3. Ложа 341
На
следующий день Макмэрдо переселился из дома старого Джейкоба Шефтера
в меблированные комнаты вдовы Макнамара, находившиеся на краю города. Его
знакомый Сканлейн вскоре переехал в Вермиссу и поместился там же.
У старухи не было других жильцов. Она предоставляла двоих друзей самим
себе, и они могли распоряжаться в доме как им было угодно. Шефтер
немного смягчился и позволил Джону приходить к нему обедать, так что
свидания с Этти не прекратились. Со временем они все больше сближались.
На новой
квартире Макмэрдо чувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты
для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже
показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил
с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что
пускать их в обращение можно было безо всякого опасения. Товарищи Джона
удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Макмэрдо объяснял
всем, что, живя не трудясь, он снова привлек бы к себе внимание полиции.
Вскоре
у него и в самом деле вышло столкновение с одним
полицейским, но оно принесло ему больше добра, чем зла. После первого
знакомства с главой ложи Макмэрдо почти каждый вечер заходил в Дом
союза. Смелые речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Происшедший
случай еще больше укрепил их.
Как-то
вечером, в час, когда в баре обычно особенно много народу,
в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все
замолчали, и на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов.
Только Макгинти сохранял полное спокойствие и не выразил никакого удивления,
когда инспектор подошел к его прилавку.
— Дайте
чистого виски. Холодная ночь, — сказал полицейский. — Кажется, мы еще
не знакомы с вами, советник?
— Вы
новый инспектор? — вопросом ответил ему Макгинти.
— Да.
Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам
поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин.
— Нам
и без вас было неплохо, капитан, — холодно заметил Макгинти. —
У нас вполне хватало и своих полицейских.
— Ну,
не будем ссориться, — добродушно заметил инспектор. — Все мы
исполняем свои обязанности, как их понимаем… Только у нас различные
взгляды. — Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту
минуту увидел хмурое лицо Макмэрдо, который стоял невдалеке. — Ого! —
произнес Мервин, оглядывая того с ног до головы. — Старый знакомый!
Макмэрдо
выразил заметное недовольство.
— Вот
уж никогда не дружил ни с кем из фараонов!
— Знакомый —
не всегда друг, — с широкой улыбкой ответил полицейский. — Вы
Джон Макмэрдо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы не станете?
Джон
пожал плечами.
— И не
подумаю. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени?
— Могли
бы постыдиться.
— Черт
возьми, что вы хотите сказать? — повысил голос Макмэрдо, сжав кулаки.
— Только
то, что до приезда в эту угольную яму я служил в Чикаго.
Тамошних молодчиков знаю всех наперечет.
— Неужели
вы тот самый Мервин из чикагского центрального управления?
— Тот
самый, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто.
— Я его
не убивал!..
— Вот
как! Во всяком случае, его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то
вам плохо пришлось бы за кругляшки. А теперь прямых свидетелей против вас
не существует. Так можете возвращаться в Чикаго.
— Мне
и здесь хорошо.
— Все
же, молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение.
— Спасибо, —
буркнул Макмэрдо.
— Смотрите,
только не вздумайте опять приняться за старое. Предупреждаю вас. А теперь
желаю всем спокойной ночи.
Он ушел
из бара, сотворив нового героя. О подвигах Макмэрдо в Чикаго давно
уже шептались, но при расспросах он отделывался лишь неопределенной улыбкой.
Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона
и горячо жали ему руку, наперебой угощая виски. Джон мог не пьянея выпить
очень много, но в этот вечер, не будь с ним Сканлейна, он вряд ли
благополучно добрался бы до постели.
В
субботу вечером Макмэрдо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже
посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без
дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные
обряды.
В самой
Вермиссе насчитывалось около шестидесяти членов братства, однако это была лишь
часть организации: в других городках долины существовало еще несколько
лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью.
Ложа
собралась в большой комнате дома Макгинти, отведенной специально для таких
заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собрались
около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами,
и многие на него вожделенно поглядывали. На председательском месте
восседал Макгинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала ему спутанную
черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от
него помещались украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней. Между
ними находился и Тед Болдуин. На его красивом, но жестоком лице читалось
сосредоточенное внимание. Остальные были почти все людьми зрелого возраста.
К рядовым же членам ложи принадлежали большей частью парни лет восемнадцати —
двадцати. Смотря на них, трудно было поверить, что это члены опасной шайки
убийц, искренне гордящиеся своими кровавыми репутациями.
Жертвами
Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее.
В это число попадали все, кто отказывался делать «добровольные» взносы
в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики
начинали с шантажа, а если он не приносил успеха, то без малейших
колебаний кончали поджогами и убийствами. Некогда они действовали
осторожно, стараясь соблюдать тайну, но, очевидно, бессилие полиции вскоре
развязало им руки. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не
решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда,
у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса
позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет
продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был
осужден. Единственная опасность для Чистильщиков могла исходить только от самой
жертвы. Как бы скрыто они ни готовились к «операции» и как бы
неожиданно ни нападали, защищающийся мог в отчаянии нанести им урон, хотя
бы кого-нибудь ранить. Что порой и происходило.
Придя
в ложу, Макмэрдо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто
не сообщил ему, в чем оно состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона
в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него доносился гул
голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура.
Наконец дверь отворилась, и к Макмэрдо подошел незнакомец
с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо.
— Мастер
приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу
собрания, — сказал он и вместе с другими двумя братьями снял
с Макмэрдо пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей
стянул веревкой руки и наконец надел на голову черный капюшон. Затем его
повели.
Джону
казалось, что он двигается в полной темноте, ему было душно, и голос
заговорившего с ним Макгинти прозвучал глухо.
— Джон
Макмэрдо, — произнес этот голос, — вы уже принадлежите
к старинному ордену масонов?
В знак
утверждения Макмэрдо поклонился.
— Ваша
ложа в Чикаго номер двадцать девять?
Новый
поклон.
— Темные
ночи неприятны.
— Да,
для странствующих иностранцев.
— Тучи
тяжелы.
— Да,
подходит буря.
— Довольны
ли вы, братья? — спросил мастер.
Ему
ответил утвердительно гул голосов.
— По
вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите
к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться
испытанию?
— Готов.
— Твердое
ли у вас сердце?
— Твердое.
— В доказательство
сделайте шаг вперед.
В то же
мгновение Макмэрдо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два
острия. Казалось, ступи он вперед — и с глазами распростится. Однако
он заставил себя двинуться — и мгновенно перестал ощущать давление.
Снова послышался гул одобрения.
— У него
твердое сердце, — произнес голос. — Способны ли вы переносить боль?
— Не
хуже других.
— Испытайте
его.
Макмэрдо
едва удержался от крика: жгучая, мучительная боль пронзила его руку. Он чуть не
потерял сознание, но крепко сжал кулаки и закусил губу, чтобы сдержать
даже самый легкий стон.
— Я мог
бы стерпеть и большее, — сказал он.
Послышались
восхищенные голоса, чьи-то руки похлопывали его по спине. Потом с него
сняли капюшон. Некоторое время Джон стоял без движения, щурясь на свет
и стараясь улыбаться.
— Последнее
слово, Макмэрдо, — сказал Макгинти. — Вы уже принесли клятву хранить
тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение
клятвы — немедленная смерть?
— Да.
— И вы
подчинитесь власти мастера при всяких обстоятельствах?
— Подчинюсь.
— Итак,
от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права
и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем
за здоровье нашего достойного брата.
Макмэрдо
принесли его пиджак, но, прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую
руку. На предплечье краснело глубокое, выжженное железом клеймо: круг
и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же
знаки.
— Нас
всех клеймили, — сказал один, — но не все мы так храбро вынесли это,
как вы.
— О,
пустяки, — ответил Макмэрдо. Он пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его
горела.
Когда
выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Макмэрдо слушал
во все уши.
— Первым
пунктом в моей записной книжке, — сказал Макгинти, — значится
чтение письма мастера Уиндла из Джилмертонской ложи номер двести сорок девять.
Вот что он пишет:
«Дорогой
сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрю Рэ из фирмы „Рэ
и Стермиш“, которой принадлежат угольные копи неподалеку. Ваша ложа
обязана нам помочь: вы пользовались услугами двоих наших братьев прошлой
осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных
людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам
известен. Он им сообщит, где и когда действовать.
Ваш
Д. В. Уиндл».
Уиндл
никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, — добавил
Макгинти, — и мы тоже не можем отказать ему. — Он обвел комнату
своими тусклыми глазами. — Кто вызовется добровольно на дело?
Многие
молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно
улыбнулся.
— Вы
годитесь, Тигр Кормак. Если вы будете действовать так же хорошо, как
в прошлый раз, вы окажетесь нелишним. Вы тоже, Уилсон?
— Только
у меня нет револьвера, — сказал Уилсон, совсем еще юноша.
— Ваше
первое дело, не так ли? Что ж, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью.
Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вы получите, когда придете
сюда в понедельник.
— А награду
мы получим? — спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек
с грубым лицом. Тигр — это была, очевидно, его кличка,
свидетельствовавшая об особой кровожадности.
— Не
беспокойтесь об этом. В шкатулке наверняка найдется для вас несколько
долларов.
— А что
сделал этот человек? — спросил Уилсон.
— Вам
не следует задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. За что —
это не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. На
будущей неделе к нам приедут два брата из Джилмертонской ложи, чтобы
поработать в наших местах.
— Кто
именно?
— Лучше
не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете показать, если
дойдет до допроса в полицейском участке. Следовательно, не причините вреда
ни другим, ни себе. Я знаю одно: эти братья чисто выполняют задания.
— Давно
пора заняться делом, — произнес Тед Болдуин. — А то здесь люди
совсем осмелели. Дошло до того, что на прошлой неделе десятник Блейкер даже
выгнал из своего дома троих наших ребят. Его пора учить, и он сполна
получит заслуженное.
— Что
он получит? — шепотом спросил Макмэрдо своего соседа.
— Заряд
свинца, — со смехом ответил тот. — Что вы скажете о наших
порядках, брат?
— Они
мне по душе, — ответил Макмэрдо. — Тут у вас самое место для
смельчака.
Несколько
Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали.
— Что
происходит? — крикнул мастер с противоположного конца стола.
— Новый
брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу. Макмэрдо поднялся с места.
— Почтенный
мастер, я хотел бы сказать, что, когда вам понадобится человек,
я почту за честь помочь ложе.
Ему
снова зааплодировали. Некоторые из старших сочли, что новая звезда поднимается
на горизонте слишком уж быстро.
— Я хотел
бы заметить, — сказал сидевший рядом с председателем секретарь
Гарвей, седой человек с лицом коршуна, — что брату Макмэрдо
следовало бы подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу.
— Не
беспокойтесь, ваша очередь наступит, брат, и очень скоро, — сказал
председатель. — Во всяком случае, мы отметили вашу готовность. Если
хотите, можете принять участие в маленьком деле даже сегодня ночью.
— Я с радостью.
— Тогда
можете сегодня поработать.
Макгинти
снова заглянул в список.
— Теперь
переходим к следующему пункту. Выслушаем отчет казначея. Что у нас
в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнавэ. Он погиб, работая
для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье.
— Джима
застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера
Уилкса, — сообщил Макмэрдо его сосед.
— С кассой
все обстоит хорошо, — сказал казначей, держа перед собой отчетную
книгу. — Последнее время все фирмы не скупились. «Макминдер и К°»
заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично
вернул ее и потребовал пятисотенную. Если я не получу денег
к среде, их мельничный привод непременно испортится. Нам пришлось сжечь их
плотину в прошлом году, чтобы заставить их образумиться. Затем Западная
угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег,
и мы можем выполнить все наши обязанности.
— А как
обстоит дело с Арчи Свиндоном? — спросил кто-то.
— Он
продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой
говорит, что охотнее станет подметать улицы в Нью-Йорке, чем останется
крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул
раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он
в долине больше не покажется.
Старый
человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся
с противоположного председательскому месту конца стола.
— Казначей, —
начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого
мы вытеснили из этой области?
— Брат
Моррис, ее, разумеется, купила Джилмертонская железнодорожная компания.
— А кто
купил копи «Тодмэна и Ли», которые продавались в прошлом году?
— Та
же компания, брат Моррис.
— Кто
купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию «Ван Дегер
и Этвуд»?
— Все
они приобретены Джилмертонской фирмой.
— Я не
думаю, брат Моррис, — сказал Макгинти, — чтобы нам было важно знать,
кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из
округа.
— Достопочтенный
мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы
вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные
компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько
не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных
представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не
преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний.
Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат
объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить
неугодных им людей на виселицу.
Моррис
сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти.
— Вы
вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто
в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных
компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут
более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, —
Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа
закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно
маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения.
Удивительна
человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие
сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии
зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться.
У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие
в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на изгороди, Мэри»
и «На мелях алландских вод». В первый же вечер новый брат сделался
одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз
обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава
ложи снова обратился к ним:
— Ребята,
в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду
Джеймса Стейнджера, редактора «Гералда». Читали вы, что он снова написал
о нас? — Макгинти вьшул из кармана газету. — Статья называется
«Закон и порядок». Слушайте: «В долине царствует кровавый террор. Со
времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор
преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во
всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе
иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного
звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует
открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну,
я прочитал достаточно этой дряни, — завершил Макгинти, отшвырнув
газету. — Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем?
— Уничтожить
его! — воскликнуло несколько голосов.
— Я против, —
поднялся со стула Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно
давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс
Стейнджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если
он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить.
— А скажите,
пожалуйста, как это они смогут сделать? — возразил Макгинти. — Руками
полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованье,
а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей?
А?
— Существует
и закон Линча… — произнес Моррис.
В зале
зашумели.
— Стоит
мне захотеть, — сказал Макгинти, — и я соберу двести
человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос
и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат
Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости,
и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше
собственное имя появится в моих списках.
Моррис
побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде
чем заговорить, сделал несколько глотков.
— Прошу
извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если
я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы
с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня
произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям,
достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше
никогда… — Он смешался.
Услышав
эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае
перестал хмуриться.
— Отлично,
брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам
урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как
в словах, так и в делах. А теперь, ребята, — продолжал
он, — вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей
строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя
неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли
бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как
следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?
— С радостью, —
ответил тот.
— Скольких
братьев вы возьмете с собой?
— Шестерых.
Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн,
оба брата Уилбей…
— Я обещал
новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.
Тед
Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не
забыл и не простил.
— Пусть
идет, если хочет, — мрачно ответил Болдуин. — И чем скорее мы
займемся делом, тем лучше.
Ложа
стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками.
В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним
присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся
самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз,
в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко
освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Гералд
Вермиссы». Из здания слышался шум работающей печатной машины.
— Эй,
вы, — сказал Болдуин Макмэрдо, — стойте внизу у дверей
и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может
остаться Артур Уилбэй. Остальные — за мной. Не бойтесь никого: дюжина
свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза.
Приближалась
полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин
и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались
внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук
падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его
догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона.
Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился,
стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он
затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой,
все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице
и схватил Болдуина за руку.
— Вы
убьете его, — сказал он. — Хватит!
Болдуин
с бешенством взглянул на него и выдернул руку.
— Кто
вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он опять поднял палку, но Макмэрдо
выхватил револьвер.
— А ну
поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то
дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать
этого человека?
— Он
дело говорит, — сказал один из шайки.
— Бегите! —
закричал снизу Уилбэй.
В первом
этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж
выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика
и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные,
в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам
и кружными путями отправились домой.
|