Креспо!
И тут же
на карте я нашел под 32° 40’ северной широты и 167° 50’ западной
долготы этот островок, открытый в 1801 году капитаном Креспо и значившийся на
старинных испанских картах под названием Rocca de la Plata, что по-французски
означает «Серебряный утес». Итак, мы находились в тысяча восьмистах милях от
точки нашего отправления, и «Наутилус» несколько изменил курс, повернув к
юго-востоку.
Я указал
моим спутникам на скалистый островок, затерянный в северной части Тихого
океана.
– Ну
если уж капитан Немо порою и выходит на сушу, – сказал я, – то,
конечно, он выбирает самые необитаемые острова!
Нед Ленд
ничего не ответил, только лишь покачал головой; затем они оба ушли. После
ужина, поданного безмолвным и невозмутимым стюардом, я лег спать несколько
озабоченный.
Поутру
17 ноября, проснувшись, я почувствовал, что «Наутилус» стоит на месте. Наскоро
одевшись, я вышел в салон.
Капитан
Немо был там. Он ожидал меня. Когда я вошел, он встал, поздоровался и спросил,
согласен ли я сопровождать его на охоту.
Поскольку
он не сделал ни малейшего намека насчет своего восьмидневного отсутствия, я
воздержался заговорить на эту тему и коротко ответил, что я и мои спутники
готовы сопутствовать ему.
– Но
позвольте, сударь, – прибавил я, – задать вам один вопрос.
– Пожалуйста,
господин Аронакс. Если смогу, я вам отвечу.
– Как
случилось, капитан, что вы, порвав всякие связи с землей, владеете лесами на
острове Креспо?
– Господин
профессор, – отвечал капитан, – леса в моих владениях не нуждаются ни
в солнечном свете, ни в теплоте. В них не водятся ни львы, ни тигры, ни
пантеры, ни какие-либо другие четвероногие. Об их существовании знаю лишь я
один. Растут они лишь для одного меня. Это не земные леса, а подводные.
– Подводные
леса? – вскричал я.
– Да,
господин профессор.
– И
вы предлагаете мне побывать в этих лесах?
– Совершенно
верно.
– Идти
туда пешком?
– Даже
не замочив ног.
– И
охотиться там?
– И
охотиться.
– И
взять ружье?
– И
взять ружье.
Я кинул
на капитана Немо взгляд, в котором не было ничего лестного для его особы.
«Несомненно,
у него голова не в порядке, – подумал я. – Видимо, у него был приступ
болезни, длившийся восемь дней, и, как знать, здоров ли он теперь? А жаль! Все
же лучше иметь дело с чудаком, чем с сумасшедшим!»
Мысли
эти были ясно написаны на моем лице, но капитан Немо жестом пригласил меня следовать
за собою, и я безропотно повиновался ему.
Мы вошли
в столовую, где был уже подан завтрак.
– Господин
Аронакс, – сказал капитан, – прошу вас позавтракать со мною без
церемоний. За столом мы продолжим наш разговор. Ведь я обещал вам прогулку в
лес, но не в ресторан! Поэтому рекомендую вам завтракать поплотнее; обедать,
видимо, мы будем очень поздно.
Я отдал
должное завтраку. Меню состояло из рыбных кушаний, ломтиков голотурий, превосходных
зоофитов, приправленных весьма пикантным соусом из морских водорослей, так
называемых порфир и лауренсий. Пили мы чистую воду, прибавляя в нее, по примеру
капитана, несколько капель перебродившего настоя, приготовленного,
по-камчатски, из водоросли, известной под названием «лапчатой родимении».
Вначале
капитан Немо завтракал молча. Потом он сказал:
– Господин
профессор, совершенно очевидно, что, получив мое приглашение на охоту в лесах
острова Креспо, вы сочли меня непоследовательным. Когда же вы узнали, что я
приглашаю вас в подводные леса, вы решили, что я просто сумасшедший. Никогда не
следует, господин профессор, поверхностно судить о людях.
– Но,
капитан, поверьте, что…
– Благоволите
выслушать меня, а после судите, можно ли обвинять меня в непоследовательности
или в сумасшествии.
– Я
слушаю вас.
– Господин
«профессор, вы, как и я, знаете, что человек может находиться под водой, если
при нем будет достаточный запас воздуха, нужного для дыхания. При подводных
работах водолазы, одетые в водонепроницаемый костюм, с защитным металлическим
шлемом на голове, получают воздух с поверхности через специальный шланг,
соединенный с насосом.
– Это
так называемые скафандры, – сказал я.
– Совершенно
верно! Но человек, одетый в скафандр, стеснен в своих действиях. Его связывает
резиновый шланг, через который насосы подают ему воздух. Это настоящая цепь,
которой он прикован к земле; и если бы мы были так прикованы к «Наутилусу», мы
не далеко бы ушли.
– Каким
же способом можно избежать такой скованности? – спросил я.
– Пользуясь
прибором Рукейроля-Денейруза, изобретенного вашим соотечественником и усовершенствованного
мною, вы можете без всякого ущерба для здоровья погрузиться в среду с совершенно
иными физиологическими условиями. Прибор этот представляет собою резервуар из
толстого листового железа, в который нагнетается воздух под давлением в
пятьдесят атмосфер. Резервуар укрепляется на спине водолаза ремнями, как
солдатский ранец. Верхняя часть резервуара заключает в себе некое подобие
кузнечных мехов, регулирующих давление воздуха, доводя его до нормального. В
обычном приборе Рукейроля две резиновые трубки соединяют резервуар со
специальной маской, которая накладывается на лицо водолаза; одна трубка служит
для вдыхания свежего воздуха, другая для удаления воздуха отработанного, и
водолаз по мере надобности нажимает языком клапан той или другой трубки. Но
мне, чтобы выдерживать на дне моря значительное давление верхних слоев воды,
пришлось вместо маски надеть на голову, как в скафандре, медный шлем с двумя
трубками – вдыхательной и выдыхательной.
– Превосходно,
капитан Немо! Но ведь запас воздуха быстро иссякает, и как только процент
кислорода падет до пятнадцати, он становится непригоден для дыхания?
– Разумеется.
Но я уже сказал вам, господин Аронакс, что насосы «Наутилуса» позволяют мне
нагнетать воздух в резервуар под значительным давлением, а при этих условиях
можно обеспечить водолаза кислородом на девять-десять часов.
– Оспаривать
это не приходится, – отвечал я. – Хотелось бы только знать, капитан,
каким способом вы освещаете себе путь на дне океана?
– Аппаратом
Румкорфа, господин Аронакс. Резервуар со сжатым воздухом укрепляется на спине,
а этот привязывают к поясу. Он состоит из элемента Бунзена, который я заряжаю
натрием, а не двухромистым калием, как обычно. Индукционная катушка вбирает в
себя электрический ток и направляет его к фонарю особой конструкции. Фонарь состоит
из змеевидной, полой, стеклянной трубки, наполненной углекислым газом. Когда
аппарат вырабатывает, электрический ток, газ светится достаточно ярко. Таким
образом я могу дышать и видеть под водой.
– Капитан
Немо, вы на все мои возражения даете такие исчерпывающие ответы, что я не смею
больше сомневаться. Однако, признав себя побежденным касательно аппаратов
Рукейроля и Румкорфа, я все же надеюсь взять реванш на ружьях, которыми вы
обещали меня снабдить.
– Но
ведь это не огнестрельное оружие, – отвечал капитан.
– Стало
быть, ружья действуют сжатым воздухом?
– Само
собою! И как мог бы я изготовлять порох на борту моего судна, не имея ни селитры,
ни серы, ни угля?
– И
притом, какое огромное сопротивление пришлось бы преодолевать пуле, если бы пользоваться
огнестрельным оружием под водой, в среде, которая в восемьсот пятьдесят пять
раз плотнее воздуха! – прибавил я.
– Ну,
это не причина! Существует оружие, усовершенствованное после Фультона англичанами
Филиппом Кольтом и Бурлеем, французом Фюрси и итальянцем Ланди, снабженное особыми
затворами и способное стрелять в таких условиях. Но, повторяю, не имея пороха,
я воспользовался сжатым воздухом, которым меня снабжают в неограниченном
количестве насосы «Наутилуса».
– Но
нагнетенный воздух быстро расходуется.
– Ну
что ж! Разве не при мне резервуар Рукейроля? Ведь в случае нужды он выручит
меня. А посему достаточно повернуть кран! Впрочем, вы сами увидите,
господин Аронакс, что подводные охотники скромно расходуют и кислород и пули.
– Все
же мне кажется, что в полутьме, какая царит на дне моря, и при чрезвычайной плотности
жидкой среды ружейные пули не попадают в цель на большом расстоянии и не могут
быть смертоносными.
– Напротив,
сударь! Каждый выстрел из такого ружья несет смерть. И как бы легко не было ранено
животное, оно падает, как пораженное молнией.
– Почему
же?
– Потому
что эти ружья заряжены не обычными пулями, а снарядом, изобретенным австрийским
химиком Лениброком. У меня имеется изрядный запас таких снарядов. Эти стеклянные
капсюли, заключенные в стальную, оболочку с тяжелым свинцовым дном, –
настоящие лейденские банки в миниатюре! Они содержат в себе электрический заряд
высокого напряжения. При самом легком толчке они разряжаются, и животное, каким
бы могучим оно ни было, падает замертво. Прибавлю, что эти капсюли не крупнее
дроби номер четыре и что обойма ружья вмещает не менее десяти зарядок.
– Сдаюсь! –
отвечал я, вставая из-за стола. – Мне остается только взять ружье. Словом,
куда вы, капитан, туда и я!
Капитан
Немо повел меня на корму «Наутилуса». Проходя мимо каюты Неда и Конселя, я
окликнул их, и они тотчас же присоединились к нам.
Затем мы
все вошли в камеру рядом с машинным отделением, где нам надлежало обрядиться в
водонепроницаемые костюмы для предстоящей подводной прогулки.
|
