|
Драгоценной
для россиян памяти
Николая
Михайловича Карамзина
сей труд,
гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает
Александр
Пушкин
КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ
(1598
года, 20 февраля)
Князья
Ш у й с к и й и
В о р о т ы н с к и й.
В о р о т ы н с к и й
Наряжены
мы вместе город ведать,
Но,
кажется, нам не за кем смотреть:
Москва
пуста; вослед за патриархом
К
монастырю пошел и весь народ.
Как
думаешь, чем кончится тревога?
Ш у й с к и й
Чем
кончится? Узнать не мудрено:
Народ
еще повоет да поплачет,
Борис
еще поморщится немного,
Что
пьяница пред чаркою вина,
И
наконец по милости своей
Принять
венец смиренно согласится;
А
там – а там он будет нами править
По-прежнему.
В о р о т ы н с к и й
Но
месяц уж протек,
Как,
затворясь в монастыре с сестрою,
Он,
кажется, покинул все мирское.
Ни
патриарх, ни думные бояре
Склонить
его доселе не могли;
Не
внемлет он ни слезным увещаньям,
Ни
их мольбам, ни воплю всей Москвы,
Ни
голосу Великого Собора[1].
Его
сестру напрасно умоляли
Благословить
Бориса на державу;
Печальная
монахиня-царица
Как
он тверда, как он неумолима.
Знать,
сам Борис сей дух в нее вселил;
Что,
ежели правитель в самом деле
Державными
заботами наскучил
И
на престол безвластный не взойдет?
Что
скажешь ты?
Ш у й с к и й
Скажу,
что понапрасну
Лилася
кровь царевича-младенца;
Что
если так, Димитрий мог бы жить.
В о р о т ы н с к и й
Ужасное
злодейство! Полно, точно ль
Царевича
сгубил Борис?
Ш у й с к и й
А
кто же?
Кто
подкупал напрасно Чепчугова?
Кто
подослал обоих Битяговских
С
Качаловым? Я в Углич послан был
Исследовать
на месте это дело:
Наехал
я на свежие следы;
Весь
город был свидетель злодеянья;
Все
граждане согласно показали;
И,
возвратясь, я мог единым словом
Изобличить
сокрытого злодея.
В о р о т ы н с к и й
Зачем
же ты его не уничтожил?
Ш
у й с к и й
Он,
признаюсь, тогда меня смутил
Спокойствием,
бесстыдностью нежданной,
Он
мне в глаза смотрел, как будто правый:
Расспрашивал,
в подробности входил –
И
перед ним я повторил нелепость,
Которую
мне сам он нашептал.
В о р о т ы н с к и й
Не
чисто, князь.
Ш у й с к и й
А
что мне было делать?
Все
объявить Феодору? Но царь
На
все глядел очами Годунова,
Всему
внимал ушами Годунова:
Пускай
его б уверил я во всем,
Борис
тотчас его бы разуверил,
А
там меня ж сослали б в заточенье,
Да
в добрый час, как дядю моего,
В
глухой тюрьме тихонько б задавили.
Не
хвастаюсь, а в случае, конечно,
Никая
казнь меня не устрашит.
Я
сам не трус, но также не глупец
И
в петлю лезть не соглашуся даром.
В о р о т ы н с к и й
Ужасное
злодейство! Слушай, верно,
Губителя
раскаянье тревожит:
Конечно,
кровь невинного младенца
Ему
ступить мешает на престол.
Ш у й с к и й
Перешагнет;
Борис не так-то робок!
Какая
честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний
раб, татарин, зять Малюты,
Зять
палача и сам в душе палач,
Возьмет
венец и бармы Мономаха...
В о р о т ы н с к и й
Так,
родом он незнатен; мы знатнее.
Ш у й с к и й
Да,
кажется.
В о р о т ы н с к и й
Ведь
Шуйский, Воротынский...
Легко
сказать, природные князья.
Ш у й с к и й
Природные,
и Рюриковой крови.
В о р о т ы н с к и й
А
слушай, князь, ведь мы б имели право
Наследовать
Феодору.
Ш у й с к и й
Да,
боле,
Чем
Годунов.
В о р о т ы н с к и й
Ведь
в самом деле!
Ш у й с к и й
Что
ж?
Когда
Борис хитрить не перестанет,
Давай
народ искусно волновать,
Пускай
они оставят Годунова,
Своих
князей у них довольно, пусть
Себе
в цари любого изберут.
В о р о т ы н с к и й
Не
мало нас, наследников варяга,
Да
трудно нам тягаться с Годуновым:
Народ
отвык в нас видеть древню отрасль
Воинственных
властителей своих.
Уже
давно лишились мы уделов,
Давно
царям подручниками служим,
А
он умел и страхом, и любовью,
И
славою народ очаровать.
Ш у й с к и й
(глядит
в окно)
Он
смел, вот всё – а мы... Но полно. Видишь,
Народ
идет, рассыпавшись, назад –
Пойдем
скорей, узнаем, решено ли.
|
