 Увеличить |
Отряд X Непарнокопытные
(Perissodactyla)
Непарнокопытные животные, т. е. имеющие нечетное число
пальцев, снабженных копытом, распространены, в количестве всего 25 видов, почти
по всей земле, за исключением Австралии. Кроме копыт, характерными их
признаками являются: малое развитие или даже полное отсутствие клыков,
отсутствие ключиц и желчного пузыря и простой желудок. Всех непарнокопытных
делят обыкновенно на 4 семейства: лошади (Equidae) с одним пальцем на
ногах, тапиры (Tapiridae) – с четырьмя пальцами на передних ногах
и с тремя – на задних, носороги (Rhinocerotidae) – с тремя
пальцами и даманы , или жиряки (Hyracidae), – с четырьмя
пальцами на передних ногах и тремя на задних.
Лошадь (Equus). Из всех побед, которые человек
одержал над животными, без сомнения, самая полезная и важная – победа над
лошадью, этим благороднейшим из животных. Лошадь – верный слуга и спутник
человека везде: дома, в поле и на войне; лошадь – воплощение красоты и грации.
Посмотрите, в самом деле, на чистокровного скакуна. Его трепещущие ноздри
пылают и дымятся; быстрые ноги в нетерпении роют землю; огненный взгляд мечет
молнии; красивая, разметавшаяся грива трепещет и волнуется; длинный пушистый
хвост распускается султаном. Благородный конь как будто сам гордится своей
красотой.
Неизвестно, где и когда люди впервые приручили лошадей.
Теперь почти везде они – домашние животные; только в привольных степях Средней
Азии и пампасах Южной Америки до сих пор еще рыщут многочисленные стада диких
лошадей, да и то в последней стране они произошли от домашних и уже на свободе
одичали.
В степях Юго‑Восточной России еще
недавно, каких‑нибудь 100 лет тому назад, водились целые стада тарпанов
, в которых некоторые ученые видели родоначальника нашей домашней лошади. Это –
животное маленького роста, на тонких, но сильных ногах с длинными бабками, с
толстой, горбоносой головой, покрытые густой, короткой, волнистой шерстью,
которая зимой становится жесткой, крепкой и длинной, образуя на подбородке
нечто вроде бороды; окраска черно‑бурая или грязно‑желтая. Тарпана было трудно
приручить, так как его дикость не поддавалась искусству опытнейших укротителей.
Считать ли тарпана действительно
родоначальником домашней лошади или просто за одичавшего потомка последней,
этот вопрос трудно решить потому именно, что домашние лошади быстро и скоро
дичают. «Основанный в 1535 г. Буэнос‑Айрес, – говорит Азара, –
был впоследствии покинут, причем уезжавшие жители не позаботились собрать всех
своих лошадей, и часть их, штук 5–7, была оставлена на произвол судьбы. Когда
же в 1580 г. тот же город был снова занят и населен, нашли уже множество
лошадей, потомков этих немногих оставленных, но уже совершенно одичавших.
Таково происхождение бесчисленных стад лошадей, которые бродят теперь южнее Рио‑де‑Лаплаты».
Цимарроны, как называют этих лошадей, причиняют человеку много вреда, так как
не только уничтожают хорошие пастбища, но также уводят с собой домашних
лошадей.
Там, где лошади водятся огромными
табунами, за ними почти нет ухода. Круглый год, зиму и лето, они живут под
открытым небом, довольствуясь скудным подножным кормом или той пищей, какую
указывает им человек. В более южных странах лошади питаются плохой травой, в
северных лакомятся лишаями или рыбой и так привыкают к последней, что съедают
эту несвойственную им пищу с большим удовольствием. Владельцы таких полудиких
табунов лишь изредка сгоняют их, пересчитывают, выбирают некоторых животных, а
остальных опять отпускают на свободу (так поступают, напр., гаучосы Ю. Америки
со своими мустангами или наши киргизы со своими лошадьми). Зачастую весь табун
состоит из нескольких сот голов, но распадается на множество мелких обществ, с
жеребцом‑вожаком во главе. Последние постоянно настороже, готовые предупредить
малейшую опасность. Если они заметят что‑нибудь подозрительное, то начинают
громко фыркать, быстро двигают ушами и бросаются быстрым галопом от опасного
места. За ним следует все стадо. Но иногда лошадиный косяк вместо бегства
остается на месте и храбро вступает с врагом в бой. Так делают степные лошади
Южной России при встрече с волками. Нередко даже лошади сами бросаются на серых
хищников и ударами передних ног валят их на землю. В большинстве стран лошадей
держат для упряжи и верховой езды. Но в Азии, у монголов‑кочевников, лошадь
служит и для многих других целей. Ее мясо охотно употребляется в пищу, а
кобылье молоко – любимое питье монгола: из кожи он выделывает седла и ремни;
хвосты и гривы идут на веревки и сита. Одним словом, лошадь дает монголу
множество разнообразных продуктов. Не последнее место среди этих продуктов
занимает кумыс, служащий для кочевника не только возбуждающим напитком, но и
вкусным, здоровым, питательным веществом.
Несмотря на громадную пользу, приносимую лошадью человеку,
только немногие народы отдают должную справедливость ее достоинствам. Между
ними первое место занимают арабы. В глазах свободного сына аравийских степей
лошадь – самое совершенное животное, предмет нежнейших его забот и попечений,
неразлучный спутник во всю его жизнь. Араб немыслим без лошади: он странствует
и воюет на ней, на лошади пасет стада, на коне живет, любит и умирает. Он
трогательно ухаживает за своим конем, сочиняет про него стихи и восхваляет в
песнях. Конь – любимый предмет его разговора. Араб смотрит на свою лошадь, как
на соединение всевозможных совершенств. «Земной рай можно найти на лошадиной
спине, в книгах премудрости и над сердцем женщины», гласит арабская пословица.
А вот арабская легенда о сотворении благородного животного, легенда, которая
лучше всего показывает, что такое конь в глазах араба:
– Когда Господь сотворил лошадь, то сказал ей: «С тобой
не сравнится ни одно животное: все земные сокровища лежат между твоими глазами.
Ты будешь топтать моих врагов и возить моих друзей. С твоей спины будут
произносить мне молитвы. Ты будешь счастлива на всей земле и тебя будут ценить
дороже всех существ, потому что тебе будет принадлежать любовь властелина
земли. Ты будешь летать без крыльев и разить без меча…»
Обращаясь заботливо с лошадью, арабы, а также англичане,
страстные любители беговых лошадей, выработали целую систему ее воспитания.
Жеребенка воспитывают со всевозможной заботливостью, и с первого дня появления
своего на свет он живет как член семейства. Арабские лошади беспрепятственно
впускаются в шатер хозяина и свободно играют с детьми, как большие собаки.
Хозяин следит за каждым движением животного, обращается с ним нежно и любовно и
с крайней осторожностью приучает к седлу. Только через семь лет лошадь
считается взрослой. Зато из нее и вырабатывается превосходный скакун. Она может
делать в продолжение 6 дней кряду по 10, 12, даже 15 миль ежедневно. В случае
нужды она бежит во весь опор целый день, без пищи и питья.
Что касается до внутренних свойств лошади, то ее можно
причислить в этом отношении к наиболее развитым животным. Она проявляет
замечательный ум и обладает разнообразными душевными способностями. До какой
степени может лошадь проникаться, напр., чувством гордости и гнева, показывает
следующий случай, рассказанный арабским поэтом Эльдемари.
У калифа Меронона была лошадь, которая не позволяла своему
служителю входить к себе в конюшню без зова. Однажды несчастный конюх забыл об
этом. Разгневанный таким непочтением конь схватил его за спину и разбил о свои
мраморные ясли.
Греческий писатель Павзаний говорит, что он знал одну
лошадь, которая отлично сознавала свое торжество при победе в беге на Олимпийских
играх. Если ей случалось победить, она гордо направлялась к трибуне судей и
требовала себе награды.
Понятливость, память и добродушие благородного животного
доставляют возможность выучить его всем тем искусствам, которым обучают слона,
осла и собаку. Оно выучивается решать задачи и отвечать на вопросы, говорить
«да» и «нет» движениями головы, ударами ноги означать, который час, и пр. При
ласковом обращении лошадь можно обучить многому. Но и сама по своей природе она
может дойти до замечательной понятливости.
У английского ученого Ромэнса была лошадь, которая ловко
отвертывала кран водопровода, в жаркое время открывала окно конюшни, дергая за
привязанную к нему веревку, и очень искусно доставала овес. Для этого она,
заметив, когда кучер ложился спать, снимала с себя недоуздок, вынимала две
палки, затыкавшие отверстия ларя с овсом, и подбирала сыпавшийся в отверстие
овес.
Другой англичанин, д‑р Рэ, сообщает следующий пример ума
лошади. Один школьный учитель купил шотландского пони,[262] чтобы ездить на уроки в школу. Для этого он
подковал его у местного кузнеца. На другой день последний с удивлением заметил
у дверей кузницы этого пони, но неоседланного и без недоуздка. Думая, что
лошадь зашла случайно, он отогнал ее прочь. Пони ушел, но ненадолго: через пять
минут голова его опять появилась в дверях кузницы. Отгоняя второй раз
навязчивого посетителя, кузнец привычным глазом взглянул на его ноги и заметил,
что на одной ноге недостает подковы. Он немедленно подковал лошадь и стал
ожидать, что будет дальше. С секунду пони глядел на кузнеца, как бы спрашивая,
все ли готово, потом сделал несколько шагов, пробуя новую подкову, наконец,
убедившись, что она сидит хорошо, радостно заржал и крупной рысью помчался
домой.
Другой пони в Бирмингеме был еще понятливее и сообразительнее.
Его держали на дворе фермы в сарае, куда вели ворота, запиравшиеся изнутри
задвижкой, а снаружи опускной щеколдой. Ворота не доходили до верху, но пони,
просунув голову над ними, все‑таки не мог достать наружной щеколды. Несмотря на
это, его постоянно находили на свободе во дворе. Долго не могли понять, как он
выходил из запертого сарая, пока тайна не объяснилась очень просто. Оказалось,
лошадь сперва отодвигала внутреннюю задвижку, потом принималась громко ржать.
На ее ржанье прибегал осел, постоянно бывший на дворе, и мордой приподнимал
наружную щеколду. Ворота растворялись, и друзья отправлялись на прогулку.
Наконец, в Соединенных Штатах, в Онтарио, был такой случай.
Жена одного фермера упала с мостика в речку, когда вода была высока. В это время
вблизи паслась лошадь; заметив беду, она подбежала к берегу, схватила тонувшую
зубами за платье и держала ее до тех пор, пока не подоспела помощь.
Закончим наш очерк примером необыкновенной памяти лошади.
Англичанин Веджвуд приехал однажды из Лондона в свое имение;
несмотря на то что лошадь его не была в последнем уже восемь лет, она вспомнила
дорогу и побежала прямо к конюшне, в которой ее держали прежде.
Пород домашних лошадей так много, что
было бы слишком затруднительно приводить описание их. Достаточно указать на арабскую
лошадь, английскую, сирийскую, туркменскую, тракенскую – хороших бегунов,
и, с другой стороны, на так называемых тяжеловозов – клайдесдальскую,
першерон, арденскую, русского битюга и пр. Открытая в степях Джунгарии
покойным Н. М. Пржевальским лошадь, так называемая Equus Przewalskii,
отличается от домашней хвостом, покрытым длинными волосами только на нижней
половине, отсутствием челки и короткой гривой и потому считается за особый вид,
а не за родоначальника домашней лошади, как думали было некоторые.
Из рода Equus (лошадь) выделяют
особую группу ослов и тигровых, полосатых лошадей , которые
отличаются хвостом, покрытым длинными волосами лишь на конце, и отсутствием
мозолей на задних ногах. Сюда относятся, например, кулан киргизов,
джигеттай монголов, джан тунгузов и кианг тибетцев, Equus (Asinus)
hemionus. По внешнему виду это – среднее между лошадью и ослом. Крайне легкое
тело, тонкие конечности, дикий и быстрый взгляд, стоячие уши и прекрасный цвет
шерсти делают кулана очень красивым. Только голова несколько тяжела, некрасив и
коровий, как у осла, хвост. Водится кулан в Ю. Сибири, Туркестане, в пустынных
степях Монголии и в горах Тибета. Зимой короткая (до 1 см) шерсть
достигает длины 2,5 см и кажется в это время косматой и мягкой, подобно
верблюжьей шерсти; кончики волно‑серебристо‑серого цвета, у корня же бледно‑железно‑серого;
полоса по средней линии спины – темно‑бурая. Общая длина тела 2,5 м с
хвостом, высота у загривка до 1,5 м, тогда как высота домашней лошади
доходит до 1,8 м.
Кулан – дитя степи, однако
живет и близ вод, и в безводных пустынях, и на высоких горах. В поисках пищи
табуны их ежегодно совершают довольно большие странствования. Будучи
общественным животным, кулан охотно пасется вместе с дикими баранами, антилопами
и т. п. животными его родины. Любимая пища – степная полынь и колючий
кустарник – боялыш. По остроте внешних чувств, самоуверенности и храбрости
кулан – одно из высокоодаренных животных. Благодаря своей быстроте куланы
удачно избегают нападений крупных хищников, например, тигра, а со средними,
каковы волки, легко справляются при помощи своих копыт. Приручение их до сих
пор не удавалось.
Значительно меньше кулана похожий на
него по образу жизни онагр (Е. onager), окрашенный в красивый, белый с
серебристым, цвет, переходящий на верху головы, на боках и бедрах – в светло‑рыжий.
Шерсть онагра еще мягче и шелковистее, чем у лошади. Любимая пища его –
солончаковые растения, далее, одуванчик, осот и др., а также колючие и болотные
растения. Даже воду он более любит соленую, нежели пресную. За этим животным
охотятся из‑за вкусного мяса, высоко ценимого в тех странах, где оно водится (в
Сирии, Аравии, Персии, Белуджистане).
Что касается ослов, то домашний осел
происходит от дикого африканского, и теперь еще встречающегося на его родине в
двух разновидностях. Первая, степной осел (Е. asinus africanus) похож
на своего ручного потомка в Египте, по нраву же и образу жизни – на своих диких
азиатских сородичей. Он – большого роста, красиво сложен, светло‑рыжего цвета,
с черными полосами (на спине и боках); грива – короткая, прямостоящая, кисть же
хвоста – большая, длинная. От степного осла отличают сомалийского осла
(Е. as. somalicus), еще больше ростом и с более длинной, отвислой гривой. Он
серого цвета с неясной полосой на спине. Первый водится в Нубии, доходя до
Красного моря, второй – в стране Сомали. Подобно кулану и онагру, дикие ослы
водятся большими стадами и так же быстроноги и пугливы. От этих видов, а может
быть, путем скрещивания и с другими, близкими видами, например, онагром,
произошли различные породы домашнего осла, широко распространенного не только в
Сев. и Вост. Африке, но и в Средней Азии, Ю. и Ср. Европе и даже далекой Ю.
Америке. Чем суше страна, тем лучше и ослы ее. Сырость и холод осел переносит
хуже, чем лошадь. Поэтому в Персии, Сирии, Египте, Берберии и Ю. Европе
находятся лучшие, более красивые и сильные ослы, тогда как в Ср. Африке и Ср.
Европе – самые плохие и маленькие. Несмотря на крайне дурное обращение хозяев,
осел – очень прилежен, крайне умерен в пище и очень терпелив. Ночью он получает
свою главную пищу – бобы, которые, раздробляет с громким шумом, днем же по
временам ему дают то пучок клевера, то горсть бобов. Выносливость его такова,
что рослый мужчина может сесть на осла, который бывает часто не больше 6‑недельного
теленка, и несется с ним в галоп. Употребление этих животных «под верх»
особенно распространено в Египте, где погонщики их образуют настоящую касту.
«Настоящая потеха и вместе с тем
настоящее мучение, – говорит Богумиль Глольд, – иметь дело с
погонщиками ослов, обступающими иностранцев при выходе на берег, например, в
Александрии. Они бросаются наперебой к глупым, по их мнению, иностранцам и
предлагают своих бегунов, расхваливая их достоинства без зазрения совести.
«Посмотри, господин, – кричит
один, – на этого осла; ведь это – настоящий паровоз! Сравни его с другими.
Они развалятся под тобой, а ты – сильный человек. А мой осел побежит под тобой,
точно газель».
«Вот кахетинский осел, – выхваляет
другой, – его дед был самец газели, а праматерь – дикая лошадь. Эй ты,
кахетинец, – обращается погонщик к своему ослу, – ну‑ка, докажи
господину, что я говорю правду! Не посрами своих родителей, иди с Богом, моя
ласточка!» Третий, желая превзойти своих соперников, величает своего бегуна
Бисмарком, Мольтке и пр. Все это продолжается до тех пор, пока оглушенный
путешественник не сядет на первое попавшееся животное. Тогда погонщик начинает
дергать, толкать, бить осла или колоть заостренной на конце палкой, после чего
осел пускается вскачь; сзади же бежит сам погонщик, крича, понукая осла,
одобряя его, болтая и надрывая свои легкие так же, как и осел».
К обыкновенному европейскому ослу
вполне применимы слова Окена: «Домашний осел так опустился вследствие постоянно
дурного обращения с ним, что почти не похож на своих прародителей. Он не только
отличается от них меньшим ростом, но и цветом шерсти, которая у него более
бледного серо‑пепельного цвета; уши его также длиннее и дряблее, чем у дикого
осла. Бдительность перешла у него в упрямство, проворство – в медленность,
живость – в леность, ум – в тупость, любовь к свободе – в терпение, мужество –
в равнодушие к побоям». Между тем, по выражению Шейтлина, ручной осел по натуре
чаще сметлив, нежели глуп, и более коварен и хитер, чем лошадь. При всем
терпении он – страшно упрям; тогда и побои не действуют на него. Хозяина он
знает, но не выказывает к нему особого расположения. Замечательно, что осел
заранее чувствует перемену погоды: перед дурной погодой печально свешивает
голову или же весело прыгает, если будет ведро. Внешние чувства, особенно слух
и зрение, развиты у него очень хорошо, только осязание слабо. К пище это
животное крайне нетребовательно, только воду требует непременно чистую.
Голос ослов – всем известный,
душераздирающий крик «и‑а», «и‑а», который стоит поднять одному экземпляру,
чтобы его подхватили и все другие, кто только слышит его. Получается адский
концерт, от которого хоть затыкай уши. Между тем египетским погонщикам эта
музыка кажется приятной, и часто они сами поднимают ее, давая первые аккорды;
тогда все стоящие вблизи ослы дружно подхватывают… Живут ослы, несмотря на
истинно каторжную жизнь, лет до 30, даже 40.
Уже с древних времен осла скрещивали с
лошадью, получая помеси, которые называются мулами, если отец – осел, и лошаками,
если – лошадь. По наружности они более походят на мать, но нрав наследуют от
отца. Мул отличается от лошади формой головы, длиной ушей, короткими волосами у
корня хвоста и узкими копытами, похожими на ослиные; цвет шерсти у него –
материнский, а голос – отцовский. Лошак сохраняет невзрачную наружность своей
матери, ее небольшой рост и длинные уши; от лошади же наследует более
удлиненную голову, более полные бедра, вполне покрытый волосами хвост и ржание;
по характеру он так же ленив, как и его мать. Вследствие большей пользы,
обусловленной силой, выносливостью, умом и осторожностью, разводят чаще мулов,
особенно в Ю. Америке, где они служат необходимыми вьючными животными в горных
странах. В новейшее время доказана способность мулов к размножению, по крайней
мере, до второго колена.
В Юго‑Восточной Африке, не далее 33–34° в. д., южнее оз.
Виктории, встречаются стада красивых, быстрых животных, известных еще древним
под именем гиппотигров , т. е. тигровых лошадей .
«Трудно вообразить себе, – говорит Гаррис, –
существо прекраснее этого сильного, дикого, быстрого обитателя пустыни. Далеко
кругом глаз охотника встречает только песчаную равнину, красноватый цвет
которой местами прерывается более темными пятнами выжженной солнцем травы и
скудно оттеняется одиноко стоящими группами перистолистных мимоз. Вдруг среди
этого безотрадного ландшафта появляется темное облако пыли, подвигающееся все
ближе и ближе; наконец, оно превращается в целое стадо великолепно окрашенных
полосатых животных, которые вскачь несутся на вас, гремя своими копытами,
подобно кавалерийскому полку. Это – табун тигровых лошадей. С беспорядочной
поспешностью мчатся они, подняв вверх головы и хвосты. Впереди, с раздутыми
ноздрями, развевающейся гривой и хлеща себя по бедрам хвостом, выступает старый
жеребец – вожак стада…» Среди стада этих странных животных можно встретить и
разных жвачных, напр., буйволов, гну, антилоп, затем – быстроногих страусов.
Охотнику на хорошей лошади нетрудно догнать сомкнувшийся тесными рядами табун
тигровых лошадей, но одиночной лошади ни за что не догнать, – до того
быстры эти животные.
В настоящее время насчитывается 5 видов тигровых лошадей,
именно: квагга, дау, зебра, тигровая лошадь Шапмана и зебра Греви.
Первый вид, квагга (Е. quagga),
более походит на лошадь, нежели на осла, только – с короткой, прямо стоящей
гривой; хвост длиннее, чем у других тигровых лошадей, но короче лошадиного.
Волосы короткие. Основной цвет шерсти – гнедой, на голове темнее, на спине и
боках – светлее, а на животе – чисто‑белый. На голове, шее и плечах тянутся
беловато‑серые, с рыжим оттенком, полосы, а вдоль спины идет черно‑бурая
полоса. Размер – до 1 саж., хвост – 60 см, высота у загривка – 1,3 м.
Водится в восточных частях Капской области, к северу пустыни Калахари и
некоторых других странах Южной Африки. Дау (Е. burshellii), или буршелева
лошадь , почти такого же роста, как квагга, но гораздо красивее и
благороднее. Грива поднимается в виде гребня на 13 см вышины, хвост почти
до корня покрыт волосами. Мягкая, гладко лежащая шерсть наверху светло‑рыжая,
внизу – белая. По ней идут черные узкие полосы, посредине спины идет также
черная полоса, окаймленная белым. Водится ближе к р. Замбези. Там же
встречается, в общем очень похожая на дау, тигровая лошадь Шапмана (Е.
chapmanii), цвет которой колеблется между желтым с шоколадными полосами и белым
с почти черными полосами. Напротив, зебра, или горная лошадь
(Е. zebra), более походит на осла, именно джугстая : хвост покрыт
короткими, только на конце удлиненными волосами, как у ослов, грива густая, но
очень короткая. По белому или желтоватому фону тянутся от самой морды до копыт
(что отличает зебру от других тигровых лошадей) косые полосы блестящего черного
или рыжевато‑бурого цвета. Вдоль спины идет темно‑бурая полоса. Очень похожа на
нее и зебра Греви (Е. grevyi), только полосы у нее многочисленнее и
уже. Первые зебры встречаются в горных странах Капской области, около Бенгуелы
и к востоку до 12° ю. ш. Зебра Греви – на полуострове Сомали.
Относительно пищи все тигровые лошади
не очень прихотливы, однако им далеко до беспритязательности осла. В случае
недостатка пищи они, подобно многим другим животным, предпринимают временные
путешествия и в это время часто причиняют большой ущерб колонистам, вытаптывая
их поля. Голос полосатых животных так же мало напоминает ржание лошади, как и
крик осла. Квагга издает несколько раз повторяемый ею звук «ква», «ква», чем и
объясняется готтентотское название этого животного; дау испускает короткие
звуки, вроде «го, го»; зебра, по словам Пехуэль‑Леше, кричит, как возбужденный
жеребец. Геккель же пишет: «Южная квагга лает и тявкает почти как собака;
северная же положительно ревет и голосом напоминает льва: вообще в ярости
тигровая лошадь кричит, как хищное животное, что часто вводило нас в обман…»
Все внешние чувства полосатых коней
очень развиты, особенно зрение и слух; в умственном же отношении они отличаются
свободолюбием, дикостью, мужеством и иногда коварством. Из зверей разве только
могучий лев является страшным врагом для этого храброго и быстрого животного.
Но самый свирепый враг – человек, преследующий их из‑за красивого меха и
вкусного, по крайней мере, для туземцев, мяса.
По‑видимому, тигровые лошади не только
хорошо переносят неволю, но и приручаются, хотя опыты с укрощением их и не
всегда удаются.
Близко к лошадям подходит и семейство тапиров
(Tapiridae), сравнительно небольших, неуклюжих животных с 4 пальцами на
передних ногах и 3 – на задних. Они имеют продолговатую, узкую голову с
хоботообразно удлиненной верхней губой, маленькими глазами и короткими стоячими
ушами, высокие крепкие ноги и короткий хвост. Зубная система состоит из 3
резцов и 1 клыка на каждой стороне челюсти, 7 коренных в верхней и 6 в нижней
челюсти. Тапиров известно теперь 2 вида: азиатский и американский; первый
стройнее и, можно сказать, совершеннее последнего, как это обыкновенно бывает у
представителей одного и того же семейства, водящихся и в Старом и в Новом
Свете.
Двуцветный , или чепрачный
тапир (Tapirus indicus) имеет, сравнительно с американским видом, большие
размеры и более строен; хобот его не в виде трубки, как у американскою, а такой
же формы, как у слона, т. е. на верхней стороне округлен, а на нижней
плоский. Основной цвет – чисто‑черный, от которого резко отделяется серовато‑белый
чепрак. Длина – до 2,5 метра, включая 8 см хвост, при вышине у зашейка в
1 м. Водится в Индокитае, на Суматре и Борнео.
Американский тапир (Т.
terrestris) – несколько меньше (до 2 м длины, при 1 м выс.),
окрашен в однообразный черновато‑серо‑коричневый цвет и с небольшой гривой.
Водится на юге и востоке Южной Америки.
Все тапиры живут в глухих лесах,
избегая открытых мест и бродя чаще в сумерках, поодиночке или парами. Бег их
довольно быстрый, но все‑таки хорошая собака легко догонит их. Зато тапир
отлично плавает и ныряет. Из внешних чувств особенно развито обоняние, затем –
слух и, кажется, вкус; зрение же плохо. Голос своеобразный, резкий свист. По
характеру это животное добродушно, боязливо и миролюбиво: оно бежит даже перед
маленькой собачкой и только в редком случае защищается от врага, при помощи
зубов. В умственном отношении тапир хотя и выше носорога или бегемота, но не
выше свиньи. Обыкновенная пища – лесные растения. В неволе эти животные
держатся смирно, скоро привыкают к сторожам и даже размножаются. Человек
усердно преследует тапиров и главным образом из‑за их нежного, сочного,
вкусного мяса; толстая же кожа идет разве только на бичи и поводья. Охота на
тапира, при хорошем оружии, не представляет большого труда.
Носорог . – Едва ли о каком другом животном
ходило в прежнее время столько самых фантастических басен, как о носороге.
«Единорог», – под таким названием известно было это чудовище, –
представлялся существом почти волшебным: о его силе, чудовищном безобразии,
нравах и обычаях говорили чудеса; кровь единорога считалась за целебнейшее
лекарство от всех болезней и ценилась на вес золота, а кубкам, выточенным из
его рога, приписывалось свойство шипеть, если в них налита какая‑нибудь отрава.
Но – tempora mutantur; в настоящее время фантастический
ореол, окружавший баснословного зверя, рассеялся; зоологи хорошо изучили этого
представителя непарнокопытных и дали надлежащую оценку большей части ходивших о
нем сказаний; всякий желающий может легко видеть единорога древних собственными
глазами, – для этого ему стоит лишь посетить любой зоологический сад.
При первом же взгляде на носорога посетитель поймет, почему
именно этого зверя народная фантазия избрала любимым предметом стольких
занимательных сказок. Действительно, трудно представить себе что‑либо неуклюжее
и чудовищнее носорога, с его тяжелым туловищем, покрытым толстой кожей,
образующей часто род рогового панциря, с его страшным природным оружием – рогом
на носу, бревнообразными ногами, широкой пастью и маленькими глазками,
совершенно непропорциональными громадной массе тела, имеющего до двух сажен в
длину, при почти саженной высоте.
Зоологи различают до семи отдельных видов носорога, почти
единственная разница между которыми заключается в количестве рогов, цвете и
складчатости кожи. Область их распространения – почти та же, что и слона, за
исключением острова Явы, где последний не встречается.
Индийский носорог (Rhinoceros
unicornis) достигает, включая 60 см хвост, 3,75 м (12 фут.) длины,
при 1,7 м (51/2 фут.) высоты в плечах, весом около 125 пудов
(2000 кг). Он массивен и неуклюж и отличается от своих сородичей
относительно короткой, широкой и толстой головой и особым расположением своих
щитов (1 на затылке, по 1 – на плечах, 1 – на крестце и по 1 – на бедрах).
Седлообразное углубление между крутым лбом и большим, около 1 фут. 10 дюйм.
(55 см), несколько загнутым на конце рогом, глубоко, но коротко. Длинные,
узкие уши покрыты по краям короткими волосами в виде щетки; большие, спереди
выпуклые, снизу остросрезанные копыта оставляют свободной большую часть длинной,
голой, мозолистой, твердой подошвы. Толстая кожа гораздо тверже и суше, нежели
у слона. В местах, где она не покрыта панцирем, ее покрывают неправильные,
более или менее гладкие бородавки, образуя на наружной стороне ног род
чешуйчатого панциря. Общий цвет – темно‑серовато‑бурый, в глубине складок кожи
бледно‑красноватый или буровато‑темный. Водится до северной части Индии, по
узкой полосе земли от подошвы Гималаев, на восток от Непала, до Ассама.
В дельте Ганга, в Бирме и др. областях
Индокитая, далее, на о‑ве Яве водится яванский носорог (Rh. sondaicus),
почти таких же размеров, как и предыдущий вид, отличается от него более длинной
головой, не имеющей такой глубокой впадины у лба, как у других видов; более
коротким рогом (около 25 см длины, а у самки и совсем отсутствующим) и
несколько иным расположением панцирных щитов (так, плечевые щиты, разделенные у
индийского вида затылочным щитом, здесь совсем сходятся и т. п.). Цвет
жидкого волосяного покрова – грязно‑серовато‑бурый.
Следующие виды, бадак (Rh.
sumatrensis), водящийся на Борнео и Суматре, и сходный с ним кистеухий
носорог (Rh. lasiotis), встречающийся на западе Индокитая, называются полупанцирными
; у обоих – сильно вытянутая голова с отлогим лбом и 2 сравнительно коротких
рога, широкие, круглые уши и поясные складки, разделяющие кожу не на щиты а на
пояса. По величине первый мало уступает индийскому носорогу. Хвост – с
кисточкой на конце. Кожа большей частью гладкая. Передняя часть рыла покрыта
полупанцирем. Общий цвет – серо‑коричневый. У второго вида кожа тоньше, уши
окаймлены длинными волосами.
Африканские носороги отличаются совсем
гладкой, однообразной, безволосой кожей, имеющей складки только у соединения
шеи с туловищем и не образующей ни поясов, ни щитов: орудием защиты служат 2
тонких рога. Этих носорогов также два вида. Первый, двурогий носорог ,
или черный носорог буров (Rh. bicornis), водящийся в Южной и Средней
Африке от 15° сев. ш. к югу до линии р. Кунене – оз. Нгами, достигает 4 м
длины, включая 60 см хвост, при высоте 1,6 м. Рога – до 70–80 см,
причем задний большей частью вполовину меньше переднего. Лицевая часть от лба
слегка вдавлена, наподобие седла. Общий цвет – темно‑серый. Резцы, появляющиеся
в молодости, потом выпадают. Другой африканский вид – тупоносый, или широкорылый
носорог, белый носорог у буров (Rh. simus), еще больше до 5 м
длины (более 16 фут.), при высоте в 61/2 фут. (2 м), водится только в
Южной Африке. Его голова так вытянута, что по длине равняется почти трети
туловища; морда широкая, угловатая, длинные уши заострены, кожа образует две
складки; цвет – светло‑желтый или светлый серо‑коричневый, потом темнеющий.
Передний рог – до 90 см длины и более, задний – до 60. На конце они как бы
плоско срезаны.
По образу жизни, характеру, свойствам и пище носороги всех
видов также весьма сходны между собой. Любимое местопребывание их составляют
лесистые и болотистые берега рек и озер. Здесь громадные толстокожие проводят
весь день, спасаясь в грязи и тине от дневного зноя, мух, слепней и комаров.
Принявши горячую ванну, носорог выходит, с головы до пяток покрытый слоем
влажного ила, и отравляется спать куда‑нибудь в тенистое место, а с
наступлением вечера идет на пастбище, легко пробираясь через самую непроходимую
чащу: ему приходится отступать лишь перед большими деревьями, мелкие же деревья
и кусты чудовище вырывает, валит в сторону и топчет ногами.
Что касается пищи, то в этом отношении неприхотливость
носорога не уступит прославленной неприхотливости верблюда: он охотно ест сухие
колючки, усаженные иглами ветки колючих мимоз, камыш, сучья, иногда достигающие
2 дюймов в поперечнике, корни деревьев и тому подобные деликатесы. Все это
поедается огромным животным в страшном количестве, едва прожевывается и
глотается вместе с землей и камнями, хотя носорог, своим пальцеобразным придатком
на губе, мог бы и лучше очищать свою пищу. Насколько ловко неповоротливый зверь
может пользоваться этим органом, я видел сам, замечая, как индийский носорог
брал им самые мелкие предметы, напр., крошки сахару, и клал на вытянутый язык.
Из этого видно также, что вкус довольно развит у носорогов.
Но лучше всего у них – слух, затем обоняние; зрение же очень слабо. Голос
выражается в глухом хрюканье, которое переходит в дикий храп и фырканье, когда
животное разъярено.
Характер носорога вполне соответствует его наружному
безобразию: это в высшей степени ленивое, грубое и злобное животное.
Обыкновенно он относится равнодушно ко всему окружающему, кроме еды, но в гневе
становится опасным для каждого встречного живого существа. Гнев его тем
опаснее, что иногда вспыхивает без всякой видимой причины. Особенно свирепы
черные африканские носороги пород борелло и кейтлоа. По словам Лихтенштейна,
они нередко без всякой причины бросаются на проезжающие по дороге повозки,
вдребезги ломают их и убивают упряжных животных. Их ярость иногда вымещается
даже на неодушевленных существах, деревьях и кустарниках, которые они вырывают
с корнем, ломают и топчут.
Единственная, кажется, симпатичная черта в характере
носорога – это его любовь к детям. Мать чрезвычайно любит своих детенышей,
охраняет их с величайшей заботливостью и с яростью защищает от всякого врага.
Иногда голодный тигр, прельщенный легкой добычей, нападает на молодого
носорога, но свирепому хищнику никогда не удается на свободе поживиться плодами
своей охоты: на вой детеныша прибегает разъяренная мать и с бешенством кидается
на тигра, которого может спасти в этом случае лишь поспешное бегство.
Однажды, по словам Бонция, несколько
охотников повстречали на дороге самку индийского носорога вместе с детенышем.
Увидев людей, мать поднялась и направилась в чащу, толкая мордой маленького. В
это время одному охотнику пришла в голову глупая фантазия: нагнав самку, он
начал рубить ее саблей, которая, однако, без вреда отскакивала от толстого
панциря громадного толстокожего. Сначала носорог терпеливо переносил эти обиды,
но лишь только детеныш был спрятан в кустах, терпение сменилось страшным
бешенством. Страшно скрежеща зубами, животное кинулось на обидчика и одним
ударом рога разорвало в лохмотья его сапог. Охотник наверное погиб бы, если бы
его кровная лошадь не повернула назад и не пустилась в галоп. Носорог бросился
за ней в погоню, с треском ниспровергая все на своем пути. К счастью, ему
встретились на дороге два толстых дерева, с которыми он не мог справиться.
Тщетно исступленное чудовище сыпало страшные удары рогом, – деревья
тряслись, как тростник, но не поддавались. Тем временем охотники окружили его и
выстрелами из ружей положили на месте, а затем отыскали в кустах и детеныша.
Громадная сила носорога, его яростный характер, страшное
оружие, которым он владеет, и неуязвимый панцирь, одевающий чудовище, –
все это обусловливает собой тот факт, что у носорога почти нет врагов,
исключая, конечно, человека. Ни лев, ни тигр не осмеливаются вступить в
единоборство с чудовищем, для которого нипочем даже страшный удар могучей лапы
«царя зверей», мгновенно убивающий быка. Сам исполин животного царства,
гигантский слон, боязливо сторонится и уступает дорогу разъяренному
толстокожему. Гораздо более мучат носорога его мелкие враги: комары, слепни,
пиявки и т. п., которые часто кишмя кишат в складках его шкуры. Спасаясь
от преследования маленьких мучителей, носорог по уши забирается в грязь или до
струпьев трется о стволы деревьев.
Но самый опасный враг носорога – все‑таки человек, который
всеми способами охотится на чудовище, как ни опасна эта охота. Храбрые
абиссинцы нападают на громадного зверя целым отрядом, бросая в него тучу
дротиков, после чего один из смельчаков, подкравшись к носорогу сзади, одним
взмахом тяжелого меча перерубает ему ахиллесову жилу ноги. Индийские раджи
выезжают на охоту на слонах. Малайцы острова Суматры, – если только это не
сказка, – подкрадываются к спящему носорогу, разом бросают на него массу
горючих веществ и зажигают. Наконец, европейцы пускают в дело свои ружья,
причем стреляют обыкновенно с лошадей. Таким способом Освелль и Барден в один
год убили 89 носорогов, а знаменитый Андерсон перебил их несколько сот.
Впрочем, даже и для охотника,
вооруженного ружьем, охота на носорога сопряжена с величайшими опасностями.
Чтобы выстрел был надежен, необходимо подойти к чудовищу шагов на сорок, а
между тем это крайне трудно: носорог обладает весьма тонким слухом и прекрасным
обонянием; зрение его, правда, плохо, но зато у носорога есть зоркий союзник,
который издали видит опасность и предупреждает о ней своего неуклюжего друга.
Этот союзник – птица личинкоед, которая питается насекомыми, кишащими в коже
носорога. «Личинкоеды, – пишет знаменитый африканский немврод,
Кумминг, – постоянные спутники носорогов. Много раз я крался к спящему
носорогу, и всегда мои труды пропадали из‑за этих птиц. Они – лучшие друзья
зверя и обыкновенно успевают разбудить его вовремя. Толстый увалень отлично
знает их голос, тотчас вскакивает, оглядывается кругом и пускается бежать. В
этих случаях я часто гнался за ним на лошади несколько миль, и во время этой
травли птицы обыкновенно не покидали своего кормильца, но сидели у него на
спине и боках; иногда случалось, что нижние ветви деревьев, под которыми
пробегал носорог, сметали с него птиц, однако последние всегда возвращались на
свое место. Не раз мне случалось убивать носорогов в полночь, на водопое:
птицы, думавшие, что убитые спят, оставались на них до утра, и когда я тут
подходил к ним, они улетали, только употребив все усилия разбудить
мнимоспящих».
Если охотник, подошедший к носорогу,
промахнется или легко ранит зверя, то положение его становится весьма
критическим: разъяренное чудовище бешено кидается на врагов, сколько бы тех ни
было, и с злобным упорством преследует их до конца. Даже слоны не спасают
охотников от опасности. Знаменитый Андерсон едва не погиб от раненного им
носорога, который насквозь пронизал своим рогом туловище его лошади. Кумминг,
при подобных же условиях, однажды жестоко был изранен зверем, а в другой раз
едва спасся, кружась около куста. Оттого суданские арабы редко решаются
нападать на носорогов. «Слон, – говорят они в свое оправдание, –
животное справедливое, почитающее слово посланника Аллаха, Магомета, – да
будет над ним благословение Вышнего! – и уважающее как предохранительные
грамоты, так и другие законные средства защиты. Носороги же не обращают ни
малейшего внимания на амулеты, которые нам пишут муллы для охранения полей, и
доказывают тем полное равнодушие к словам Праведного и Всевышнего. Они прокляты
и изгнаны от начала мира. Их сотворил не Аллах всемогущий, а губитель‑шайтан, и
потому правоверным не подобает иметь дела с этими нечистыми животными, подобно
язычникам и неверующим христианам. Истинный мусульманин спокойно дает им
дорогу, чтобы не загрязнить своей души, не причинить ей вреда и не быть
отринутым во время суда».
Несмотря на опасности охоты, смельчаки
ухитряются иногда захватывать толстокожих чудовищ даже живьем. Еще древние
римляне добывали себе живых носорогов для игр цирка, и в стихотворениях
Марциала мы встречаем следующие места:
«На широкой арене, о Цезарь, носорог
сражается перед тобой лучше даже, чем обещал. Пылая мрачной злобой, чудовище
бежит, как буря, к быку и своим могучим рогом бросает его на воздух, подобно
мячу…»
«Носорога готовили к бою и долго
разжигали ярость могучего зверя. Народ терял терпение от сильного желания
видеть бой. Но вот чудовище загорелось злобой и, подняв могучего медведя на
двойные рога, бросило его кверху так же легко, как разъяренный бык бросает
собак…»
В средние века носорог сделался
предметом самых неправдоподобных выдумок, и только в 1513 году, когда
португальский король Эммануил получил из Индии живого носорога, европейцы ближе
познакомились с этим животным.
В настоящее время носороги, как уже
сказано, есть во всех больших зоологических садах. В неволе огромные звери
ведут себя далеко не так, как на свободе: они послушны, добродушны и кротки.
Известен лишь один случай, когда один ручной носорог, выведенный из себя
назойливостью двух посетителей зоологического сада, бросился на них и убил
обоих, к ужасу зрителей.
В диких, скалистых горах Африки и Зап. Азии путешественник
часто с изумлением видит кипучую жизнь: там и сям, греясь на солнце по карнизам
скал, расположились маленькие животные, величиной с кролика. Испуганные
появлением человека, они быстро пробегают по отвесным скалам, точно ящерицы, и
прячутся в бесчисленных расщелинах, и потом долго слышится оттуда их
своеобразный, звонкий крик, похожий на крик маленьких обезьян. Это – жиряки
, или даманы (Hyracidae), самые маленькие и красивые животные из
непарнокопытных, образующие отдельное семейство.
В общем они имеют вытянутое туловище, с большой, неуклюжей
головой, глаза маленькие, выпуклые, уши короткие, широкие, круглые, хвост едва
заметный, на передних ногах – 4, на задних – 3 пальца, снабженных плоскими,
копытообразными когтями, за исключением заднего внутреннего пальца,
вооруженного когтеобразным ногтем; голая ступня покрыта множеством липких,
присасывательных мозолей, вследствие чего жиряки легко ходят почти по
совершенно вертикальному направлению, как стенные ящерицы. Шерсть – мягкая,
волнистая. Зубная система замечательна своими резцами: боковые резцы выпадают,
и на обеих челюстях остается только по 2 резца, разделенных пустым промежутком.
Желудок разделен на 2 части. По образу жизни все жиряки сходны между собой,
хотя некоторые и живут на деревьях.
Мне пришлось ближе познакомиться с абиссинским
жиряком (Hyrax abyssinicus), робким, трусливым зверьком, до 30 см
длины, покрытым длинным волнистым мехом бледно‑серого цвета с темными и
светлыми крапинками. Если осторожно приблизиться к скале, где живут жиряки, то
можно видеть, как эти забавные животные спокойно нежатся на солнце, расчесывая
хорошенькой лапкой свою бороду, а около них шмыгают хищные мангусты и агамы, и,
по‑видимому, все живут в добром согласии между собой. По своим нравам и
движениям жиряки представляют среднее между носорогами и проворными грызунами.
По земле они двигаются медленно, как будто крадучись, напротив, по скалам
лазают уверенно, мастерски, что объясняется вышеупомянутой особенностью их ног.
Относительно пищи они неприхотливы и довольствуются той скудной флорой, какая
находится на их почти голых скалах. В неволе держатся кротко, но в Европе редко
выживают. Только в Аравии и Ю. Африке их ловят из‑за мяса, напоминающего по
вкусу кроличье. Кроме абиссинского жиряка, нужно указать на живущего в Ю.
Африке и Н. Гвинее до Конго капского жиряка (Н. capensis) и живущего в
В. Африке мозамбикского жиряка (Н. mosambicus). Несколько отличается от
них древесный жиряк (Н. dorsalis). «Он – постоянный житель лесов и
деревьев, – пишет Бюттикофер. – Уже в первый вечер после своего
прибытия в Либерию меня поразили своеобразные звуки, раздававшиеся в соседнем
лесу. Это было пронзительное отрывистое «керр». Я недоумевал, приписать ли эти
звуки птице или млекопитающему. Однако туземцы утверждали, что это кричит
млекопитающее, живущее в дуплах деревьев и лазающее по стволам с помощью своих
длинных зубов; по их словам – это ночное животное… Высокая награда, обещанная
мной, соблазнила туземцев, и они скоро притащили в корзине несколько
экземпляров странного животного. Зверьки яростно грызли прутья корзины, сильно
ударяли передними лапами по земле и ерошили свои длинные волосы на спине…»
Более подробных сведений о древесном жиряке пока не сообщалось.
|
