10. Пан Повондра берет
вину на себя
Кто бы
сказал, что прошло столько лет, утекло столько воды. Вот и наш пан Повондра уже
не служит швейцаром в доме Г. X. Бонди; теперь он, как говорится, почтенный
старец, который может спокойно пожинать плоды своей долгой и хлопотливой жизни
в виде маленькой пенсии; но разве может хватить каких-нибудь двух-трех сотняжек
при теперешней военной дороговизне! Хорошо еще, что иной раз выловишь
рыбку-другую, – и вот сидит пан Повондра в лодке с удочкой и смотрит:
сколько этой воды утекает за день – и откуда ее столько берется! Бывает, на
удочку попадается плотва, а когда и окунь; вообще рыбы стало больше, верно
потому, что реки теперь куда короче. Окунь – тоже вещь неплохая; правда в нем
много костей, зато мясо вкусное, миндалем немножко попахивает. А уж матушка
умеет их приготовить!… Пан Повондра не подозревает, что матушка, разводя огонь
под его окунями, пускает на растопку те вырезки, которые он когда-то собирал и
сортировал по коробкам. Правда, пан Повондра забросил свою коллекцию, когда
перешел на пенсию; зато он завел аквариум, в котором, вместе с золотыми
рыбками, держит крохотных тритонов и саламандр; он целыми часами наблюдает, как
они неподвижно лежат в воде или вылезают на берег, который он устроил для них
из камней; потом покачает головой и скажет: «Кто бы, матушка, мог подумать!» Но
скучно только глядеть да глядеть; вот пан Повондра и занялся рыболовством. Что
делать, мужчинам всегда нужно какое-нибудь занятие, снисходительно думает мамаша
Повондрова. Это лучше, чем шататься по пивным да заниматься политикой.
Да,
правда, много, очень много утекло воды. Вот и Франтик – уже не школьник,
изучающий географию, и не молодой вертопрах, протирающий носки в погоне за
суетными развлечениями. Теперь он тоже человек в летах, этот Франтик, служит,
слава богу, младшим чиновником на почте; не зря он, значит, так усердно изучал
географию. «Остепеняется помаленьку, – думает о нем пан Повондра,
спускаясь в своей лодочке вниз по реке к мосту Легионеров. – Сегодня
заглянет ко мне: в воскресенье он свободен от службы. Возьму его в лодку, и
поедем с ним вверх, к выступу Стршелецкого острова; там рыба клюет лучше; Франтик
расскажет мне, что новенького в газетах. А потом пойдем домой, на Вышеград, и
сноха приведет обоих детей…» Пан Повондра на мгновение отдался тихому
довольству счастливого дедушки. «Да, через год Марженка в школу пойдет, –
мечтал он, – а маленький Франтик, внучек, весит уже тридцать кило…» Пана
Повондру охватывает сильное, глубокое чувство, что все в порядке, в прекрасном
и добром порядке.
А вот у
самой воды уже стоит сын и машет ему рукой. Пан Повондра направил лодку к берегу.
– Ну,
наконец-то пришел, – укоризненно говорит он. – Осторожнее, не упади в
воду!
– Клюет? –
спрашивает сын.
– Плохо, –
ворчит старик. – Поедем вверх, что ли. Какое славное воскресенье! Еще не
настал тот час, когда всякие лодыри и сумасшедшие толпами валят домой после
футбола и прочих глупостей. В Праге пусто и тихо; немногие прохожие, которые
изредка показываются на набережной или на мосту, никуда не спешат, шагают чинно
и степенно. Это хорошие, благоразумные люди, они не собираются гурьбой у парапета,
не смеются над влтавскими рыболовами.
Повондра–
отец снова испытывает приятное ощущение благополучия и порядка.
– Что
нового в газетах? – спрашивает он с отцовской строгостью.
– В
общем, ничего, папаша, – отвечает сын. – Вот только читал я, будто
саламандры уже до Дрездена докопались.
– Стало
быть, немцу каюк, – констатирует старый Повондра, – А знаешь,
Франтик, странный народ были эти немцы. Культурный – но странный. Знавал я
одного немца, он шофером служил на фабрике; и такой это был грубый человек,
этот немец! Но машину содержал в порядке, что верно то верно… Ишь, значит, уж и
Германия исчезла с лица земли, – продолжал рассуждать Повондра. – А
шуму сколько поднимала! Ужас, да и только: все-то у них армия, все солдаты… Да
нет, против саламандр и немец не устоит. Я, вишь, знаю этих саламандр. Помнишь,
я их тебе показывал, когда ты вот таким был?
– Смотрите,
папаша, клюет, – сказал сын.
– А,
это просто малек, – проворчал старик и шевельнул удочкой.
«Вот
как, значит, и Германия туда же, – думал он. – Да, теперь уж ничему
не удивишься. А сколько раньше крику было, когда саламандры топили какую-нибудь
страну! Пусть это была всего лишь какая то там Месопотамия или Китай – а все
газеты только об этом и писали. Теперь-то уж спокойнее стали, – меланхолично
размышлял Повондра, поглядывая на свою удочку. – Привыкает человек, что
поделать. До нас не дошло, и ладно; только бы дороговизны такой не было! К примеру,
сколько сегодня просят хотя бы за этот кофе… Правда, Бразилия тоже исчезла под
волнами. Нет, все-таки сказывается на рынке, когда затапливают такой кусок
земли!»
Поплавок
пана Повондры тихо покачивается на мелких волнах. А старик вспоминает – сколько
стран уже затопили саламандры! И Египет под море ушел, и Индия, и Китай.
Подумать только – Черное море достигает теперь северного полярного круга –
батюшки, воды-то сколько! Да уж, что ни говори, порядком обглодали наши
материки эти твари. Хорошо еще, дело у них не так скоро подвигается…
– Так
ты говоришь, саламандры уже у Дрездена? – прервал молчание Повондра-отец.
– В
шестнадцати километрах. Почти вся Саксония уже под водой.
– Я
был там как-то с паном Бонди, – заметил Повондра. – Богатейшая земля,
Франтик, а не сказать, чтоб у них там хорошее питание было. А в общем, славный
народ, куда лучше пруссаков. Да нет, и сравнить нельзя.
– Пруссии
тоже больше нет.
– И
ничего удивительного, – процедил старик. – Не люблю я пруссаков. Зато
французу теперь хорошо, когда немца не стало. Вздохнет теперь свободнее.
– Да
не очень, папаша, – возразил Франтик. – Недавно было в газетах:
добрая треть Франции уже под водой.
– Ох-ох-хо, –
вздохнул старик. – У нас, то есть у пана Бонди, был один француз, слуга. Жаном
звали. Бабник был – срам один. Оно, понимаешь, к добру-то не ведет, легкомыслие
это.
– Зато
в десяти километрах от Парижа они разбили саламандр, – сообщил
Франтик. – У тех, говорят, там много подкопов было наделано, они и
взорвали все. Два армейских корпуса саламандр уложили.
– Это
верно, француз, он всегда добрый солдат был, – с видом знатока согласился
Повондра. – Наш-то, Жан, тоже спуску не любил давать. И не пойму, откуда в
нем что бралось. Духами от него разило, как из парфюмерной лавки, но уж когда
он дрался, то дрался на совесть. Только два корпуса саламандр – это маловато, –
задумался Повондра-старший. – Строго говоря, люди умели лучше воевать с
людьми. И не так долго это у них тянулось. А с саламандрами возятся уже
двенадцать лет, а все ни с места, все, вишь, готовят более выгодные позиции…
Вот в мои молодые годы – какие битвы бывали! К примеру, тут три миллиона
солдат, и там три миллиона солдат, – старик жестикулировал так энергично,
что лодка сильно раскачалась, – и вдруг как бросятся друг на друга! А это
и на войну-то не похоже, – сердито закончил Повондра. – Имеешь дело с
одними бетонными дамбами, а вот в штыки подняться – куда!
– Да
не могут люди столкнуться с саламандрами, папаша, – отстаивал молодой
Повондра современный способ ведения воины. – Нельзя же идти в штыковую
атаку под воду!
– В
том-то и дело, – презрительно буркнул старик. – Им друг друга не
достать. А пусти-ка ты людей на людей – рот разинешь, чего они натворят! Да что
вы знаете о войне!…
– Лишь
бы она не перекинулась сюда, – несколько неожиданно произнес Франтик –
Знаете, когда имеешь детей…
– Это
как это – сюда? – чуть ли не с возмущением воскликнул старик. – К
нам, в Прагу, что ли?
– Вообще
к нам, в Чехию, – озабоченно уточнил Повондра-сын. – Я думаю: если
они уже под Дрезденом…
– Ишь
ты, умник! – упрекнул его отец. – Да как же они до нас доберутся?
Через наши горы-то?
– Да
хотя бы по Лабе… А потом по Влтаве…
Отец
Повондра возмущенно фыркнул.
– Скажет
тоже – по Лабе! Разве что до Подмокл долезут, но не дальше. Там, братец, сплошь
горы да камни. Я там был. Нет, нет, сюда саламандрам не пройти, у нас положение
хорошее. У швейцарца тоже неплохо. А знаешь, это ведь замечательно выгодно, что
у нас нет никаких морей! Кто нынче морями владеет – несчастный тот человек.
– Но
ведь море теперь доходит до Дрездена…
– Там
– немцы, – оборвал сына Повондра. – Это уж их дело. А к нам
саламандры, конечно, не доберутся. Для этого им пришлось бы убрать те горы; ты
понятия не имеешь, какая это работа!
– Подумаешь
– работа… – возразил, нахмурившись, молодой Повондра. – Им на это раз
плюнуть! Вы же знаете, что в Гватемале они потопили целый горный хребет.
– То
другое дело, – решительно заявил старик. – Не говори глупостей.
Франтик! То в Гватемале, а то у нас. Здесь совсем другие условия.
Молодой
Повондра вздохнул.
– Ладно,
папаша, пусть будет по-вашему. Но как подумаешь, что эти твари потопили уже
около пятой части всей земной суши…
– Только
у моря, дурачок, а больше нигде. Ничего ты не смыслишь в политике. Те государства,
что расположены у моря, ведут с ними войну, а мы нет. Мы – нейтральное
государство, как же они могут на нас напасть? Понял? И помолчи, пожалуйста:
из-за тебя я ничего не поймаю.
Над
рекой стояла тишина. На поверхность Влтавы уже легли длинные нежные тени
деревьев Стршелецкого острова. На мосту звенел трамвай, по набережной
разгуливали няньки с колясочками и благопристойные, одетые по-воскресному люди.
– Папа…
– как-то по-детски прошептал молодой Повондра.
– Ну,
что?
– Это
не сом, вон там?
– Где?
Из воды,
как раз напротив Национального театра, высовывалась большая черная голова,
медленно продвигавшаяся против течения.
– Это
сом? – повторил Повондра-младший.
Старик
выронил удочку.
– Это? –
пробормотал он, указывая дрожащим пальцем. – Это?
Черная
голова скрылась под водой.
– Это
был не сом, Франтик, – сказал старик каким-то чужим голосом. – Пойдем
домой. Это конец.
– Какой
конец?
– Саламандра.
Значит, они уже здесь. Пойдем домой… – повторял он, неверными руками складывая
удочку. – Значит, конец.
– Вы
весь дрожите, – испугался Франтик. – Что с вами?
– Пойдем
домой, – взволнованно бормотал старик, и подбородок у него жалобно вздрагивал. –
Мне холодно!… Мне холодно… Этого только недоставало! Понимаешь, теперь конец.
Значит, они уже добрались сюда. Господи, как холодно! Мне бы домой…
Молодой
Повондра внимательно посмотрел на него и схватился за весла.
– Я
вас провожу, папочка, – сказал он тоже каким-то не своим голосом и
сильными ударами весел погнал лодку к острову. – Бросьте, я сам ее
привяжу.
– Отчего
так холодно? – удивлялся старик, стуча зубами.
– Я
вас поддержу, папа. Идемте же, – уговаривал сын, подхватывая его под
руку. – Наверное, вы простыли на реке. А то был просто гнилой пень.
Старик
дрожал как лист.
– Да,
гнилой пень… Рассказывай! Я лучше знаю, что такое саламандры. Пусти!
Повондра–
младший сделал то, чего не делал еще ни разу в жизни: подозвал такси.
– На
Вышеград, – сказал он, вталкивая отца в машину. – Я вас отвезу, папа.
Поздно уже.
– Еще
бы не поздно, – стучал зубами Повондра-отец. – Слишком поздно. Конец,
Франтик. Это был не гнилой пень. Это они.
Дома, по
лестнице, молодому Повондре пришлось почти нести старика на руках.
– Мама,
постелите, – быстро прошептал он в дверях. – Надо уложить папашу, он
у нас расхворался.
И вот
Повондра-отец лежит под пуховиком; нос его как-то странно торчит на лице, а
губы что-то жуют и невнятно бормочут; каким старым он кажется, каким старым!
Сейчас он немного утих…
– Лучше
вам, папа?
В ногах
постели плачет и сморкается в передник мамаша Повондрова; сноха растапливает
печь, а дети, Франтик и Марженка, уставились широко открытыми глазами на
дедушку, словно не узнавая его.
– Не
позвать ли доктора, папаша?
Повондра–
отец смотрит на детей и что-то шепчет; вдруг по щекам у него покатились слезы.
– Вам
что-нибудь нужно, папаша?
– Это
я, это я, – шепчет старик. – Так и знай, это я во всем виноват. Если
бы я тогда не пустил капитана к пану Бонди, ничего бы не случилось…
– Да
ведь ничего и не случилось, папа, – успокаивал его молодой Повондра.
– Ты
не понимаешь, – хрипел старик, – ведь это конец, ясно? Конец света.
Теперь и сюда придет море, раз саламандры уже здесь… И это все наделал я, не
нужно было пускать капитана… Пусть люди узнают когда-нибудь, кто виноват во
всем…
– Ерунда, –
непочтительно возразил сын. – Выбросьте это из головы, папаша. Это сделали
все люди. Это сделали правительства, сделал капитал. Все хотели иметь побольше
саламандр. Все хотели на них заработать. Мы тоже посылали им оружие и всякое
такое… Мы все виноваты.
Повондра–
отец беспокойно ворочался.
– Прежде
везде море было, и опять будет то же самое. Это конец света. Мне как-то говорил
один человек, что и здесь, на том месте, где Прага, тоже было морское дно…
Наверное, и тогда это сделали саламандры. Ох, не надо мне было докладывать об
этом капитане. Что-то мне все время говорило: «Не докладывай», – но я
подумал, – быть может, капитан даст мне на чаек… А он и не дал. И вот так,
за здорово живешь, человек погубил весь мир… – Старик проглотил слезы. – Я
знаю, я хорошо знаю, что нам пришел конец. И я знаю, что все это сделал я…
– Дедушка,
не хотите ли чайку? – участливо спросила молодая Повондрова.
– Я
хотел бы одного, – прошептал старик, – я хотел бы только, чтобы дети
мне простили…
|
