ЗАГОВОРЩИКИ
Домик
Ларе служил штаб-квартирой «заговорщиков»: Артура Доуэля, Ларе, Шауба и Лоран.
На общем совете было решено, что Лоран рискованно возвращаться в свою квартиру.
Но так как Лоран хотела скорее повидаться с матерью, то Ларе отправился к мадам
Лоран и привез ее в свой домик.
Увидев
дочь живой и невредимой, старушка едва не лишилась чувств от радости; Ларе пришлось
подхватить ее под руку и усадить в кресло.
Мать и
дочь поместились в двух комнатах третьего этажа. Радость мадам Лоран омрачилась
только тем, что Артур Доуэль, «спаситель» ее дочери, все еще лежал больной. К
счастью, он не слишком долго подвергался действию удушливого газа. Брал свое и
его исключительно здоровый организм.
Мадам
Лоран и ее дочь по очереди дежурили у постели больного. За это время Артур
Доуэль очень подружился с Лоранами, а Мари Лоран ухаживала за ним более чем
внимательно; не будучи в силах помочь голове отца, Лоран переносила свои заботы
на сына. Так ей казалось. Но была еще причина, которая заставляла ее неохотно
уступать своей матери место сиделки. Артур Доуэль был первый мужчина,
поразивший ее девичье воображение. Знакомство с ним произошло в романтической
обстановке, — он, как рыцарь, похитил ее, освободив из страшного дома
Равино. Трагическая судьба его отца налагала и на него печать трагичности. А
его личные качества — мужественность, сила и молодость — завершали очарование,
которому трудно было не поддаться.
Артур
Доуэль встречал Мари Лоран не менее ласковым взглядом. Он лучше разбирался в
своих чувствах и не скрывал от себя, что его ласковость не только долг больного
по отношению к своей внимательной сиделке.
Нежные
взгляды молодых людей не ускользали от окружающих. Мать Лоран делала вид, что
ничего не замечает, хотя, по-видимому, она вполне одобряла выбор своей дочери.
Шауб, в своем увлечении спортом презрительно относившийся к женщинам, улыбался
насмешливо и в душе жалел Артура, а Ларе тяжело вздыхал, видя зарю чужого счастья,
и невольно вспоминал прекрасное тело Анжелики, причем теперь на этом теле он
чаще представлял голову Брике, а не Гай. Он даже сам досадовал на себя за эту
«измену», но оправдывал себя тем, что здесь играет роль только закон
ассоциации: голова Брике всюду следовала за телом Гай.
Артур
Доуэль не мог дождаться того времени, когда доктор разрешит ему ходить. Но
Артуру было разрешено только говорить, не поднимаясь с кровати, причем
окружающим был дан приказ беречь легкие Доуэля.
Ему
волей-неволей пришлось взять на себя роль председателя, выслушивающего мнение
других и только кратко возражающего или резюмирующего «прения».
А прения
бывали бурные. Особенную горячность вносили Ларе и Шауб.
Что
делать с Равино и Керном? Шауб почему-то облюбовал себе в жертву Равино и
развил планы «разбойных нападений» на него.
— Мы
не успели добить эту собаку. А ее необходимо уничтожить. Каждое дыхание этого
пса оскверняет землю! Я успокоюсь только тогда, когда удушу его собственными
руками. Вот вы говорите, — горячился он, обращаясь к Доуэлю, — что
лучше предоставить все это дело суду и палачу. Но ведь Равино сам нам говорил,
что у него власти на откупе.
— Местные, —
вставлял слово Доуэль.
— Подождите,
Доуэль, — вмешивался в разговор Ларе. — Вам вредно говорить. И вы,
Шауб, не о том толкуете, о чем нужно. С Равино мы всегда сумеем посчитаться.
Ближайшей нашей целью должно быть раскрытие преступления Керна и обнаружение
головы профессора Доуэля. Нам надо каким бы то ни было способом проникнуть к
Керну.
— Но
как вы проникнете? — спросил Артур.
— Как?
Ну, как проникают взломщики и воры.
— Вы
не взломщик. Это тоже искусство не малое…
Ларе
задумался, потом хлопнул себя по лбу:
— Мы
пригласим на гастроли Жана. Ведь Брике открыла мне, как другу, тайну его профессии.
Он будет польщен! Единственный раз в жизни совершит взлом дверных замков не из
корыстных побуждений.
— А
если он не столь бескорыстен?
— Мы
уплатим ему. Он может только проложить нам дорогу и скрыться с театральных подмостков,
прежде чем мы вызовем полицию, а это мы, конечно, сделаем.
Но здесь
его пыл охладил Артур Доуэль. Тихо и медленно он начал говорить:
— Я
думаю, что вся эта романтика в данном случае не нужна. Керн, вероятно, уже
знает от Равино о моем прибытии в Париж и участии в похищении мадемуазель
Лоран. Значит, мне больше нет оснований хранить инкогнито. Это первое. Затем, я
сын… покойного профессора Доуэля и потому имею законное право, как говорят
юристы, вступить в дело, потребовать судебного расследования, обыска…
— Опять
судебного, — безнадежно махнул рукой Ларе. — Запутают вас судебные
крючки, и Керн вывернется.
Артур
закашлял и невольно поморщился от боли в груди.
— Вы
слишком много говорите, — заботливо сказала мадам Лоран, сидевшая подле
Артура.
— Ничего, —
ответил он, растирая грудь. — Это сейчас пройдет…
В этот
момент в комнату вошла Мари Лоран, чем-то сильно взволнованная.
— Вот
читайте, — сказала она, протягивая Доуэлю газету.
На
первой странице крупным шрифтом было напечатано:
|
