 Увеличить |
Гений и семья
Как же мы, простые смертные, относимся к
гению, каков он сам в других отношениях, как он относится к себе подобным и
каковы его недостатки? Вот о чем мы поведем речь дальше.
Прежде всего, гений родится и живет в семье.
Как же его тут принимают, как поддерживают, укрепляют и развивают?
Хотя закон наследственности и существует,
хотя он и неопровержим, но есть и другие законы, пренебрегать которыми тоже
нельзя. По первому закону только даровитая, необыкновенная семья может дать необычное.
И это верно относительно рода, хотя могут быть и исключения (мутации).
То есть я хочу сказать, что род, дававший
нередко знаменитых людей, продолжает давать их порою, хотя часто иссякает
благодаря неразумным или неудачным бракам. Например, предок Чарльза Дарвина
(Эразм) и сын его (Джон) были людьми выдающимися.
Предки и потомки гениев в большей или меньшей
степени должны быть замечательны. Однако большею частью не отмечаются историей
и нам неизвестны. Это так. Но есть другой практический закон, который гласит:
гений обирает свое потомство. Это значит, что за высшей точкой рода
(кульминационный пункт) следует понижение, и иногда весьма сильное. Проще
сказать, хотя род даровитых при благоприятных условиях и продолжает производить
порою необыкновенных людей, но делает это периодически, то есть за высочайшими
в роде следуют нижайшие.
Не надо еще забывать, что гении всего чаще
бывают счастливой комбинацией супругов, которые сами по себе не очень высоки и
совсем не гениальны. Подобно этому алюминий с магнием дает крепкий дюралюминий,
ядовитый хлор и натрий дают необходимую для жизни соль, мягкое железо и уголь —
сталь. Кроме того, гений развивается и под давлением жизненных условий, часто
непонятных и как бы отрицательных. Так, сиротство, нищета, презрение людей за
какой-нибудь физический недостаток и т. д. возбуждают силы, мысль и
деятельность. Также подходящие книги и люди.
Отсюда видно, что, рождая необычное, семья
сама может стоять не высоко, она только таит в своих недрах великое и когда
производит его, то возможно, что сама находится на умеренной степени развития и
природного дарования.
Так, братья Галилейского учителя приходили к
нему издалека, чтобы унять его пыл. «Он вышел из границ», — говорили они
окружающим, оправдывая свое вмешательство в дела взрослого родственника. Только
после смерти отца он, вероятно, мог отдаться всецело своей проповеди. Жена
Сократа, Ксантиппа, была, кажется, недовольна мужем и, по преданию, обливала
его в досаде помоями. Слово «Ксантиппа» недаром стало синонимом злой жены. Мамаша
Чехова не знала хорошо, чем занимается ее сын, и говорила окружающим, что
Антоша пишет стихи. Папаша его читал вслух «Запечатленного Ангела» и мешал сыну
работать над тем, что повыше.
Жены, семьи, братья, родственники всего менее
верят в своего гениального члена и судят о нем обыкновенно по внешним успехам,
которые сначала бывают очень сомнительны и даже отрицательны. Но домашние, по
крайней мере, снисходительны, любовны, хотя и делают сцены и устраивают жизнь
невыносимой для отмеченного роком. Так, Лев Толстой бежал от жены. В одном из
евангелий упоминается, что даже братья Галилейского учителя не верили ему. Они
говорили: «Если действительно ты делаешь такие дела, то открыто объяви о себе
народу… Тебе нечего опасаться: и само правительство примет твою сторону».
Итак, в семье — любовь, заботы, снисхождение,
слезы, но полное непонимание, страх за судьбу любимого, обуздание, а иногда
невыносимая жизнь. Вот почему гений бежит от семьи, оставляет отца и мать,
оставляет родню и близких, чтобы найти друзей по духу, которые и идут с ним на
муки, на посмеяние, на костер и на казнь. Семья тормозит истинного гения, и
только в виде исключения он иногда находит сочувствие или поддержку родни. Так,
жена и близкие Магомета даже поверили ему. Но это потому, что он сам не стоял
чересчур далеко от них и не был первоклассным гением. Жены же часто, по
слабости к мужьям, соглашаются и с дурным, и с хорошим, лишь бы оно шло от
возлюбленного. Рассудок тут принимает незначительное участие.
Гений и земляки
Земляки и товарищи гения в отношении
понимания относятся к нему, как и родственники, недостает только любви и
снисхождения (родственного пристрастия), да прибавляется зависть и
недоброжелательство.
Так, Колумб, уверивший земляков, что земля
похожа на шар, возбудил такое в них негодование, что должен был спасать свою
жизнь бегством в другой город. Были подвергнуты осмеянию Гальвани и Ламарк. И
этим историям нет конца.
Галилейский учитель везде имел успех, пока не
попал в родной Назарет. Под влиянием недоверия он так там обессилел, что не мог
проявить ни исцелений внушением, ни блестящей проповеди. Подозрительность
земляков, хорошо знавших его с детства и ничего тогда не заметивших, убила все
его силы. Любезные граждане, обидевшись на его космополитизм, даже схватили
было его, чтобы увлечь к обрыву и свергнуть в пропасть. Но он как-то вырвался
из их рук и избегнул этой несвоевременной казни.
Как им было поверить ему, когда ранее ничего
замечательного в его жизни они не видели. Были у него — отец, мать, родня, с
которыми шутили его земляки, пили, ели, праздновали, роднились, гуляли,
говорили, обижали и благотворили. Знали они мальчика, который делал то же, что
их ребята — играл на улице с их детьми, ссорился, молил. Его поколачивали — то
сверстники, то товарищи, то родители, то старики. Что тут высшего, что тут
гениального. Высшее было, начиналось, но было в зачаточном состоянии. Его
проглядели близорукие товарищи. Они видели в нем только гордость, стремление
выделиться, критиковать, превзойти их и их детей, и потому он только возбуждал
их зависть и негодование. Истины, произносимые им еще неуверенно и
несовершенно, их оскорбляли, так как сами они блуждали во лжи и самообольщении.
Положим, гению пришла в голову великая идея:
он задумал заставить воду работать — вертеть жернова и молоть зерно. Прежде
всего эта мысль в семье и между земляками рождает насмешки и даже осуждение.
Семья добрее. Но когда они видят, что ее молодой и сильный член вместо работы
на пользу семьи проводит время в раздумывании, становится рассеянным, избегает
общения, даже забывает пить и есть, то начинаются сцены, упреки, негодование,
иногда слезы и сожаление. Его оплакивают как помешанного, как погибшего. Все
трудятся, все ищут смертного хлеба и имеют его в скудости, а один из здоровых
членов ест и пьет, но стал плохим помощником и не вносит уже своей лепты в
благосостояние семьи. Не досадно ли это? Тут возможны и трагедии.
Если гений силен, а семья слаба, то он
упорствует. После мысли он делает попытки ее воплощения. Устраивает водяную
мельницу. Понятно, что вначале он терпит неудачу. Его мельница даже не может
своротить жернов. Все предпочитают молоть ручными жерновами даже тогда, когда
получается подобие успеха.
Идеи и первые попытки их осуществления
подвергаются осмеянию, и редко при жизни изобретателя осуществляются его мечты.
Их осуществляют последующие поколения, иногда через десятки, а иногда через
сотни и тысячи лет.
Что же получил мыслитель? Посмеяние, голод,
нужду, озлобление близких и их несчастье. Гений принес им горе. Тень бедствий
пала и на родных.
Всякая машина, если и исполняется
изобретателем, сначала бывает негодной, вызывающей скептицизм, насмешки и
преследование. Таковы были: швейная машина, паровая машина, пароход и
т. д.
Чем грандиознее идея и ее польза, тем слабее
бывает первое исполнение. Причина понятна. Это — трудность ее реализации.
Изобретателей считали полоумными, и они
ничего, кроме бедствий, не получали. Только их последователи достигали
некоторого практического результата, за которым шел блестящий успех, плоды
которого пожинали не бедные мыслители, давно уже сгнившие в могиле, а
капиталисты и власть имущие. Потом уже изобретение делалось общим достоянием и
было всем полезно.
Гения озаряет великая мысль. Он передает ее
близким, товарищам, ученым и обыкновенно не находит сочувствия. Причина простая.
Ученые и так утомлены своей наукой и обязанностями. Даже всякое уже
прогремевшее открытие для них горе и досада, так как заставляет их утомляться
для усвоения новых идей. Но избежать этого нельзя. Скрепя сердце приходится
работать, так как нельзя отставать от века и не знать то, что уже увлекло
большинство.
Но когда какая-нибудь ничтожность, маленький
человечек делает открытие, то это не только заставляет их без серьезного
разбора и рассмотрения отрицать, но и завидовать. И отрицание превращается в
преследование и глумление. Они чувствуют личное оскорбление от ненавистного
гения, так как открытие сделано не ими и не их классом. Признай они его, им
скажут: «А почему же не вы сделали это изобретение? На своем ли вы месте, не
забрались ли высоко?» Конечно, и эти упреки несправедливы. Ученые или люди
знания делают свое великое бессмертное дело, распространяя науки. Это тоже
своего рода гений, гений быстрого усвоения, гений восприимчивости. Нельзя от
них требовать больше, чем они могут дать. С одного вола двух шкур не дерут.
С целью поскорей отделаться от маленького
человечка бывает иногда недобросовестный разбор. Критик извлекает мелкие
ошибки, недосмотры, неполноту и все это выставляет на вид, упуская главное.
Приблизительный расчет они выставляют как неверный. А то случается коварная
похвала, которая возбуждает недоверие к изобретателю и доверие к доброте
критика. Мешает признанию истины и самолюбие: сгоряча раскритиковали мысль.
Признать ее — значит отказаться от своего авторитета.
Не все, конечно, ученые таковы. Много
молодых, великодушных, которых наука искренно увлекает, которые и сами на пути
к новым открытиям и сочувствуют им, откуда бы они ни приходили.
Отрицательное отношение окружающих заставляет
новатора замыкаться в самом себе. Следующая его гениальная идея уже не
высказывается никому. Он размышляет уединенно. Мир необычных идей в нем растет,
усиливается, приводит его в восторг, дает ему жизнь, утешение, радость,
поддержку в житейских печалях.
Чем больше проходит времени, чем обширнее
воображаемый мир гения, тем больше растет его отчуждение от человечества.
Пропасть между последним и мыслителем все возрастает. Гения никто не понимает,
он уже не раскрывает рта, чтобы не быть тотчас же осмеянным и осужденным.
Отчуждение его причиняет ему страдания, он счастлив в одиночестве и печален
среди людей. Он напрягает мысль, чтобы снова приблизиться к людям, сойтись с
ними. Он придумывает что-нибудь легкое, доступное им, он спускается к их уровню
развития.
Но вот он замечает, что в толпе некоторые
интересуются его речами более других, задают разумные вопросы. Он обращает на
них внимание, возвышает содержание своих речей и снова находит в толпе
сочувствие, хотя и от немногих. Он делает их своими учениками, работает вместе
с ними, учит их много наедине и поручает им самостоятельные труды.
Проповедь в толпе выделяет ему новых
учеников, они указывают еще на прозелитов. Гений ищет их и даже находит
средства для их отыскания.
Жизнь его становится менее печальной, так как
он теперь имеет возможность передавать свои излюбленные идеи и приносить
очевидную пользу.
От семьи, земляков и толпы он уходит почти.
Связь чересчур мала, и сближение сопровождается катастрофами вроде избиения и
даже покушения на жизнь мыслителя.
Последователи ниже его и потому ближе к жизни
и людям. Ученики учеников еще ближе. Так доходит истина, хотя и в ослабленном и
смутном свете, до людей. Она уже воспринимается как что-то абсолютное, хотя и
малопонятное.
Галилейского учителя много раз пытались
забросать камнями, которых так много в его стране. Его называли полоумным,
бесовским сыном, помощником дьявола и другом негодяев. Намекали на незаконность
его рождения. В конце концов пригвоздили к столбу с перекладиной. Сократа
заставили выпить яд. Лавуазье измучили пытками, нравственно унизили и лишили свободы.
Колумба заковали в кандалы.
Слабость людская более склонна почитать и
возвышать умерших. Полезнее поддерживать живых гениев.
|
