4. Долина ужаса
На
следующее утро Макмэрдо прежде всего вспомнил о своем вступлении
в ложу. И неудивительно: рука у него распухла
и воспалилась, сильно болела голова. Поздно позавтракав, он сел за письмо
одному приятелю. Принесли свежий «Гералд». Внизу была напечатана заметка под
названием «Преступление в редакции „Гералда“». Она вкратце сообщала
о вечернем нападении и кончалась словами:
«Дело
передано полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет
к каким-либо результатам. Многочисленным друзьям Стейнджера мы сообщаем,
что, хотя он был жестоко избит и получил несколько повреждений головы,
жизнь его вне опасности».
Макмэрдо
положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил
вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась
и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную
мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст
гласил:
«Мне
нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем
встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас,
я сообщу кое-что важное и для вас и для меня».
Макмэрдо
дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их
авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу.
Мельничным
холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли
гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место.
С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на
город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти
и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по
дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до
закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся
пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым
воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов,
и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они
обменялись сигналами ложи.
— Мне
хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, — сказал Моррис
с неуверенностью. — Спасибо, что вы приняли мое приглашение.
— Почему
вы не подписались?
— Необходима
осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому
нет.
— Братьям
по ложе следует доверять.
— Ну,
не всегда, — с горячностью возразил Моррис. — Все, что мы
говорим, и даже все, что думаем, передают мистеру Макгинти.
— Послушайте, —
с недовольством сказал Макмэрдо, — вам известно, что я только
вчера клялся в верности мастеру. Вы хотите, чтобы я нарушил свою
клятву?
— Плохи
же у нас дела, если свободные граждане не смеют высказывать свои мысли,
разговаривая с глазу на глаз.
Макмэрдо,
пристально наблюдавший за собеседником, казалось, смягчился.
— Как
вам известно, я здесь недавно и плохо знаю ваши обычаи. Не мне
начинать говорить, мистер Моррис… Если вам нужно что-нибудь сказать, я вас
слушаю.
— Чтобы
передать все мистеру Макгинти?
— Успокойтесь.
Лично я останусь верен ложе, говорю вам это прямо. Но я не выдаю то,
что мне сказали по секрету. Но учтите, ни в чем, что противоречит
интересам ложи, не ждите от меня помощи.
— Быть
может, я отдам в ваши руки свою жизнь, говоря откровенно. Но вы все
же новичок. Значит, совесть у вас еще не так заскорузла, как
у других. Вот почему мне хотелось поговорить с вами.
— Что
же вы хотите сообщить мне?
— Если
вы меня выдадите, пусть ляжет на вас мое проклятие.
— Я сказал,
что не выдам!
— Тогда
ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго и произнесли обеты
верности и милосердия, приходила вам на ум мысль, что это поведет вас
к преступлениям?
— Смотря
что называть преступлением.
— Смотря
что! — воскликнул Моррис гневно. — Мало вы видели наших дел, если
можете назвать их как-нибудь иначе. Ну а прошлой ночью, когда старого
человека, который мог быть вашим отцом, избили до полусмерти, — что это
было, по-вашему?
— Некоторые
сказали бы, что это война, — спокойно ответил Макмэрдо, — а на
войне — как на войне: все сводят счеты как могут.
— Вы
все-таки ответьте на мой вопрос: думали вы о чем-либо подобном, когда
вступали в чикагскую ложу?
— Должен
признаться, нет.
— Так
было и со мной, когда я вступил в орден в Филадельфии.
К сожалению, дела мои там расстроились, и в один проклятый Богом
час я услышал о Вермиссе. Я приехал сюда для поправки своих дел.
Боже, подумать только… Со мной приехали жена и трое детей. На рыночной
площади я открыл магазин, и дела пошли отлично. Потом я вступил в местную
ложу — так же, как вы вчера. Я сразу очутился во власти злодея
и запутался в сети преступлений. Что мне оставалось делать? Я не
могу отсюда уехать, так как все состояние мое вложено в магазин. Если
я откажусь от братства, то буду тут же убит, и один Бог ведает, как
поступят с моей женой и детьми. О, это ужасно! — Моррис закрыл
лицо руками.
Макмэрдо
пожал плечами.
— Вы
слишком сердобольны для всех этих дел.
— Во
мне не умерла совесть, но они превратили меня в преступника. Особенно
запомнился один случай. Однажды мне дали поручение. Если бы я отказался,
меня постигла бы смерть… Воспоминание о случившемся будет вечно
преследовать меня. Милях в двадцати от города стоял уединенный дом, вон
там, у гор… Мне приказали караулить двери, поручить мне самое дело они не
решились. Остальные вошли в комнату, и, когда снова появились из дверей,
их руки были в крови… Мы собирались уйти, когда позади нас в доме
закричал ребенок. Я чуть не потерял сознание от ужаса, но мне надо было
улыбаться, иначе в следующий раз они вышли бы с окровавленными руками
из моего дома и мой маленький Фрэд кричал бы так же… По приказу
я сделался палачом… Я верующий католик, но патер не захотел
и говорить со мной, узнав, что я Чистильщик… Меня отлучили от церкви…
Мне ясно, что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: готовы ли
вы сделаться хладнокровным убийцей?.. Или мы все же можем каким-нибудь способом
остановить все это?
— Что
вы хотите делать? — резко спросил Макмэрдо. — Ведь не донести же?
— Боже
сохрани, — ответил Моррис. — Одна мысль об этом стоила бы мне жизни.
— Ну
что ж, — сказал Макмэрдо, — лично мне вы кажетесь просто
слабохарактерным человеком. К тому же вы придаете всему этому слишком
много значения.
— Слишком
много! Поживите здесь дольше, тогда узнаете! Посмотрите в долину, какую
тень бросают на нее клубы дыма? Поверьте, тень преступлений куда мрачнее. Мы
живем в Долине ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей
трепещут от страха. Скоро, молодой человек, вы сами убедитесь в этом.
— Поживем —
увидим, — беспечно сказал Макмэрдо. — Придет время,
и я скажу вам, что думаю по этому поводу. А теперь мне ясно
только одно: вы не годитесь для жизни в долине и чем скорее продадите
свою лавочку за любую цену и уедете отсюда, тем лучше. Я не забуду,
что вы сказали. Надеюсь, вы говорили с добрыми намерениями. Прощайте.
— Погодите, —
остановил его Моррис. — Нас могли заметить вместе, и кто знает, не
пожелают ли они узнать, о чем мы разговаривали.
— С вашей
стороны предусмотрительно подумать об этом.
— Скажем,
я предлагал вам место у меня в магазине.
— А я отказался.
Ну что ж, договорились. Прощайте, брат Моррис, и желаю, чтобы
в будущем вам жилось легче.
В тот же
вечер Макмэрдо в задумчивости сидел у себя в гостиной возле
печки и курил. Неожиданно дверь распахнулась и в комнату
ввалился мастер ложи. Он сел против молодого человека и несколько секунд
молча смотрел на него. Макмэрдо выдержал этот взгляд совершенно спокойно.
Наконец Макгинти сказал:
— Я редко
хожу в гости, брат Макмэрдо, так как посетители отнимают у меня
слишком много времени. Тем не менее я решил навестить вас.
— Горжусь
этим, — ответил Макмэрдо и поднялся с места, чтобы достать из
буфета бутылку виски. — Не ожидал такой чести.
— Ну
как рука?
Макмэрдо
скривился.
— Дает
о себе знать, но ничего: стоит помучиться.
— Да, —
ответил Макгинти, — стоит для людей, преданных ложе и готовых
работать на нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном
холме?
Вопрос
прозвучал неожиданно, но у Макмэрдо был наготове ответ.
— Моррис
добрый парень. Ему показалось, что я нуждаюсь, и, желая мне помочь, он
предложил мне место в своем магазине.
— И вы
отказались?
— Ну,
конечно. Я могу, не выходя из комнаты, заиметь за четыре часа больше, чем
он дал бы мне за месяц.
— Верно.
Но на вашем месте я не стал бы часто встречаться с Моррисом.
— Почему?
— Потому
что я советую вам это. Для всех оказалось бы вполне достаточно моего
слова.
— Может
быть, но не для меня, — смело возразил Макмэрдо.
Глаза
смуглого исполина гневно вспыхнули, однако в следующую секунду выражение
его лица изменилось, и он громко засмеялся неискренним смехом.
— Я всегда
говорил, что вы странная карта в игре. Ну, если вам нужны объяснения,
извольте, я их вам дам. Разве Моррис не отзывался плохо о ложе?
— Нет.
— А обо
мне?
— Тоже
нет.
— Значит,
он просто не доверяет вам. В душе же он неверный брат. Мы это знаем
и ждем только случая наказать его. В нашем загоне нет места для
паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным
человеком, подозрение в неверности падет и на вас. Понятно?
— Я не
могу подружиться с ним, потому что этот человек мне не нравится, —
ответил Макмэрдо. — Что же до моей неверности, так заговори о ней не
вы, а кто-нибудь другой, ему бы не пришлось произнести следующую фразу.
— Хорошо,
сказано достаточно, — заметил Макгинти. — Я пришел, чтобы вовремя
предупредить вас, что и сделал.
— Но
как вы узнали о моем свидании с Моррисом?
Макгинти
засмеялся.
— Я должен
знать все, что происходит в городе, — сказал он, —
и советую помнить, что я все знаю. Ну, мне пора, я только
добавлю, что…
Но он не
успел закончить прощальную фразу: дверь распахнулась, и настороженные лица
трех полицейских заглянули внутрь. Макмэрдо вскочил и вытащил было
револьвер, однако тут же снова спрятал его в карман, увидев наведенные на
себя дула винтовок. Четвертый человек, тоже в мундире, вошел
в комнату, и Макмэрдо узнал в нем капитана Мервина из Чикаго.
Капитан подошел к нему и покачал головой.
— Я так
и думал, что нам еще предстоит встретиться. Одевайтесь и пошли.
— Вам
придется за это ответить, — прогремел Макгинти. — Как вы смеете
врываться в частный дом и оскорблять честных людей?
— Это
вас не касается, советник, — ответил Мервин. — Мы пришли не за вами,
а вот за этим молодчиком, и вы обязаны помогать полиции исполнять ее
долг.
— Он
мой друг, и я отвечаю за него.
— Смотрите,
мистер Макгинти, как бы вам не пришлось отвечать за собственные дела. Ну
а этот Макмэрдо был негодяем еще до приезда в Вермиссу, негодяем он
остался и теперь… А ну-ка давайте сюда револьвер, молодчик.
— Вот
он, — хладнокровно сказал Макмэрдо. — Будь мы с вами
с глазу на глаз, капитан Мервин, вы бы разговаривали иначе.
— Где
приказ об аресте? — спросил Макгинти. — Ей-богу, пока в полиции
служат такие господа, как вы, в Вермиссе будет все хуже. Вы нас оскорбили
и ответите за это.
— Исполняйте
ваш долг, как вы его понимаете, советник, — сказал Мервин, —
а мы будем исполнять свой.
— В чем
меня обвиняют? — спросил Макмэрдо.
— В том,
что вы участвовали в нападении на редактора Стейнджера в помещении
«Гералда». Можете радоваться, что вас не обвиняют в убийстве.
Макгинти
грубо рассмеялся.
— Если
дело в этом, то советую вам бросить его: Макмэрдо был в Доме союза
и до полуночи играл в покер. Человек двенадцать свидетелей подтвердят
мои слова.
— Все
выяснится на суде. А пока пошли, Макмэрдо. Отойдите, мистер Макгинти, в сторону:
во время исполнения своих служебных обязанностей я сопротивления не
допущу.
В голосе
капитана прозвучала такая решительность, что Макмэрдо и Макгинти осталось
только подчиниться. На прощание мастер успел шепнуть несколько слов
арестованному.
— А как
же?.. — он указал большим пальцем через плечо, и Макмэрдо понял, что
он имеет в виду фальшивые доллары.
— Все
в порядке, — шепотом ответил Макмэрдо: у него был тайник под
полом в спальне.
— До
свидания, — громко сказал Макгинти, пожимая ему руку. — Я поговорю
с адвокатом Релаем и все издержки возьму на себя. Можете быть
уверены: вас скоро освободят.
Капитан
подозрительно посмотрел на них.
— Вы
двое, — обратился он к полицейским, — сторожите арестованного
и стреляйте, если он надумает бежать. А я обыщу дом.
Но обыск
ничего не дал, и Макмэрдо повели в полицию. Стемнело, дул резкий
ветер, поэтому людей на улицах было мало. Но встречавшиеся прохожие, ободренные
темнотой и присутствием полиции, осыпали арестованного оскорблениями.
— Судите
проклятого Чистильщика! — крикнул кто-то. — Линчуйте его!
После
короткого допроса Макмэрдо поместили в общую камеру. Там он увидел
Болдуина и других участников нападения.
Но
длинная рука ложи дотянулась и сюда. Ночью какой-то полицейский вошел
в камеру с охапкой соломы и вынул из нее две бутылки виски, еду
и колоду карт. Арестованные провели ночь не скучно.
Утром
стало ясно, что им действительно нечего опасаться. С одной стороны,
свидетели нападения — метранпаж и наборщики — признали, что
освещение было слабое, а они волновались и потому не могут теперь
клятвенно удостоверить личности нападавших; к тому же ловкий адвокат,
приглашенный Макгинти, совсем их запутал. Пострадавший, который дал показания
в больнице, помнил лишь, что первый ударивший его человек был
с усами. Стейнджер, правда, добавил, что убежден в причастности
к нападению Чистильщиков, потому что из всех окрестных жителей только они
одни его ненавидят и он уже не раз получал от них угрожающие письма. Но,
с другой стороны, шестеро граждан, в том числе и муниципальный
советник Макгинти, заявили, что все обвиняемые в момент нападения играли
в карты в Доме союза и ушли очень поздно. В результате
обвиняемых отпустили, сказав им несколько слов, похожих на извинение,
а капитану Мервину и всей полиции сделали замечание за неуместное
усердие.
Когда
огласили решение, в зале раздались крики одобрения. Макмэрдо глянул
и увидел много знакомых лиц. Братья ложи улыбались и махали шляпами.
Остальные присутствующие, сжав губы и сдвинув брови, молча смотрели на
оправданных, когда те выходили из суда. Только один рабочий с черной
бородой крикнул им вслед:
— Проклятые
убийцы!.. Мы все же засадим вас!
|