 Увеличить |
3. Г. X. Бонди и его
земляк
Как
известно, чем более высокое положение занимает человек, тем меньше написано на
его дверной дощечке. Старому Максу Бонди надо было намалевать большими буквами
у себя над лавочкой, по обеим сторонам дверей и на окнах, что здесь помешается
Макс Бонди, торговля всевозможными галантерейными и мануфактурными товарами –
приданое для невест, ткани, полотенца, салфетки, скатерти и покрывала, ситец и
батист, сукна высшего сорта, шелк, занавеси, ламбрекены, бахрома и всякого рода
швейный приклад. Существует с 1885 года. У входа в дом его сына, Г. X. Бонди,
капитана промышленности, президента компании МЕАС, коммерции советника, члена
биржевого комитета, вице-председателя союза промышленников, Consulado de la
Republica Ecuador [23]
члена многочисленных правлений и т.п. и т.д., висит только маленькая черная
стеклянная дощечка, на которой золотыми буквами написано:
БОНДИ
И больше
ничего. Пусть другие пишут у себя на дверях: "Юлиус Бонди, представитель
фирмы «Дженерал Моторс», или «Доктор медицины Эрвин Бонди», или «С. Бонди и
К°», но есть только один-единственный Бонди, который – просто Бонди, без лишних
пояснений. (Я думаю, что на дверях у папы римского написано просто Пий, без
всякого титула и даже без порядкового номера. А у бога так и вовсе нет дощечки
ни на небе, ни на земле; каждый сам должен знать, что он тут проживает.
Впрочем, все это к делу не относится и замечено только так, мимоходом.)
Перед
этой-то стеклянной дощечкой и остановился в знойный день господин в белой морской
фуражке, вытирая свой мощный затылок голубым платком. «Ну и важный же дом, черт
побери», – подумал он и несколько неуверенно потянулся к медной кнопке
звонка.
В дверях
показался швейцар Повондра, смерил толстого господина взглядом от башмаков до
золотого позумента на фуражке – и сдержанно осведомился:
– К
вашим услугам?
– Вот
что, братец, – сказал господин, – здесь живет некий пан Бонди?
– Что
вам угодно? – ледяным тоном спросил пан Повондра.
– Передайте
ему, что с ним хотел бы поговорить captain van Toch из Сурабаи. Ja, – вспомнил
он, – вот моя карточка.
И он
вручил пану Повондре визитную карточку, на которой был изображен якорь и напечатано
следующее [24]:
Пан
Повондра наклонил голову и погрузился в раздумье. Сказать, что пана Бонди нет
дома? Или что у пана Бонди, к сожалению, сейчас важное совещание? Есть
визитеры, о которых надо докладывать, и есть такие, с которыми дельный швейцар
справляется сам. Пан Повондра мучительно чувствовал, что инстинкт, которым он в
подобных случаях руководствовался, дал на сей раз осечку. Толстый господин как–
то не подходил под обычные категории незваных посетителей и, по-видимому, не
был ни коммивояжером, ни представителем благотворительного общества. А капитан
Ван Тех сопел и вытирал платком лысину и при этом так простодушно щурил свои
светло– голубые глаза, что паи Повондра внезапно решился принять на себя всю
ответственность.
– Пройдите,
пожалуйста, – сказал он, – я доложу о вас пану советнику.
Captain
И. ван Тох, вытирая лоб голубым платком, разглядывал вестибюль. Черт возьми, какая
обстановка у этого Густля; здесь прямо как в салоне парохода, делающего рейсы
от Роттердама до Батавии. Должно быть, стоило уйму денег. А был такой маленький
веснушчатый еврейский мальчик, изумлялся капитан.
Тем
временем Г. X. Бонди задумчиво рассматривал у себя в кабинете визитную карточку
капитана.
– Что
ему надо? – подозрительно спросил он.
– Простите,
не знаю, – почтительно пробормотал Повондра.
Пан
Бонди продолжал вертеть в руках визитную карточку. Корабельный якорь. Captain
И. ван Тох, Сурабая, – где она, собственно, Сурабая? Кажется, где-то на
Яве? На пана Бонди повеяло дыханьем неведомой дали. «Кандон-Бандунг» – это
звучит, как удары гонга. Сурабая… И сегодня как нарочно такой тропический день…
Сурабая…
– Ладно, –
проводите его сюда, – приказал пан Бонди.
В дверях
остановился мощного сложения человек в капитанской фуражке и отдал честь. Г. X. Бонди двинулся
ему навстречу.
– Very
glad to meet you, captain. Please,
come in [25]!
– Здравствуйте!
Добрый день, пан Бонди! – радостно воскликнул капитан.
– Вы
чех? – удивился пан Бонди.
– Ja,
чех. Да ведь мы знакомы, пан Бонди. По Иевичку. Лавочник Вантох – do you
remember [26]?
– Верно,
верно! – шумно обрадовался Г. X. Бонди, почувствовав, однако, некоторое
разочарование (значит, он не голландец!). – Лавочник Вантох на площади,
как же! Но вы нисколько не изменились, пан Вантох. Такой же, как и прежде! Ну,
как идет торговля мукой?
– Thanks, –
вежливо ответил капитан, – папаша, как говорится, давно приказал долго
жить…
– Умер?
Так, так. Впрочем, что я, ведь вы, конечно, его сын…
Глаза
пана Бонди оживились от внезапной догадки.
– Послушайте,
дорогой, а не тот ли вы Вантох, который дрался со мной в Иевичке, когда мы были
мальчишками?
– Да,
он самый, – с важностью подтвердил капитан. – За это меня и отправили
из дому в Моравскую Остраву.
– Да,
мы с вами частенько дрались. Но вы были сильнее, – признал Бонди с
лояльностью спортсмена.
– Да,
я был сильнее. Вы ведь были таким слабеньким мальчиком, пан Бонди. И вам
здорово доставалось по заду. Здорово доставалось.
– Доставалось,
верно, – растроганно вспоминал Г. X. Бонди. – Садитесь же, земляк!
Вот хорошо с вашей стороны, что вы обо мне вспомнили. Откуда вы вдруг взялись?
Капитан
ван Тох с достоинством уселся и положил фуражку на пол.
– Я
провожу здесь свой отпуск, пан Бонди. Н-да, так то! That's so!…
– Помните, –
погрузился в воспоминания пан Бонди, – как вы кричали мне: «Жид, жид, за
тобою черт бежит!…»
– Ja, –
сказал капитан и с чувством затрубил в носовой платок. – Ax, ja! Хорошее
это было время. Но что из того, если оно так быстро проходит! Теперь мы оба
старики, и оба captains.
– В
самом деле, вы ведь капитан, – спохватился пан Бонди.
– Кто
бы мог подумать! Captain of long distances [27],
ведь так это называется?
– Yah,
sir. A Highseaer. East India and Pacific lines, sir [28].
– Хорошая
профессия, – вздохнул пан Бонди. – Я бы с вами охотно поменялся, капитан.
Вы должны мне рассказать о себе.
– О
да, – оживился капитан. – Я хотел бы рассказать вам кое-что, пан
Бонди Очень интересная штука, парень.
Капитан
ван Тох беспокойно поглядел по сторонам.
– Вы
что-нибудь ищете, капитан?
– Ja.
Ты пива не хочешь, пан Бонди? У меня в горле пересохло, пока я добирался домой
из Сурабаи.
Капитан
стал рыться в обширных карманах своих брюк и вытащил голубой носовой платок,
холщовый мешочек с чем-то, кисет с табаком, нож, компас и пачку банкнот.
– Я
бы послал кого-нибудь за пивом, – сказал он. – Пожалуй, того стюарда,
что проводил меня в эту каюту.
Пан
Бонди позвонил.
– Не
беспокойтесь, капитан. А пока закурите сигару.
Капитан
взял сигару с красно-золотым бумажным колечком и понюхал ее.
– Табак
из Ломбока. Там страшные жулики, ничего не попишешь.
И, к
великому ужасу пана Бонди, он раздавил драгоценную сигару в своей мощной длани
и набил искрошенным табаком трубку.
– Да,
Ломбок. Или Сумба.
В дверях
неслышно появился Повондра.
– Принесите
пива, – распорядился Бонди.
Повондра
поднял брови.
– Пива?
Сколько?
– Галлон, –
буркнул капитан и, швырнув обгоревшую спичку на ковер, затоптал ее ногой. –
В Адене было, брат, ужасно жарко. А у меня есть для вас новость, пан Бонди.
Зондский архипелаг, see? Там, сэр, можно открыть сказочное дело. A big
business. Но, пожалуй, надо рассказать с самого начала эту… как называется –
story, что ли?
– Рассказ?
– Ja.
Один рассказик. Простой.
Капитан
поднял свои незабудковые глаза к потолку.
– Просто
не знаю, с чего начать.
(Опять
какие-нибудь торговые дела, – потухал Г. X. Бонди. – господи, какая
тоска! Будет убеждать меня, что мог бы поставлять швейные машины в Тасманию или
паровые котлы и булавки на Фиджи Сказочная торговля, еще бы! Для того я вам и
нужен. К черту! Я не лавочник. Я мечтатель. Я в своем роде поэт. Расскажи мне,
Синдбад-мореход, о Сурабае или об островах Феникса. Не притягивал ли тебя
Магнитный Утес, не уносила ли тебя в свое гнездо птица Нох? Не возвращаешься ли
ты с грузом жемчуга, корицы и безоара?" Ну же, приятель, начинай свое вранье!)
– Пожалуй,
начну с ящера, – объявил капитан.
– С
какого ящера? – изумился коммерции советник Бонди.
– Ну,
с этих-скорпионов Как это называется – lizards?
– Ящерицы?
– Да,
черт, ящерки Там есть такие ящерки, пан Бонди.
– Где?
– Там,
на одном острове Я не могу его назвать, парень. Это очень большой секрет, worth
of millions [29].
Капитан
ван Тох вытер лоб носовым платком.
– Где
же, черт возьми, пиво?
– Сейчас
будет, капитан.
– Ja.
Ладно. К вашему сведению, пан Бонди, они очень милые и славные зверьки, эти
ящерки. Я их, брат, знаю! – Капитан с жаром хлопнул рукой по столу – А
насчет того, что они черти, так это ложь? A damned lie, sir [30]. Cкоpee вы сами черт или
я черт, я, captain ван Тох! Можете мне поверить.
Г. X.
Бонди испугался. «Делириум, – подумал он. – Куда делся этот проклятый
Повондра?»
– Их
там несколько тысяч, этих ящерок. Но их здорово жрали эти… черт… эти, ну как
они там называются sharks…
– Акулы?
– Да,
акулы. Вот почему эти ящерки так редко встречаются: только в одном– единственном
месте, в том заливе, который я не могу назвать.
– Значит,
эти ящерицы живут в море?
– Ja,
в море. Только ночью они вылезают на берег, но очень ненадолго.
– А
как они выглядят? – Пан Бонди пытался выиграть время, пока вернется этот
проклятый Повондра.
– Ну,
величиной они с тюленей, но когда встают на задние лапки, тогда они вот такого
роста, – показал капитан. -Нельзя сказать, чтобы они были красивы. У них
нет никакой шелухи.
– Чешуи?
– Да,
скорлупок. Они совершенно голые, пан Бонди, точно какие-нибудь жабы или саламандры.
А передние лапки у них совсем как детские ручонки, только пальцев на каждой
всего четыре. Бедненькие! – жалостливо прибавил капитан. – Но очень
смышленые и милые зверьки, пан Бонди.
Капитан
опустился на корточки и начал раскачиваться в такой позе.
– Вот
как они переваливаются, эти ящерки.
Сидя на
корточках, капитан усиленно старался придать своему могучему телу волнообразные
движения; руки он протянул вперед, словно собачка, которая «служит»; его
небесно-голубые глаза не отрывались от пана Бонди и, казалось, умоляли о
сочувствии. Г. X. Бонди почувствовал волнение и как-то по-человечески
устыдился. В довершение всего в дверях неслышно появился пан Повондра с
кувшином пива и возмущенно поднял брови при виде неприличного поведения
капитана.
– Давайте
пиво и уходите, – скороговоркой выпалил Г. X. Бонди.
Капитан
поднялся, отдуваясь.
– Вот
какие это зверьки, пан Бонди. Your health, – сказал он и выпил пива. –
Пиво у тебя, парень, хорошее. Впрочем, когда имеешь такой дом…
И
капитан вытер усы.
– А
как вы нашли этих ящериц, капитан?
– Об
этом как раз и будет мой рассказик, пан Бонди. Случилось так, что я искал
жемчуг на Танамасе… – Капитан сразу осекся. – Или где-то еще… Ja, это был
другой остров, пока это мой секрет, парень. Люди страшные жулики, пан Бонди, и
надо держать язык за зубами… Так вот, когда эти два проклятых сингалезца
срезали под водой жемчужные shells…
– Раковины?
– Ja.
Такие раковины; они прилипают к камням, как прилипалы, и их приходится срезать
ножом. Так вот, ящерки смотрели на сингалезцев, а сингалезцы думали, что это
морские черти. Очень необразованный народ – эти сингалезцы и батаки. И говорят
мне; там, мол, черти. Ja.
Капитан
мощно затрубил в носовой платок.
– Понимаешь,
брат, тут уж не успокоишься. Я не знаю, одни ли только мы, чехи, такой любопытный
народ, но где бы я ни повстречал земляка, он обязательно всюду сует свой нос,
чтобы узнать, что там такое. Я думаю, это оттого, что мы, чехи, ни во что не
хотим верить. Вот и я вбил в свою старую глупую голову, что должен рассмотреть
этих чертей поближе. Правда, я был выпивши, но нагрузился я потому, что эти
идиотские черти не выходили у меня из головы. Там, на экваторе, многое, брат,
возможно. Значит, отправился я вечером в этот самый Девл-Бэй.
Пан
Бонди попытался представить себе тропическую бухту, окруженную скалами и девственным
лесом.
– Ну
и дальше?
– И
вот, сижу я там и зову: тс-тс-тс – чтобы черти вышли И что ж ты думаешь, вскоре
вылезла из моря одна такая ящерка, стала на задние ножки и завертела всем
телом. И цыкает на меня: тс-тс-тс. Если бы я не был выпивши, я бы, наверное, в
нее выстрелил; но я, дружище, нализался, как англичанин, и вот я говорю: поди,
поди сюда, ты, tapa-boy, я тебе ничего не сделаю.
– Вы
говорили с ней по-чешски?
– Нет,
по-малайски. Там, брат, чаще всего говорят по-малайски. Ну, она ничего. Только
переминается этак с ноги на ногу и вертится, как ребенок, когда он стесняется.
А вокруг в воде было несколько сот этих ящерок, они высунули из воды свои
мордочки и смотрят. А я (правда, я был выпивши) тоже присел на корточки и стал
вертеться, как эта ящерка, чтобы они меня не боялись. А потом вылезла из воды
еще одна ящерка, ростом с десятилетнего мальчугана, и тоже начала так
переваливаться. А в передней лапке она держала жемчужницу. – Капитан отпил
пива. – Ваше здоровье, пан Бонди. Я был, правда, пьян вдрызг, так вот я и
говорю ей: ах ты, хитрюга, ты как будто хочешь, чтобы я открыл тебе эту
раковину, ja? Так поди сюда, я ее открою ножом. Но она – ничего, все не
решалась Тогда я снова начал вертеться, словно маленькая девочка, которая
кого-то стыдится. И вот она притопала поближе, а я потихоньку протягиваю руку и
беру раковину у нее из лапки. По совести говоря, трусили мы оба, это ты, пан
Бонди, можешь себе представить; но я был, правда, пьян. Взял я свой нож и
открыл раковину; пощупал пальцем, нет ли жемчужины, но там ничего не было,
кроме противной слизи, – такой слизистый моллюск, что живет в этих
раковинах. Ну вот, на, говорю, тс-тс-тс, жри себе, если хочешь. И кидаю ей
открытую раковину. Ты бы посмотрел, как она ее вылизывала! Должно быть, для тех
ящеров это особенный tit-bit – как это называется.
– Лакомство…
– Да,
лакомство. Только они, бедняжки, не могут своими пальчиками справиться с
твердыми скорлупками. Да, тяжелая жизнь… – Капитан выпил пива. – Я, брат,
потом все обмозговал. Когда ящерки увидели, как сингалезцы срезают раковины,
они, вероятно, подумали: ага, они их будут жрать. И хотели посмотреть, как
сингалезцы их открывают. Эти сингалезцы в воде здорово смахивают на ящерок,
только ящерка умнее сингалезца или батака, потому что хочет чему-нибудь
научиться. А батак никогда ничему не научится, разве что воровать, – с
горечью добавил капитан ван Тох. – А когда я на берегу звал – тс-тс-тс, и
вертелся, как ящерка, они, наверное, подумали, что я большая саламандра, и
поэтому не побоялись подойти ко мне, чтобы я открыл их раковину. Вот какие это
умные и доверчивые зверьки.
Капитан
ван Тох покраснел.
– Когда
я с ними познакомился ближе, пан Бонди, я стал раздеваться донага, чтобы быть совсем
как они, ну, то есть голым; но им показалось очень странным, что у меня волосы
на груди и… всякое такое… Ja.
Капитан
провел носовым платком по загорелой шее.
– Но
я не знаю, не слишком ли длинно я рассказываю, пан Бонди?
Г. X.
Бонди был очарован.
– Нет,
нисколько. Продолжайте, капитан.
– Ладно.
Так вот, когда эта ящерка вылизывала раковину, другие, глядя на нее, тоже
полезли на берег. У некоторых были раковины в лапах. Как им удалось оторвать их
от clifts [31]
своими детскими ручонками, да еще без больших пальцев, это, брат, просто
удивительно.
Сначала
они стеснялись, а потом позволили брать у них из лапок эти раковины. Правда, не
все были жемчужницы; так просто, всякая дрянь, никудышные устрицы и тому
подобное; но я такие раковины швырнул в воду и говорю: «Э, нет, дети, это
ничего не стоит, это я вам своим ножом открывать не буду». Зато когда
попадалась жемчужница, я открывал ее ножом и щупал, нет ли жемчужины. А
раковины отдавал им вылизывать. К тому времени вокруг сидело уже несколько сот
этих lizards и смотрело, как я открываю раковины. А некоторые пробовали сами
вскрыть раковину какой-то скорлупкой, которая там валялась. Это, брат, меня и
удивило. Ни одно животное не умеет обращаться с инструментами. Что поделаешь,
животные – они и есть животные, таков закон природы. Правда, я видел в
Байтензорге обезьяну, которая умела открывать ножом такой tin, то есть жестянку
с консервами. Но обезьяна, сэр, какое же это животное! Недоразумение одно. Нет,
правда, я был поражен. – Капитан выпил пива. -В ту ночь, пан Бонди, я
нашел в тех shells восемнадцать жемчужин. Там были крохотные и побольше, а три
были величиной с вишневую косточку, пан Бонди. С косточку. – Капитан ван
Тох с важностью кивнул головой. – Когда я утром вернулся на судно, я
сказал себе: captain ван Тох, это тебе, конечно, только померещилось, сэр; ты,
сударь, был выпивши и тому подобное. Но какой толк в рассуждениях, когда у меня
в мешочке лежали восемнадцать жемчужин?
– Это
самый лучший рассказ, какой я когда-либо слыхал, – прошептал пан Бонди.
– Вот
видишь, брат! – обрадовано сказал капитан. – Днем я все это
обмозговал. Я приручу и выдрессирую этих ящерок, и они будут носить мне
pearl-shells [32].
Должно быть, ужас сколько этих раковин там, в Девл-Бэе. Ну, вечером я
отправился туда снова, но чуточку пораньше. Когда солнце садится, ящерки высовывают
из воды свои мордочки и тут и там – словом, по всей бухте. Сижу это я на берегу
и зову: тс-тс-тс! Вдруг вижу – акула, то есть только ее плавник торчит из воды.
А потом – всплеск, и одной ящерки как не бывало. Я насчитал двенадцать штук
этих акул, плывших тогда при заходе солнца в Девл-Бэе. Пан Бонди, эти сволочи
за один вечер сожрали больше двадцати моих ящерок!… – воскликнул капитан и
яростно высморкался. – Да, больше двадцати! Ясно ведь, такая голая ящерка
своими лапками не отобьется от акулы. Я чуть не плакал, глядя на это. Видел бы
ты все это, парень…
Капитан
задумался.
– Я
ведь очень люблю животных, – произнес он наконец и поднял свои лазурные
глаза на Г. X. Бонди. – Не знаю, как вы смотрите на это, Бонди.
Пан
Бонди кивнул в знак согласия.
– Вот
это хорошо, – обрадовался капитан ван Тох. – Они очень славные и
умные, эти tapa-boys. Когда им что-нибудь рассказываешь, они смотрят так
внимательно, как собака, которая слушает, что ей говорит хозяин. А главное –
эти их детские ручонки… Понимаешь, брат, я старый холостяк, и семьи у меня
"нет… Ja, старому человеку тоскливо одному… – бормотал капитан,
преодолевая свое волнение – Ужасно милые эти ящерки, ничего не поделаешь… Если
бы только акулы не пожирали их!… И знаешь, когда я кидал в них, то есть в акул,
камнями, они тоже начали кидать, эти tapa boys. Ты просто не поверишь,
пан Бонди! Конечно, далеко они кинуть не могли, потому что у них чересчур
короткие ручки. Но это, брат, прямо поразительно! Уж если вы такие молодцы,
ребята, говорю я, попробуйте тогда открыть моим ножом раковину. И кладу нож на
землю. Они сначала стеснялись, а потом одна ящерка попробовала и давай втыкать
острие ножа между створок. Надо взломать, говорю, взломать, see? Вот так
повернуть нож – и готово. А она все пробует, бедняжка… И вдруг хрустнуло, и
раковина открылась. Вот видишь, говорю. Вовсе это не так трудно. Если это умеет
какой-нибудь язычник – батак или сингалезец, так почему этого не сумеет сделать
tapa-boys, верно? Я не стал, конечно, говорить ящеркам, что это сказочное
marvel [33]
и удивительно, когда это делают такие животные. Но вам я могу сказать, что я
был… я был… ну совершенно thunderstruck.
– Ошеломлен, –
подсказал пан Бонди
– Ja,
richtik [34].
Ошеломлен. И так это у меня засело в голове, что я задержатся там с моим судном
еще на день. И вечером опять отправился туда, в Девл-Бэй, и опять смотрел, как
акулы жрут моих ящерок. В ту ночь я поклялся, что так этого не оставлю. И им я
тоже дал свое честное слово, пан Бонди. "Tapa-boys, – сказал я, –
captain И. ван Тох обещает вам здесь, под этими огромными звездами, что он
вам поможет".
|
