8 апреля,
Рим
Прежде чем постучаться ко мне, его величество экс-король Э.
обил немало порогов в Европе. Верный примеру своих апостолических предков,
веривших в золото Израиля, он с особой охотой прибегал к еврейским банкирам:
кажется, и я был обязан честью посещения его непоколебимой уверенности, что я
также иудей. Хотя его величество пребывал в Риме инкогнито, я, предупрежденный
о визите, встретил его на нижней ступени лестницы и поклонился очень низко, –
кажется, так полагается по этикету. Затем, по тому же этикету, мы представили
друг другу: он – своего адъютанта, я – Фому Магнуса.
Сознаюсь, я не был высокого мнения о бывшем короле, и тем
более поразил он меня своим высоким мнением о себе. Он вежливо, но с таким
великолепным пренебрежением подал мне руку, он с такой спокойной уверенностью
смотрел на меня как на существо низшего порядка, он так естественно шагал
впереди меня, садился без приглашения, по-королевски откровенно рассматривал
стены и мебель, что вся моя неловкость от незнания этикета мгновенно исчезла:
надо только следовать за этим малым, который так прекрасно все знает. По виду
это был еще совсем молодой человек с несвежим цветом лица и великолепной
прической, в меру истасканный, достаточно сохранившийся, с глазами бесцветными
и спокойными и надменно выдвинутой нижней губой. Прекрасны были его руки. Ои
нисколько не скрывал, что мое американское лицо, казавшееся ему еврейским, и
необходимость просить у меня денег наводили на него непроходимую скуку: он
слегка зевнул, усевшись в кресло, и сказал:
– Садитесь же, господа.
И легким жестом предложил своему адъютанту изложить причину
посещения.
На Магнуса он не обращал никакого внимания и, пока толстый,
красневший, любезный адъютант вкрадчиво повествовал о «недоразумении»,
удалившем его величество из отечества, – спокойно и скучно рассматривал свои
ногти. Наконец перебил плавную речь своего поверенного нетерпеливым замечанием:
– Говорите короче, маркиз. Мистер… Вандергуд не хуже нас с
вами знает эту историю. Одним словом, эти дураки выгнали меня. Как вы смотрите
на это, милейший Вандергуд?
Как я смотрю на это? Я низко поклонился:
– Я рад служить вашему величеству.
– Ну да, это все говорят. Но дадите ли вы мне денег?
Продолжайте, маркиз.
Маркиз, нежно улыбнувшись мне и Магнусу (несмотря на
толщину, у него был очень голодный вид), продолжал плести свое тончайшее
кружево о «недоразумении», пока заскучавший король снова не прервал его:
– Понимаете: эти глупцы думают, что все их несчастья от
меня. Не правда ли, как это глупо, м-р Вандергуд? А теперь им стало еще хуже, и
они пишут: возвращайтесь, Бога ради, мы погибаем! Прочтите письма, маркиз.
Вначале король говорил с некоторым оживлением, но, видимо,
всякое усилие быстро утомляло его. Маркиз послушно достал из портфеля пачку
бумаг и довольно долго мучил нас жалобами осиротевших подданных, умолявших
своего господина вернуться. Я смотрел на короля: он скучал не меньше нас. Ему
так ясно было, что народ не может существовать без него, что всякие
подтверждения казались излишними… а мне было так странно: откуда у этого
ничтожного человека так много этой счастливой уверенности? Не было сомнения,
что этот цыпленок, не умеющий сам найти и зерна, искренне верит в особые
свойства своей личности, способной дать целому народу чаемые блага. Глупость?
Воспитание? Привычка? А в эту минуту маркиз читал: стенание какого-то
корреспондента, где сквозь официальную бездарность и ложь, пышных выражений
сквозила та же уверенность и искренний призыв. Также глупость и привычка?
– И так далее, и так далее, – равнодушно прервал чтение
король, – Достаточно, маркиз, закройте ваш портфель. Так как же вы смотрите на
это, любезный Вандергуд?
– Осмелюсь сказать вашему величеству, что я представитель
старой демократической республики и…
– Оставьте, Вандергуд! Республика, демократия! Это глупости.
Вы сами хорошо знаете, что король всегда необходим. У вас, в Америке, также
будет король. Как можно без короля: кто же ответит за них Богу? Нет, это
глупости.
Этот цыпленок собирался отвечать Богу за людей! А он
продолжал все так же спокойно и невозмутимо:
– Король все может. А что может президент! Ничего. Вы
понимаете, Вандергуд: ни-че-го! Зачем же вам президент, который ничего не
может? – Он соблаговолил сделать нижней губой насмешливую улыбку. – Это все
глупости, это газеты выдумали. Разве вы сами станете слушаться вашего
президента, м-р Вандергуд?
– Но народное представительство…
– Фи! Извините, м-р… Вандергуд (он с трудом вспомнил мое
имя), но какой же глупец станет слушаться какого-то народного
представительства? Гражданин А. будет слушаться гражданина Б., а гражданин Б.
будет слушаться гражданина А., не так ли? А кто же их заставит слушаться, если они
оба умные? Нет, я также изучал логику, м-р Вандергуд, и вы мне позволите
немного посмеяться!
Он немного посмеялся и сделал привычный жест рукою:
– Продолжайте, маркиз… Нет, впрочем, я буду сам. Король
может все, вы понимаете, Вандергуд?
– Но закон…
– Ах, и этот чудак о законе – вы слышите, маркиз? Нет, я
решительно не понимаю, зачем им всем так понадобился этот закон! Чтобы всем
было одинаково плохо?.. Извините, но вы очень эксцентричны, м-р Вандергуд.
Впрочем, если вы уж так хотите, пусть будет закон, но кто же вам его даст, если
не я?
– Но народное представительство…
Король почти с отчаянием поднял на меня свои бесцветные
глаза:
– Ах, опять этот гражданин А. и Б.! Но поймите же, любезный
Вандергуд: какой же это закон, если они сами его делают? Какой же умный человек
станет его слушаться?
Нет, это глупости. Неужели вы сами слушаетесь вашего закона,
Вандергуд?
– Не только я, ваше величество, но вся Америка…
Он с сожалением измерял меня глазами:
– Извините, но я этому не верю. Вся Америка! Ну, значит, они
просто не понимают, что такое закон, – вы слышите, маркиз, вся Америка! Но дело
не в этом. Мне надо вернуться, Вандергуд, вы слышали, что они пишут, бедняги?
– Я счастлив видеть, что дорога вам открыта, государь.
– Открыта? Вы думаете? Гхм! Нет, мне надо денег. Одни пишут,
а другие не пишут, вы понимаете?
– Может быть, они просто не умеют писать, государь?
– Они-то?! Ого!! Вы посмотрели бы, что они писали против
меня, я был даже расстроен. Их просто надо расстрелять.
– Всех?
– Почему всех? Некоторых довольно. Другие просто испугаются.
Понимаете, Вандергуд, они просто украли у меня власть и теперь, конечно, не
захотят отдать. Не могу же я сам следить, чтобы меня не обкрадывали? А эти
господа, – он кивнул на покрасневшего маркиза, – не сумели, к сожалению, оберечь
меня.
Маркиз смущенно пробормотал:
– Государь!..
– Ну, ну, я знаю твою преданность, но ты же прозевал, это
правда? А теперь столько хлопот, сколько хлопот! – Он слегка вздохнул. – Вам не
говорил кардинал X., что мне надо дать денег, м-р Вандергуд? Он обещал сказать.
Конечно, я потом все возвращу и… но об этом вам следует поговорить с маркизом.
Я слыхал, что вы очень любите людей, м-р Вандергуд?
По мрачному лицу Магнуса пробежала легкая усмешка. Я молча
поклонился.
– Мне говорил кардинал. Это очень похвально, м-р Вандергуд.
Но если вы любите людей, то непременно дадите мне денег, я не сомневаюсь. Им
необходим король, газеты говорят глупости. Почему в Германии король, в Англии
король, в Италии король и еще сто королей, а у нас не нужен король?
Адъютант пробормотал:
– Недоразумение…
– Конечно, недоразумение, маркиз прав. Газеты называют это
революцией, но лучше поверьте мне, я знаю мой народ: это простое недоразумение.
Теперь они сами плачут. Как можно без короля? Тогда совсем не было бы королей,
вы понимаете, какие глупости! Они ведь говорят, что можно и без Бога. Нет, надо
пострелять, пострелять!
Он быстро встал и в этот раз с благосклонной улыбкой пожал
мою руку и кивнул головой Магнусу.
– До свидания, до свидания, любезный Вандергуд. У вас
прекрасная фигура… о, какой молодец! На этих днях маркиз заедет к вам. Что я
еще хотел сказать? Ах да: желаю вам, чтобы и у вас в Америке был поскорее
король… Это необходимо, мой друг, этим все равно кончится! О ревуар!
С тем же торжеством мы проводили его величество до выходной
двери. Маркиз следовал сзади, и в его наклоненной голове, точно разрубленной до
шеи пробором среди реденьких волос, в ее покрасневшей коже выражались голод и
чувство постоянной неудачи… ах, он уже столько раз и так бесплодно говорил о
«недоразумении»! Что-то вспомнилось и королю о бесплодно обитых порогах: его
бескровное лицо снова залилось серой скукой, и на мой последний поклон он
удивленно вскинул глаза, откровенно выражавшие: что еще надо этому дураку? Ах
да, у него деньги. И лениво попросил:
– Так не забудьте же, м-р… любезнейший!
А автомобиль был великолепен, и так же великолепен был
рослый гайдук, похожий на переодетого жандарма. Когда мы поднялись по лестнице
(среди наших почтительных лакеев, смотревших на меня как на коронованную особу)
и вошли к себе, Магнус погрузился в долгое и ироническое молчание. Я спросил:
– Сколько лет этому цыпленку?
– А вы этого не знали, Вандергуд? Плохо. Ему тридцать два
года. Кажется моложе.
– Кардинал действительно говорил о нем и просил дать денег?
– Да. То, что останется после самого кардинала.
– Почему они так цепляются за монархию?
– Вероятно, потому, что монархический образ правления и на
небе. Вы можете представить себе республику святых и управление миром на основе
выборного права? Подумайте, что тогда и черти получат право голоса. Король
необходим, Вандергуд, поверьте.
– Вздор! Этот не стоит даже шутки.
– Я не шучу. Вы ошибаетесь. И, простите за прямоту, мой
друг: в своих суждениях о короле он в этот раз был выше вас. Вы видели только
цыпленка, образ, узкоматериальный и только смешной, – он самосозерцал себя, как
символ. Оттого он так спокоен, и, нет сомнения, – он вернется к своему
излюбленному народу.
– И постреляет?
– И постреляет и напугает. Ах, Вандергуд, как вы упорно не
хотите расстаться с таблицей умножения! Ведь ваша республика есть простая
таблица, а король, – вы чувствуете, – а король чудо! Что проще, глупее и
безнадежнее, как миллион бородатых людей, управляющих собою, – и как
удивительно, как чудесно, когда этим миллионом бородачей управляет цыпленок!
Это чудо! И какие возможности открываются при этом! Мне было смешно, когда вы,
даже с чувством, упомянули закон, эту мечту дьявола. Король необходим как раз
для того, чтобы нарушать закон, чтобы была воля, стоящая выше закона!
– Но законы меняются, Магнус.
– Менять значит подчиняться только необходимости и новому
закону, которого раньше вы не знали. Только нарушая закон, вы ставите волю
выше. Докажите, что Бог сам подчинен своим законам, то есть, попросту говоря,
не может свершить чуда, – и завтра ваша бритая обезьяна останется в
одиночестве, а церкви пойдут под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо – вот что еще
держит людей на этой проклятой земле!
При этих словах Магнус с силой ударил по столу сжатым
кулаком. Лицо его было мрачно, в темных глазах горело необычное возбуждение.
Точно угрожая кому-то, он продолжал:
– Вот он верит в чудо, и я завидую ему. Он ничтожен, он
действительно только цыпленок, но он верит в чудо – и он уже был королем и
будет королем! А мы!..
Он презрительно махнул рукой и заходил по ковру, как
рассерженный капитан по палубе своего корабля. Я с почтением глядел на его
тяжелую взрывчатую голову и сверкающие глаза: только впервые мне ясно
представилось, сколько сатанинского честолюбия таил в себе этот странный
господин. «А мы!» Мой взгляд был замечен Магнусом и вызвал гневный окрик:
– Что вы так смотрите на меня, Вандергуд? Глупо! Вы думаете
о моем честолюбии? Глупо, Вандергуд! Разве вам, господин из Иллинойса, также не
хотелось бы стать… ну хотя бы императором России, где воля пока еще выше
закона?
– А на какой престол метите вы, Магнус? – отозвался я, уже
не скрывая иронии.
– Если вам угодно так лестно думать обо мне, мистер
Вандергуд, то я мечу выше. Глупости, товарищ! Лишь бескровные моралисты никогда
не мечтали о короне, как одни евнухи никогда не соблазнялись мыслью о насилии
над женщиной. Вздор! Но я не хочу престола, даже русского: он слишком тесен.
– Но есть еще один престол, сеньор Магнус: Господа Бога.
– Почему же только Господа Бога? А про Сатану вы изволили
забыть, м-р Вандергуд?
И это было сказано Мне… или уже вся улица знает, что престол
мой вакантен?! Я почтительно склонил голову и сказал:
– Позвольте мне первому приветствовать вас…– ваше
величество.
Магнус свирепо взглянул на меня и оскалился, как собака над
спорной костью. И эта сердитая крошка хочет быть Сатаною! И эта щепотка земли,
которой едва хватит Дьяволу на одну понюшку, мечтает венчаться моей короной! Я
еще ниже опустил голову к потупил глаза: я чувствовал, как разгорается в них
лучистое пламя презрения и божественного смеха, и этого смеха не должен был
знать мой почтенный преемник. Не знаю, сколько времени мы молчали, но когда
наши взоры снова встретились, они были ясны, чисты и невинны, как два луженых
таза в тени. Но первый заговорил Магнус.
– Итак? – сказал он.
– Итак, – ответил я.
– Прикажете дать денег королю?
– Деньги в вашем распоряжении, дорогой друг.
Магнус задумчиво посмотрел на меня.
– Не стоит, – решил он. – Это слишком старое чудо, надо
слишком много полиции, чтобы в него поверили. Мы сотворим чудо получше.
– О, без сомнения! Мы сотворим гораздо лучше. Через две
недели?
– О да, приблизительно! – любезно ответил Магнус.
Расставаясь, мы обменялись горячим рукопожатием, а часа
через два милостивейший король прислал нам по ордену: мне – какую-то звезду,
Магнусу – что-то вообще. Мне стало немного жаль бедного идиота, продолжавшего
игру в одиночку.
|
