Судьба изобретателя
Представим себе общую картину жизни гения, ну
хоть изобретателя.
Есть разного рода изобретения. Одни легко
осуществляются средствами самого бедного изобретателя, каковы разные усовершенствования:
булавки, пряжки, иголки, запонки, пуговицы, простые инструменты и предметы
домашнего обихода. Такой изобретатель находится в лучших условиях. Но и в этом
случае тормозом служат расходы на патенты и незнакомство изобретателей с
юридическими законами. Многие думают (даже юристы тут часто несведущи), что
стоит только доказать несомненность изобретения его автором, и дело в шляпе —
патенты обеспечены. Но оказывается, что о своем открытии надо абсолютно молчать
до тех пор, пока не получено от патентного учреждения заявочного свидетельства.
Результатом незнания этого закона бывает нередко похищение изобретения и
патентование его людьми хотя и не изобретательными, но лукавыми, честолюбивыми
или жадными.
Если патенты и получены изобретателем, то его
истощат прогрессивные налоги, прежде чем изобретение будет приносить выгоды.
Неуплата же пошлин отнимает у изобретателя права, и изобретение его делается
достоянием и дойной коровой фабрикантов.
Издаются всюду патентные журналы, в которых
подробно описываются и иллюстрируются все изобретения. Большинство их уже не
принадлежит их авторам. Отсюда извлекается желающим беспошлинно все, что
понравится. Это хорошо, но только отчасти, так как мысль не поощряется. Этим мы
бесконечно больше теряем, чем приобретаем. Гений губится нашей нерасчетливой
жадностью при самом его зарождении. Он приносит человечеству триллионы, а оно
скупится ему дать тысячи. Что может быть безумнее этого. Сколько изобретателей
разочарованных, озлобленных или недостаточно нравственных благодаря неразумному
отношению человечества скрывают свои изобретения и великие идеи, которые могли
бы преобразить мир к лучшему.
Если изобретатель сойдется с порядочным
человеком, то последний покупает у него изобретение, а сам берет патент и
эксплуатирует его. Иногда даже делится выгодами с изобретателем.
Но трудно предвидеть значение и успех даже
самого мелкого изобретения. Поэтому и совестливый покупатель отделывается
обыкновенно ничтожной суммой.
Другие изобретения, более сложные, менее
очевидные, требуют капиталов и талантов для своего увенчания. Тут покупатель
или меценат еще более остерегается. Сами они не могут оценить изобретение.
Обращаются к специалистам. Те большею частью дают небрежный отзыв, видят
трудности и не берут на себя ответственности из боязни потерять авторитет.
Чем сложнее новое, гениальное изобретение,
чем осуществление его требует больше жертв, времени и искусства, тем несчастнее
изобретатель, потому что тем более успех дела зависит от участия к нему многих.
Патенты здесь почти бесполезны, потому что законный срок на осуществление
трудного изобретения чересчур мал, и изобретение пропадает для изобретателя,
несмотря на получение из всех стран привилегии.
Без патентов же всегда найдутся охотники
попользоваться чужим. Молчать опять невозможно: никто не будет знать и не от
кого будет получить помощь.
Бывает много ложных изобретателей или
открывателей Америки, которые часто имеют поддержку, но, провалив меценатов и
специалистов, способствуют распространению убеждения о рискованности мира изобретателей.
Пойдите же отличите истинных пророков от вздорных.
Так как на тысячу попыток к высшему только
одна чего-нибудь стоит, то составляется общее представление об изобретателях
как о ненормальных, сумасшедших, бездарных и ограниченных людях. Их избегают
как чумы, стыдятся их. Поддерживать и помогать им считается таким же
невежеством, как покровительствовать знахарям, блаженным, странникам и
тунеядцам.
Мыслителей, начинающих писателей и талантов
ожидает та же судьба. Уж очень много между ними посредственностей, людей
зачаточных. А разобрать, кто из них чего заслуживает, кого ждет блестящая
фортуна, хоть убей, не отгадает ни один специалист, ни один мыслитель. Только
одно истинно прекрасное общественное устройство может решить эти задачи. Но его
нет, и его надо вводить.
Множество устремлений к изобретениям и высшим
целям, в сущности, отрадно. Оно доказывает, что общество когда-нибудь сумеет
ими воспользоваться и достигнуть небывалой высоты и благосостояния.
Мир отчаянно несовершенен. Никуда не годны в
нем языки (точнее, средства устного общения людей), алфавиты, счисление,
календарь. Невозможны — нравственность, законы, религии, общественное
устройство. Несовершенны дороги, фабрики, эксплуатация сил природы. Не годна
обработка земли, культура растений. Странны отношения людей друг к другу и к
животным.
Ничего не предпринимают люди к улучшению
своих пород (то есть самих себя, своей природы) и к усиленному размножению.
Земной шар представляет, в сущности, малонаселенную пустыню и полное господство
природы над человеком и т. д. и т. п.
Кажется, имеется обширное поле для
изобретателей, мыслителей и исполнителей. Но где они? Стремясь освободиться от
своих уз, от общего невежественного, тупоумного, животного давления окружающего
стада, они не могут даже поднять головы, чтобы не получить страшного удара. Их
снова пригибают к земле. Они распластаны на ней беспомощно и жалко.
Уж лучше нам, средним людям, без строгого
разбора (или очень снисходительно) помогать всем стремящимся ввысь. Я не
говорю, чтобы безрассудно рисковать общественным достоянием, но будет довольно
для большинства изобретателей и мыслителей, если не давать им умирать с голоду
и холоду, если дать им досуг, передышку от житейских забот и предоставить
книги, орудия и мастерские для попыток осуществления их идей, нередко
уродливых, вздорных, ненаучных, нерассчитанных, не новых и недостаточно
обдуманных.
Притом склонность к мышлению, к изобретению,
к новшеству сто раз может быть бесплодной, а в сто первый раз принести
изумительные плоды.
Коли бы четвертая часть человеческих
работников была поглощена новыми мыслями и изобретениями и сидела бы на шее
остальных, то человечество все же чрезмерно бы выиграло, благодаря непрерывному
потоку изобретений и интеллектуальных трудов, исходящих из этой оравы
стремящихся ввысь.
Иные бы ничего не дали, другие дали бы
что-нибудь через десять-двадцать лет, а некоторые, очень немногие, принесли бы
скорые, многократные и великие плоды.
Тот, кто приносил их хоть раз, хоть малость,
мог выделяться и обставляться лучше (судя по заслугам). Неудачники могли
исключаться на год или больше, чтобы работать попросту, то есть как работают
средние люди. Таким образом, число тунеядцев можно уже через год сократить в
сотни, тысячи раз.
По-моему, не надо жалеть на работу мысли и
половины всех человеческих сил.
|
