 Увеличить |
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ АВТОРА
К «НОРТЕНГЕРСКОМУ АББАТСТВУ»
Эта
небольшая работа была закончена в 1803 году в предположении, что она будет
сразу опубликована. Ее принял издатель, о ее предстоящем выходе из печати было
даже объявлено, и почему дело не пошло дальше, — автор так и не понял.
Обстоятельства, в которых издатель находит выгодным приобрести рукопись и
невыгодным — ее напечатать, выглядят из ряда вон выходящими. Впрочем, автору и
читающей публике не было бы сейчас до этого дела, если бы какие-то части книги
за минувшие тринадцать лет несколько не устарели. Читателей просят иметь в
виду, что прошло тринадцать лет после завершения этой работы, много больше — с
тех пор, как она была задумана, и что за истекшие годы географические понятия,
человеческие характеры и взгляды, а также литература претерпели существенные
изменения.
Глава I
Едва ли
кто-нибудь, кто знал Кэтрин Морланд в детстве, мог подумать, что из нее
вырастет героиня романа. Общественное положение и характеры ее родителей,
собственные качества и наклонности — все у нее было для этого совершенно
неподходящим. Отец ее был священником, не бедным и забитым, а, напротив, весьма
преуспевающим, — правда, он носил заурядное имя Ричард и никогда не был
хорош собой. Не считая двух неплохих церковных приходов, он имел независимое
состояние, и ему не было нужды держать своих дочек в черном теле. Мать ее отличалась
рассудительностью и добрым нравом, и, как ни странно, — превосходным
здоровьем. Еще до Кэтрин она успела родить трех сыновей, а произведя на свет
дочку, отнюдь не умерла, но продолжала жить на земле, прижила еще шестерых
детей и растила весь выводок в полном благополучии. Семейство, насчитывающее
десятерых детей, обычно считается прекрасным семейством с вполне достаточным
числом рук, ног и голов. Увы, Морланды не могли претендовать на этот эпитет во
всех его смыслах, ибо отнюдь не отличались внешней привлекательностью. На
протяжении многих лет Кэтрин оставалась такой же дурнушкой, как и все ее
родичи. Тощая, несуразная фигура, вялый цвет лица, темные прямые волосы — вот
как она выглядела со стороны. Ничуть не больше годился для героини романа ее
характер. Ей всегда нравились мальчишеские игры — крикет она предпочитала не
только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как
воспитание мышки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы. Работа в
саду была ей не по вкусу, а если иногда она собирала букеты, то делала это как
будто назло — так, по крайней мере, можно было заключить, судя по тому, что она
обрывала именно те цветы, которые ей запрещалось трогать. Таковы были ее
наклонности. И столь же мало сулили в будущем ее способности. Ей никогда не
удавалось что-то понять или выучить прежде, чем ей это объяснят, — а иной
раз и после того, ибо частенько она бывала невнимательной, а порою даже
туповатой. Целых три месяца потребовалось ее матери, чтобы вдолбить ей в голову
«Жалобу нищего». И все же младшая сестра Салли декламировала это стихотворение
гораздо выразительнее. Не то чтобы Кэтрин была безнадежной тупицей — вовсе нет.
Басню про «Зайца и его дружков» она вызубрила так же легко, как и любая
английская девчонка. Матери хотелось научить ее музыке. И Кэтрин полагала, что
заниматься музыкой необыкновенно приятно — она ведь так любила барабанить по клавишам
разбитых клавикордов. Занятия начались, когда девочке исполнилось восемь лет.
Она проучилась год, и ей стало невмоготу. Миссис Морланд, считая неразумным
принуждать детей к делу, к которому у них не было способностей или не лежала
душа, оставила дочку в покое. День, в который Кэтрин рассталась с учителем
музыки, был счастливейшим в ее жизни. Ее способности к рисованию раскрылись в
той же степени, хотя, если ей удавалось раздобыть у матери обертку письма или
какой-нибудь другой клочок бумаги, она использовала их самым основательным образом,
изображая мало отличающиеся друг от друга домики, кустики и петушков или
курочек. Писать и считать учил ее отец, а говорить по-французски — мать. Успехи
ее были далеко не блестящими, и она отлынивала от занятий как только могла. Но
что это был за странный, необъяснимый характер! При всех признаках
испорченности, к десяти годам от роду она все же оставалась доброй и отзывчивой,
редко упрямилась, почти никогда ни с кем не ссорилась и была хороша с малышами,
если не считать редких вспышек тиранства. Она была шумной и озорной девочкой,
терпеть не могла чистоту и порядок и больше всего на свете любила скатываться
по зеленому склону холма позади дома.
Такой
была Кэтрин Морланд в десять лет. К пятнадцати годам впечатление, которое она
производила на окружающих, стало понемногу исправляться. Она начала завивать
волосы и подумывать о балах. Ее внешность улучшилась, лицо округлилось и
посвежело, глаза стали более выразительными, а фигура — соразмерной. Она
перестала быть грязнулей и научилась следить за собой, превратившись в опрятную
и миловидную девушку. И ей было приятно, что в разговорах между родителями
зазвучали одобрительные отзывы об ее изменившейся наружности. «Кэтрин начинает
выглядеть совсем недурно — она становится почти хорошенькой!» — слышала она время
от времени. И что это было за удовольствие! Казаться почти хорошенькой для
девушки, которая первые пятнадцать лет своей жизни слыла дурнушкой, —
радость, гораздо более ощутимая, чем все радости, которые достаются красавице с
колыбели.
Миссис
Морланд была добрейшей женщиной и хотела, чтобы ее дети получили в жизни все,
что только им причиталось. Но она была слишком занята тем, что рожала и
воспитывала малышей, и старшие дочери оказывались поневоле предоставленными
самим себе. Ничего поэтому не было удивительного, что Кэтрин, от природы
лишенная всего истинно героического, в четырнадцать лет предпочитала бейсбол,
крикет, верховую езду и прогулки — чтению, по крайней мере — серьезному чтению.
Ибо она
ничего не имела против книг, в которых не было поучительных сведений, а содержались
одни только забавные происшествия. Но между пятнадцатью и семнадцатью годами
она стала готовить себя в героини. Она прочла все, что должны прочитать героини
романов, которым необходимо запастись цитатами, столь полезными и ободряющими в
их полной превратностей жизни.
От Поупа
она научилась осуждать тех, кто
В
притворном горе ускользнуть не прочь…
++
От Грея
узнала,
Как
часто лилия цветет уединенно,
В
пустынном воздухе теряя запах свой…
Томсон открыл
ей,
Как
славно молодежь
Воспитывать
уроками стрельбы!
А
Шекспир снабдил ее огромным запасом сведений, и среди них, что
Ревнивца
убеждает всякий вздор,
Как
доводы Священного писанья, —
что
Ничтожный
жук, раздавленный ногой,
Такое
же страданье ощущает,
Как с
жизнью расстающийся гигант…
и что к
выражению лица влюбленной молодой женщины вполне подходят слова:
Как
статуя Терпения застыв,
Она
своим страданьям улыбалась…
В этом
отношении ее успехи были удовлетворительными, так же как и во многих других.
Ибо, хоть она и не умела писать сонеты, она приучила себя их читать. И хотя у
нее не было надежды вызвать восторг публики исполнением на фортепьяно прелюдии
собственного сочинения, она была способна, не испытывая усталости, слушать игру
других музыкантов. Самым слабым ее местом было рисование, в котором она не
смыслила ровно ничего — настолько мало, что, попытайся она запечатлеть на
бумаге профиль возлюбленного, ее и тогда никому не удалось бы изобличить. По
этой части она не могла соревноваться ни с одной героиней романа. Однако, до
сих пор данный недостаток не открывался даже ей самой, так как у нее не было
возлюбленного и ей некого было рисовать. К семнадцати годам она еще ни разу не
встретила на своем пути достойного молодого человека, который был способен
воспламенить ее чувства, и ни разу не возбудила в ком-нибудь не только любовной
склонности, но даже восхищения, большего, чем самое поверхностное и мимолетное.
Это в самом деле было очень странно! Но многие странные вещи удается объяснить,
если по-настоящему вдуматься в их причины. В окрестностях не было ни одного
лорда, даже баронета. Среди знакомых Морландов не было ни одной семьи, которая
вырастила бы найденного на пороге мальчика неизвестного происхождения. У ее
отца не было воспитанника, а местный сквайр вообще не имел детей.
Однако
если молодой леди суждено стать героиней, она ею станет, даже несмотря на то,
что так оплошали сорок живущих по соседству семейств. Что-нибудь случится, и
герой окажется на ее пути.
Мистеру
Аллену, владельцу почти всех земель вокруг Фуллертона — деревушки, в которой
жили Морланды, — было предписано отправиться в Бат для лечения подагры. И
его супруга, добродушная женщина, которой очень полюбилась мисс Морланд и
которая, возможно, догадывалась, что если с молодой леди не происходит никаких
приключений в родной местности, то ей следует поискать их на стороне,
пригласила Кэтрин поехать в Бат вместе с ними. Мистер и миссис Морланд
отнеслись к этому предложению вполне благосклонно, а Кэтрин пришла от него в неподдельный
восторг.
|
