Сомнительность всякой
философии
Мои идеи о вселенной мне кажутся единственно
научными. Это, конечно, субъективно.
Допустим, что я мудрец. Но было множество
мудрецов иных эпох. И все они заблуждались и не обладали полной истиной.
То же я думаю и про себя на основании этой
исторической истины. Я в одном уверен, что идеи мои не вредны для людей: для
верующих и неверующих (то есть людей чистой науки). В самом деле:
1. Бессмертие теософов, оккультистов и
пр. состоит в том, что свинья остается свиньей, волк — волком, вор — вором или
немного лучше (логическое понятие о душе).
2. Бессмертие же научное в следующем:
всякое животное, несовершенный человек и всякая материя могут возродиться
только в образе совершенного существа или в образе растений и подобных не
испытывающих боли организмов.
Что же лучше? Ответ ясен. Если и поверят мне,
то на пользу. Радость же удлинит жизнь.
12 августа 1934 г.
Вместо злорадства —
ужас и самоотвержение. Ликвидация несовершенного и эгоистическое сострадание
Несомненна вечная повторяемость жизни данного
кусочка материи. Действительно, каждое живое существо до своего рождения было
рассеяно во вселенной. Его части находились в воде, воздухе, земле и вне Земли.
Но это нисколько не помешало ему возникнуть для жизни. После смерти существа с
его телом случится то же, что было перед рождением, то есть оно опять рассеется
по всему земному шару и будет совершенно в том же состоянии, в каком было до
своего рождения.
Но как первое рассеяние не помешало
оживлению, так и второе не должно ему помешать: существо рано или поздно
обязательно должно принять органическую форму.
После этого второго рождения опять получим
смерть и рассеяние. После каждой смерти получается одно и то же. Стало быть,
если однажды получилось рождение, то оно и будет повторяться вечно.
Органической материи на нашей планете очень
мало в сравнении с неорганической, и потому вероятность рождения определяется
многими миллионами лет после разрушения. Тогда уже на Земле не будет ничего
несовершенного и мы можем возникнуть только в образе высших зрелых существ.
Но нельзя на это твердо рассчитывать. Есть
малая доля вероятности возникнуть для жизни и через несколько лет, дней и даже
секунд. В каком же образе мы возникнем? Каждого это должно интересовать.
Сейчас я счастлив, доволен, сознателен. Но
вот я умираю. Тело рассеивается. В каком же образе я возникну снова, если оживу
вскоре, а не через миллионы лет?
Мне не хочется ожить в форме человека низшей
расы, в форме насильника, в образе слабого, несчастного, глупого, больного,
искалеченного человека. А это вполне возможно. Меня не прельщает также образ
современной женщины. Но и женщиной я могу быть.
Ужасает меня образ домашних животных, которых
так мучает человек и которые так мучают друг друга. Форма зайца для меня
противна так же, как и форма тигра или волка.
Прежде я смотрел на несовершенных людей, на
калек и несчастных, на животных и больных, на женщин и детей — и думал, что это
меня совсем не касается. Я думал, хотя и бессознательно, что глупые делают меня
умным, что несчастные оттеняют мое счастье, что слабые — мои конкуренты и что
хорошо, что кругом меня слабость, глупость, рабство, страдание, болезни и пр.
Все это делает меня сильнее и почетнее, так как я выделяюсь из других: будь они
сильнее и счастливее меня — я был бы рабом их. Мы в таких мыслях не признаемся,
но хоть отчасти они есть. Теперь же, убедившись в том, что все несовершенство
мира, все его пороки и зло будут также и моим уделом, — теперь я смотрю на
все окружающее несовершенство с ужасом. Их судьба — моя судьба после смерти.
Сейчас мне не смешно уже смотреть на людей, у меня нет скрытого злорадства и
лицемерного сострадания, а есть один ужас. Ужас и забота: как бы устранить на
Земле все дурное, все несчастное, все жалкое, все страдания и все горести.
Тогда и я не буду бояться рождения в образе мучительно убиваемого и терзаемого
животного, в образе человека жалкой расы, в образе больного, калеки, идиота.
Вот забота, вот цель жизни — устранять всякое
зло на Земле. Теперь для меня это не сантименты, не добродетель, а
эгоистическое стремление, которое я всеми силами стараюсь осуществить. Разум,
наука и эгоизм заставляют меня стремиться к святости в самом высоком смысле
слова. Без нее я несчастен, так как страшусь родиться несчастным и
несознательным существом.
Теперь, смотря на страдания, я вижу самого
себя, испытывающего эти страдания при следующих после моей смерти рождениях.
6 февраля 1934 г.
|
