Увеличить |
Отряд II Полуобезьяны,
или лемуры (Prosimii)
Большинство прежних естествоиспытателей видели в животных, к
обозрению которых мы переходим теперь, настоящих обезьян и потому соединяли их
с последними в один отряд: мы же, наоборот, выделяем полуобезьян в
самостоятельный отряд, так как у этих животных очень мало сходства с обезьянами
и по строению тела, и по устройству зубов. Даже название четыреруких,
применяемое обыкновенно к обезьянам, скорее подходит к лемурам, потому что
различие между руками и ногами у них менее заметно выражено, нежели у обезьян.
По нашему мнению, на лемуров нужно смотреть, как на переходную ступень от
обезьян к сумчатым или как на потомков каких‑то неизвестных теперь животных,
родственных двуутробкам; во всяком случае относить их к обезьянам никоим
образом нельзя.
Дать общую характеристику полуобезьян
не легко: и величина тела, и строение туловища и конечностей, и устройство
зубов, и скелет у этих животных очень разнообразны. Величина тела колеблется
между размерами большой кошки и крысы. У большинства видов туловище тонкое, у
некоторых даже очень сухощавое; у иных голова своей вытянутой в длину мордой
напоминает собак или лисиц, у других похожа на голову сони, летяги или даже
совы.
Задние конечности большей частью заметно
длиннее передних и отличаются вообще значительными размерами. Ступни у одних
видов относительно коротки, у других, наоборот, отличаются длиной. Величина
хвоста также бывает разнообразна: у многих лемуров он длиннее туловища, у
других переходит в почти незаметный отросток; у некоторых он густо порос
шерстью, у других – почти голый. Большие глаза, приспособленные к зрению в
темноте, хорошо развитые ушные раковины, иногда перепончатые, иногда покрытые
шерстью, и мягкий, густой, волнистый мех, лишь в виде исключения заменяемый у
некоторых полуобезьян жесткими волосами, характеризуют лемуровых как сумеречных
или ночных животных. Зубы у этих животных, в смысле их расположения, формы и
числа, представляют большее разнообразие, нежели у обезьян. Череп отличается
сильным округлением затылка, короткими, но узкими лицевыми костями и большими
глазными впадинами, сближенными одна с другой, с выдающимися кругом их костями.
Однако глазные впадины не представляют собой вполне законченных стенок, а
соединены отверстием с височной впадиной.
Местом жительства полуобезьян служит
Африка, главным образом – Мадагаскар с соседними островами, затем – Индия и
Зондские острова, где они населяют густые леса. Здесь, на деревьях,
полуобезьяны и проводят свое время, сходя на землю только в случае крайности, а
многие и никогда не бывают на земле. Некоторые полуобезьяны отличаются
необычайной ловкостью и живостью своих движений в ветвях, у других же –
движения тихие, обдуманные, осторожные. Некоторые проявляют свою деятельность
иногда и днем, большинство же – только с наступлением ночи, а утром погружаются
в крепкий сон. Различного рода плоды, почки и молодые листья составляют пищу
одних, насекомые, небольшие позвоночные, наряду с некоторыми растительными
веществами, служат средством для питания других. В неволе как те, так и другие
полуобезьяны привыкают ко всякой пище. Эти животные не приносят заметного
вреда, однако от них не видно и заметной пользы. Тем не менее туземцы считают
одних полуобезьян за существа священные и неприкосновенные, других же – за
опасные и могущие принести вред человеку, и потому нередко препятствуют
любознательным исследователям охотиться за полуобезьянами, стараясь даже
отклонить их от наблюдений за этими животными. В этом обстоятельстве и нужно
видеть причину, почему в зоологические сады поступают редко даже такие виды,
которые живут многочисленными стадами на воле. Между тем поймать полуобезьян
живыми не особенно трудно, да и уход за ними очень прост. Большинство видов
переносят неволю несравненно лучше обезьян и даже, при хорошем уходе,
размножаются в клетках. Соответственно с духовными способностями различных
видов полуобезьян, те из них, которые отличаются живостью нрава, легко
привыкают к ухаживающим за ними людям, даже научаются оказывать им известные
услуги; напротив, сонные и угрюмые ночные полуобезьяны только в редких случаях
выказывают признательность за заботливый уход.
Полуобезьян разделяют на 3 семейства: к первому, наиболее
многочисленному, принадлежат собственно лемуры (сем. Lemuridae), два
других – сем. Tarsidae (долгопяты ) и сем. Leptodactyla (руконожек
) – имеют всего по 1 виду.
Лемурами римляне называли души умерших, из которых добрые
охраняли семью и дом, в виде Ларов, а злые, в виде блуждающих и злобных
привидений, беспокоили бедных смертных. Современная же наука разумеет под этим
названием хотя также ночных бродяг, но вовсе не бестелесных, а животных с
плотью и кровью, имеющих более или менее красивую наружность. Настоящие лемуры
представляют, так сказать, ядро всего отряда, которым мы теперь занимаемся,
отдельное семейство, распадающееся на несколько родов и видов. Что касается
характеристики лемуров, то к этому семейству относятся все только что
сообщенные нами признаки животных всего отряда, так как оба остальные семейства
полуобезьян существенно отличаются от собственно лемуров только по зубам,
строению рук и ног, а также и по шерсти.
Главной областью обитания лемуров
служит остров Мадагаскар и соседние с ним острова; кроме того, они попадаются с
Африки, распространяясь по всей средней полосе этой части света, от восточного
до западного берега, и только немногие виды живут в Индии и на Зондских
островах. Но все без исключения виды семейства лемуров живут в лесах,
предпочитая непроницаемые, богатые плодами и насекомыми девственные леса остальным.
Близости людей они хоть прямо и не избегают, но и не ищут. Будучи в большей или
меньшей степени ночными животными, лемуры, подобно всем вообще членам своего
отряда, забираются днем в самые темные места леса или в дупла деревьев и спят
там, скорчившись или обнявшись. Позы их при этом в высшей степени своеобразны:
они или сидят на задних лапах, крепко уцепившись руками за сук и низко опустив
голову между притянутыми передними конечностями и обвив хвостом голову и плечи;
или же свертываются попарно, обвив друг друга хвостами так тесно, что образуют
собой шар: если потревожить такой меховой клубок, то внезапно из него
высовываются две головы, которые большими, удивленными глазами смотрят на
неприятных нарушителей их покоя.
Сон лемуров очень чуток. Большую часть
их будит даже жужжанье мимо летящей мухи и шорох ползущего жука: уши их тогда
приподнимаются, большие глаза сонно оглядываются по сторонам, но только на одно
мгновение, так как эти животные чрезвычайно боятся дневного света. Целый день
их совсем не видно, и только с наступлением сумерек начинается их деятельность.
Они тогда сразу оживляются, чистят и приглаживают мех, издавая при этом
довольно громкие и неприятные звуки, и отправляются затем на добычу по своим
воздушным охотничьим угодьям. Тогда начинается своеобразная у каждого
отдельного вида лемуров жизнь.
Большинство видов издает крик, который
может наполнить новичка ужасом, так как он напоминает рев опаснейших хищных
зверей, напр., льва. Этот резкий рев обозначает, кажется, у лемуров, как и у
некоторых других животных, начало их ночной деятельности; они обходят после
этого пространства, намеченные ими для охоты или скорее для пастбища с такими
подвижностью, ловкостью и проворством, которых никак нельзя было ожидать при
виде их сонливости в течение дня. Тогда они, может быть, еще превосходят
обезьян в искусстве лазанья, прыганья и кривлянья.
Полную противоположность этим
составляют другие представители семейства лемуровых: украдкой, неслышными
шагами, медленно крадутся они с ветки на ветку; их большие круглые глаза
светятся в сумерках, подобно огненным шарам, их движения так тихи и обдуманны,
что даже чуткое ухо не уловит ни одного звука, который бы указывал на
присутствие живого существа. Горе беззаботно спящей птичке, на которую упадет
этот огненный взгляд! Ни один индеец не прокрадывается тише по военной
тропе, – никакой кровожадный дикарь не приближается к врагу с более
страшным намерением, чем лемур лори к своей спящей добыче. Без всякого шума,
почти без видимого движения переставляет он одну ногу за другой и все более и
более приближается, пока не достигнет своей жертвы. Затем он с той же
осторожностью и тишиной поднимает одну руку и тихо протягивает ее, пока почти
не прикоснется к спящей. Наконец, следует движение, настолько быстрое, что глаз
едва может уловить его, и прежде, чем сонная птица догадается о присутствии
своего страшного врага, она уже задушена и растерзана. Ни с чем нельзя сравнить
той жадности, с какой, по‑видимому, безобидное четырерукое пожирает только что
убитое животное! Погибнут, подобно спящей птице, и птенцы, и яйца, если только
лори откроет их.
Все сюда относящиеся виды осторожны и
медленно, но уверенно лазают по деревьям. Прежде чем выпустить одну ветку, они всегда
удостоверятся, будет ли другая для них надежной опорой.
Всем им необходима постоянная и
довольно высокая температура; холод делает их вялыми и больными.
Духовные способности у них
незначительны; только немногие из них составляют счастливое исключение в этом
отношении. Все они робки, трусливы, хотя храбро защищаются, когда их ловят.
Привыкнув к людям, они делаются до известной степени доверчивыми, ведут себя
кротко, миролюбиво и добродушно, но редко теряют свою пугливость. Некоторые
виды лемуров, довольно, впрочем, легко мирятся с потерей своей свободы и с
подчинением человеку, которому приучаются даже оказывать известные услуги,
напр., на охоте за другими зверями. Бесхвостые же виды, наоборот, и в неволе
остаются верными своему неподвижному и унылому характеру, сердятся, когда их
беспокоят, и едва научаются отличать ухаживающего за ними от других людей, к
которым относятся с большим или меньшим недоверием.
Наиболее рослые и развитые из всех лемуров – индри
(Lichanotus), называемая мадагассами бабакото. Наиболее известный из
двух, до сих пор найденных видов индри Lichanotus brevicaudatus
достигает длины 2 фут. 91/2 д., из которых менее 1 дюйма (2,5 см) надо отнести к хвосту. Средней величины голова имеет острую морду, маленькие
глаза и такие же уши, почти совершенно спрятанные в шерсти. Все тело, передние
и задние конечности, отличающиеся сильным развитием большого пальца, покрыты
густым мягким мехом. Лоб, темя, горло, крестцовая область, хвост, нижняя
сторона бедер, пятки и бока белого цвета; уши, затылок, плечи, предплечье и
руки – черного, нижняя часть спины и голени – бурого, передняя часть задних
конечностей – темно‑бурого.
Соннера, познакомивший нас с бабакото, рассказывает, что
представители этого вида, подобно своим сородичам, двигаются ловко и проворно,
чрезвычайно быстро прыгают с дерева на дерево, во время еды сидят на задних
лапах, как векши; пищу, состоящую преимущественно из плодов, подносят ко рту
руками. Голос бабакото похож на крик плачущего ребенка. Характер у него
кроткий, добродушный, почему бабакото легко приручается. В южных частях
Мадагаскара туземцы воспитывают этих полуобезьян и дрессируют к охоте, как
собак.
«В некоторых местностях Мадагаскара, – рассказывает
Поллен, – бабакото приучают к охоте за птицами. Говорят, что при этом он
оказывает такие же услуги, как хорошая собака. Хоть он питается преимущественно
плодами, но не пренебрегает и маленькими птичками, которых умеет очень ловко
ловить, чтобы полакомиться их мозгом».
Насколько известно, бабакото и вообще
ни одного индри до сих пор не привозили в Европу живыми. Это тем более странно,
что бабакото давно уже сделался на Мадагаскаре домашним животным, и содержание
его в неволе не представляет никаких затруднений.
Другой род нашего семейства, белее богатый видами, носить
название маки , – название звукоподражательное крику принадлежащих
сюда животных. Научное же наименование этого рода – Lemur. Почти от всех своих
родичей маки отличаются продолговатой мордой с умеренной величины глазами,
средней длины и часто мохнатыми ушами, хорошо развитыми конечностями почти
одинаковой длины. Руки и ноги на верхней стороне слабо покрыты волосами; хвост
имеет длину больше туловища. Мех маки – мягкий, тонкий, пушистый.
Наиболее известный из маки – вари
(Lemur varius), отличающийся мехом, покрытым белыми и черными пятнами. У разных
экземпляров окраска довольно разнообразна, у одного преобладает черный цвет, у
другого – белый. Вари – один из крупнейших маки, ростом с большую кошку.
Впрочем, и другие виды мало уступают ему в этом отношении. Другой вид, катта
(L. catta), отличается красотой формы и длинным хвостом, покрытым белыми и
черными кольцами. Преобладающая окраска его плотного, мягкого и волнистого меха
– серая, переходящая то в пепельно‑серую, то в ржаво‑красную. Морда, уши и
брюхо беловатого цвета, оконечность морды и окружность глаз – черного.
Остальные виды, часто попадающие в зоологические сады, – Монгоц
(L. mongoz), и Черный маки (L.macaco). Последний замечателен тем, что
самец окрашен в чистый черный цвет, тогда как самка – в ржаво‑красный, который
бывает то светлее, то темнее. Ввиду этого самку долго принимали за отдельный
вид.
Только благодаря превосходным наблюдениям Поллена мы имеем
обстоятельные сведения о жизни маки на свободе. Все виды этого рода живут в
лесах Мадагаскара и соседних островах. Днем они держатся в густой чаще, ночью
же с громким криком быстро двигаются за добычей. Они живут стадами по 6‑12 штук
в девственных лесах острова, питаясь преимущественно дикими финиками, и любят
странствовать из одной части леса в другую. Их нужно наблюдать как днем, так и
ночью. Едва зайдет солнце, как можно услышать их жалобный крик, который издает
разом все стадо. Движения маки необыкновенно легки, ловки и быстры: кажется,
они как бы летают по вершинам деревьев, делая с одной ветви на другую прыжки
поразительной длины. Преследуемые собаками, маки убегают на самую верхушку
деревьев и здесь устремляют свои глаза на врага, с ворчаньем и рычаньем махая
хвостом. Увидев охотника, они поспешно убегают в глубину леса.
По своим духовным качествам маки не выделяются из среды
своих родичей, но их характер приятен. Обыкновенно они тихи и миролюбивы;
только некоторые из них отличаются дикостью и часто кусаются.
Некоторые виды часто попадают в Европу и живут в неволе
долго. Примером этому может служить один вари, живший в Париже 19 лет. В
большинстве случаев они скоро делаются ручными и послушными. Содержание их
очень легко, так как они быстро привыкают ко всякой пище. Пищу они обыкновенно
схватывают передними конечностями и затем подносят ко рту, но иногда берут ее
прямо ртом. Когда они довольны, то тихо мурлычат, а перед сном таким
мурлыканьем убаюкивают себя.
Бюффон имел самца‑маки, который своими быстрыми, ловкими и
красивыми движениями радовал его, хоть и часто докучал своей нечистоплотностью
и своими выходками. Он необыкновенно боялся холода и сырости, почему зимой
держался всегда вблизи огня и, чтобы лучше согреться, становился часто на
задние лапы.
Маки, живший долго в Париже, также
любил огонь и всегда садился перед камином. Бедное зябкое южное животное
подносило близко к огню не только свои лапы, но и морду, так что не раз
обжигало себе усы. Этот маки был очень чистоплотен, имел на всем теле блестящую
шерсть и заботливо остерегался испачкать свой мех. Кроме того, он отличался
живостью, был подвижен и любознателен. Он все рассматривал, но при этом и
бросал тотчас, рвал и ломал. Ко всем лицам, которые его ласкали, он относился
дружелюбно и даже к незнакомым вскакивал на колени.
Между тем как все маки, по крайней мере, в известное время,
обнаруживают большую деятельность и подвижность, лори (Stenops) отличаются противоположными
качествами. Они являются до некоторой степени в своем отряде ленивцами, почему
их и называют еще «ленивыми обезьянами».
Под этим именем разумеют маленьких,
красивых полуобезьян с тонким, бесхвостым телом, большой кругловатой головой и
тонкими стройными конечностями, из которых задняя пара несколько длиннее
передней. Морда острая, но короткая; очень большие глаза сближены между собой;
покрытые волосами уши средней величины. На руках указательный палец значительно
укорочен, четвертый удлинен, а мизинец снабжен острым и длинным когтем.
Немногие виды этого рода населяют Индию
и соседние с ней острова; но их жизнь на свободе почти еще совершенно
неизвестна нам. В Южной Азии они заменяют своих подвижных сородичей (маки),
однако только по строению тела, но не по характеру.
В высшей степени милым представителем этого рода является тонкий
лори (Stenops gracilis), маленький зверек, ростом едва с белку (только 25 см длины!), с тонким телом, большеглазый, с остренькой мордочкой, тонкими конечностями и длинным,
похожим на плюш, мехом, окраска которого сверху рыжевато‑серого и желтовато‑бурого
цвета и снизу сероватого или бледно‑желтоватого. Вокруг глаз орехово‑бурого
цвета мех темнее и тем более резко выделяется от светлой верхней стороны морды.
Это милое создание, прозванное туземцами тевангу и уна
хапполава, живет в лесах низменности Южной Индии, начиная от Годавари, и на
Цейлоне. В течение дня оно спит в дуплах деревьев и появляется лишь вечером.
Жизни его на свободе еще никто не наблюдал, хотя уже давно ходят рассказы о
ней.
К моему величайшему удивлению и радости, я нашел живого
тонкого лори у одного содержателя зверинца. Это нежное существо четыре года
перед этим попало в Европу вместе с тремя другими и было продано названному
лицу одним из наших крупных торговцев, причем превосходно выдержало не только
переезд в Европу, но и неволю в более холодной стране. Я приобрел зверька за
дорогую плату, чтобы дать срисовать его живым и быть в состоянии наблюдать его,
и окружил его самым заботливым уходом.
Днем тонкий лори лежит или, правильнее говоря, висит на
перекладине своей клетки и спит, причем внешний мир и его деятельность
нисколько не тревожат его; после же наступления сумерек он выпрямляется,
вытягивает и разминает еще в полусне свои длинные тонкие конечности и начинает
затем медленно и неслышно шагать по перекладине своей клетки или вверх и вниз
по перекладинам решетки. На жерди или ветке он движется с замечательной
ловкостью, но при каждом шаге удостоверяется в безопасности новой точки опоры,
почему часто растопыривает свои ноги сверх всякой меры и ими, как и руками,
ощупывает пространство впереди себя, если ему приходится перейти с одной ветви
на другую. Наиболее подвижной частью его тела является голова, которую тонкий
лори умеет поворачивать внезапно и с быстротой молнии, между тем как руками он
редко производит такие быстрые движения. Его глаза светятся в полумраке
буквально как раскаленные угли и производят в высшей степени своеобразное
впечатление, так как они расположены весьма близко один от другого и разделены
лишь белым пятном.
В состоянии раздражения тонкий лори издает резкое храпение,
напоминающее большею частью голос хомяка, но значительно слабее. Этим он
проявляет высшую степень своего гнева.
Раздражительность его, впрочем, незначительна, так что его
трудно вывести из состояния покоя и равнодушия. Легкое поглаживание, кажется,
нравится ему. Если ему тихонько чесать голову, то он закрывает глаза.
Главная пища его состоит из размоченного в молоке белого
хлеба. Овощей он почти совершенно избегает, точно так же мяса и яиц. На живых
птиц он также не обнаруживал желания броситься. Наоборот, насекомых, особенно
мучных червей, он ест чрезвычайно охотно, но слишком неловок или ленив, чтобы
брать их самому, и только тогда хватает их прямо ртом, если сторож поднесет к
самой его морде лакомый кусок.
Толстый лори, Шарминди билли , или «стыдливая
кошка », индейцев (Stenops tardigradus) известен несколько более, вероятно,
потому, что он распространеннее и более по численности, нежели его тонкий
тезка. Западной границей области его распространения надо считать
приблизительно низовья Брамапутры. На Гималях его не находили, зато в Ассаме и
всех странах, лежащих к югу и юго‑востоку оттуда, равно как на островах
Суматре, Яве и Борнео он очень часто встречается. Ростом он больше и плотнее
тонкого лори и обнаруживает различные уклонения в величине и в окраске,
которые, кажется, непостоянны. Преобладающий цвет на верхней стороне более
светлый или более темный, пепельно – или серебристо‑белый, часто с красноватым
оттенком, который книзу бледнеет. Вдоль спины тянется полоса более или менее
густого каштаново‑бурого цвета, которая оканчивается на темени или переходит
здесь в широкое, доходящее иногда до ушей пятно, или продолжается в виде двух
полос к глазам или четырех полос к глазам и ушам. Глаза всегда окружены бурыми
кольцами, даже в том случае, если никакие полосы не украшают морду животного.
Голые части носа и пятки мясного цвета. Длина тела достигает 32–37 см.,
хвоста – от 1,5 см. до 2 см. Толстый лори, очень трудно наблюдаемый
обитатель лесов, живет семьями, которые днем спят в дуплах деревьев, а с
наступлением сумерек пробуждаются и отправляются на поиски пищи. На свободе
европейцам едва удавалось видеть это животное.
В неволе лори смирны, терпеливы и унылы. Целый день они
спят, скорчившись и опираясь головой о свои сложенные руки. Один из них был
сначала привязан веревкой и несколько раз поднимал ее с печальными ужимками,
как будто жаловался на свои оковы. Но избавиться от них он и не пробовал. В
первое время он пытался укусить своего сторожа, но несколько легких наказаний
прекратили эти вспышки его гнева. Когда его гладили, тогда он брал ласкающую
его руку, прижимал к своей груди и обращал полуоткрытые глаза на своего
воспитателя. С наступлением ночи он оживлялся. Сначала он протирал себе глаза,
как проснувшийся человек, потом осматривался и начинал бродить, причем искусно
передвигался по натянутым для него веревкам. Он очень охотно ел плоды и молоко,
но особенно лаком был до птиц и насекомых. Если ему указывали на такую добычу,
то он старался приблизиться к ней осторожными шагами, часто переходя через всю
комнату, точь‑в‑точь как человек, крадущийся на цыпочках, чтобы застать другого
врасплох. Приблизившись к своей жертве на расстояние около 1 фута, он останавливался, приподнимался, подвигался еще ближе, тихонько протягивал руки и, наконец,
с быстротой молнии бросался на свою добычу и душил ее в несколько мгновений.
До сих пор я видел и наблюдал только
двух живых толстых лори; одного из них в зоологическом саду в Амстердаме и то
днем. Однако он оказался совсем не так добродушен, как я ожидал, после
вышеприведенных рассказов. Был ли он расстроен причиненным ему нами
беспокойством или вообще был очень раздражителен, но только он, очевидно, был в
высшей степени раздражен причиненной ему неприятностью. Наш амстердамский
пленник фыркал весьма выразительно и обнаруживал свои чувства, стараясь укусить
беспокоящую его руку сторожа, что он неоднократно делал и раньше. На этот раз
эта месть не удалась ему, и, в досаде на это, он медленно пятился назад. Все
это он проделывал таким образом, что я был поражен, несмотря на прекрасное
изображение, которое Гарвей дал уже 30 лет назад. Устремив на нас свои большие
глаза, зверек медленно отступал шаг за шагом и притом двигался вверх по столбу,
едва уклоняющемуся от вертикального положения. При известных обстоятельствах,
следовательно, он лазает снизу вверх, с головою, обращенною книзу. Насколько
мне известно, этого не делает никакое другое животное. Дойдя до развилины, он
остановился и остался неподвижным в этом положении, чем много облегчил работу
рисовальщика. В общем же он оказался далеко не таким интересным, как его
описывали.
К наилучше известным нам полуобезьянам принадлежат главным
образом ушастые маки , или галаго , Otolocnus, с жизнью и нравами
которых нас познакомили уже старые путешественники. Главную роль у этих
животных играет слух соответственно с их большими кожистыми ушами, которые
напоминают уши некоторых летучих мышей. Тело галаго можно назвать скорее
плотным, чем тонким, но, благодаря густому меху, оно кажется толще, чем оно
есть в действительности. Относительно большая голова отличается, кроме
необычайно развитых голых ушей, большими, сближенными между собою глазами.
Передние и задние конечности средней длины, руки и ноги хорошо развиты.
Указательный палец и второй палец ноги, а у некоторых также средние пальцы рук
и ног снабжены когтем, все остальные – ногтем.
Все галаго, обитатели Африки и некоторых из ее западных и
восточных островов, в отличие от маки, должны быть названы хищниками,
питающимися плодами только между прочим. Для описания их я повторю здесь то,
что я говорил по рассказам Керстена и на основании собственных наблюдений в
книге о путешествии фон дер Деккена. «Галаго – ночные животные в собственном
смысле этого слова, существа, для которых луна служит солнцем, создания, для
которых половина дня проходит бесследно, более сонливые, чем сони; они часами
лежат, свернувшись в клубок, в каком‑нибудь укромном месте, а если им помешают
отыскать такой уголок, то стараются защититься от ненавистного им солнечного
света, боязливо пряча голову и даже складывают уши, чтобы предохранить себя от
всякого шума. Если какая‑нибудь причина насильно пробудит их от глубокого сна,
то они сначала вперяют глаза вдаль, как во сне, затем мало‑помалу приходят в
себя и угрожающими действиями показывают, как им неприятно пробуждение.
Совершенно другими оказываются те же животные после захода солнца. Только что
сумрак надвинется на лес, ушастые маки пробуждаются, быть может вследствие
чувствительной для них вечерней прохлады, разгибают свернутые над головою
хвосты, открывают глаза и раскрывают кожистые уши, которые были свернуты или,
правильнее говоря, смяты в виде крышки, хорошо запирающей слуховой аппарат,
чистятся, облизываются и затем покидают свои логовища, чтобы бродить, подобно
привидениям. Галаго ведут хищнический образ жизни в полном смысле этого слова,
причем ненасытная жажда крови соединяется у них с необыкновенной для
четыреруких жестокостью. Одаренный всеми качествами жирных животных,
дальнозоркий, как рысь, чуткий, как летучая мышь, обладающий тонким обонянием
лисицы, не особенно умный, но хитрый галаго соединяет в себе проворство
обезьяны и сони. Совмещая необыкновенную смелость с осторожностью, он является
действительно одним из страшнейших врагов мелких животных, чем существенно
отличается от большинства своих родичей по отряду».
В этих словах заключается почти все, что известно до сих пор
о жизни на свободе ушастых маки; более подробные сведения приобрести нелегко,
так как наблюдения за жизнью и нравами этих животных в ночное время
представляют большие затруднения.
Среди немногих открытых до сих пор видов ушастых маки, из
которых самый крупный почти равен взрослому кролику, а самый мелкий едва
превышает величиной мышь, мы знаем, между прочим, обыкновенного галаго
(Otolicnus galago), красивое создание, величиной с белку. Его короткий, но
плотный и мягкий, как шелк, мех булано‑серого цвета сверху, на голове и спине
слабо‑рыжеватого, а на внутренней стороне конечностей, также как на брюшке,
желтовато‑белого. Подобную же окраску имеют щеки и продольная полоска,
начинающаяся между глазами и доходящая до конца носа. Уши мясного цвета, глаза
бурого.
Родиной галаго является большая часть Африки. Адансон открыл
его в лесах на реках Сенегамбии, а позднейшие путешественники наблюдали на юге
Африки и в Судане.
Здесь и я неоднократно находил его, но всегда лишь к западу
от Белого Нила, именно в Кордофане. Туземцам он хорошо известен под именем
тендж. Они верят, что он был сначала обыкновенной обезьяной и так опустился,
лишь благодаря своей сонливости. Мы встречали тенджа лишь в мимозовых лесах.
Обыкновенно находили парочку. Животные спали, сидя на толстых ветвях у самого
ствола, но тотчас же пробуждались, заслышав наши шаги. Когда мы спугивали их,
то днем быстро и ловко начинали лазать по ветвям, но никогда не обращались в
бегство, а всегда скоро снова усаживались спокойно и доверчиво на ветвях,
прислушиваясь и присматриваясь к нам сквозь густую листву. Они умели очень
искусно пробираться между многочисленными острыми шипами мимоз, а также делать
большие прыжки с одного дерева на другое. Ночью, как нам говорили, они быстро,
но бесшумно занимаются охотой за насекомыми или, по крайней мере, собиранием
плодов, причем глаза их горят, как «пылающий огонь».
Говорят, что эти животные легко попадаются в силки и что
днем люди, умеющие хорошо лазать по деревьям, могут даже схватить их рукой.
Ловцу нужно только крепко трясти сук, на котором сидит тендж; тогда последний,
из боязни упасть, крепко цепляется за него и позволяет себя схватить. Я думаю,
что этот способ ловли удобен, так как сам часто с успехом применял его при
ловле белок.
Купец Бакль, путешествовавший по Сенегамбии в начале XIX
века, получил парочку галаго от одного негра, поймавшего их в лесах из акаций,
доставляющих аравийскую камедь. Галаго там называли «камедными животными» и
уверяли, что они охотно поедали смолу мимоз. Пойманная пара подтверждала на
деле это указание, однако предпочитала насекомых всякой другой пище. Своим
поведением эти галаго напоминали столько же маки, как и летучих мышей. Их
подвижность, живость и, особенно, сила прыжков приводили в удивление всех
путешественников. Но самым замечательным оставалось движение их ушей. Желая
спать, они могли их совершенно закрывать. Сначала уши морщатся и укорачиваются
у основания, затем верхушка уха загибается внутрь, так что уха почти не видно.
Но при малейшем шуме верхний край снова развертывается, и вся раковина
растягивается и становится гладкой. Совершенно таким же образом поступают некоторые
летучие мыши, чтобы притупить свой чрезвычайно тонкий слух и быть в состоянии
спокойно спать среди дневного шума.
Живущий на острове Занзибаре ушастый маки , комба
суагелов (Otolicnus agisymbanus), превосходит по величине галаго: длина
его тела достигает 20–30, длина хвоста 22–25 см. Преобладающий цвет меха
желтовато – или буровато‑серый. Хвост при основании рыжий, а задней части черно‑бурый.
Большие, почти голые уши пепельно‑серого цвета. На Занзибаре, по словам
Керстена, применяют очень простое средство, чтобы поймать комба. Его ловят, не
охотясь за ним; его губит страсть к лакомству. Несмотря на свою жажду теплой
крови высших позвоночных, комба не пренебрегает и сладкими лакомствами,
напротив, он обнаруживает к ним такое пристрастие, подобное которому можно
встретить еще у обезьяны и у некоторых грызунов.
«Когда приготовляют пальмовое вино, – рассказывает
названный путешественник, – нередко наш ушастый маки является непрошеным
гостем на заманчивый для него пир и пьет сладкий напиток, который совершенно
отуманивает его. Дело в том, что чудная жидкость, вытекающая из верхушки
пальмы, оказывается не только сладкой, но и опьяняющей, и тем в большей
степени, чем дольше она находилась в соприкосновении с воздухом. Опьяневший
комба теряет сознание, падает с безопасной для него верхушки дерева на землю и
остается лежать, побежденный тяжелым опьянением. Здесь наутро его находит негр,
посланный собирать вытекающее пальмовое вино, поднимает с земли недвижимого,
спящего зверька, прячет его сначала в простую клетку или привязывает веревкой,
обвитой вокруг туловища, потом приносит в город, где предлагает на продажу
европейцам, охотникам до таких животных.
«С течением времени зверек отплачивает хорошими услугами за
посвящаемые ему заботы. В том помещении, где находится комба, не может спокойно
жить мышь; в комнате или на корабле, где он обитает, он неутомимо преследует
надоедливых больших тараканов. Мы с удовольствием вспоминаем одно наблюдение,
сделанное во время скучного морского переезда. Множество населявших наше судно
тараканов делали необходимым время от времени осматривать наши сундуки с
платьем. Вонь от паразитов, поразившая нас при открывании сундуков, привлекла
внимание нашего ручного ушастого маки. Несмотря на неудобное для него время
дня, он стал с большим вниманием исследовать содержимое сундука и очень скоро
доказал нам, что очень хорошо знал, зачем пришел; теперь ему было много дела,
чтобы управиться с обеспокоенным нами войском тараканов. С удивительной
ловкостью бросался он с быстротой молнии то в одну, то в другую сторону,
схватывая тут взрослого таракана, там – куколку; в то время как одна рука его
держала у рта схваченную и поедаемую добычу, другая была занята ловлей новой
дичи. Так он присматривался, прислушивался, хлопотал и чавкал, пока мы не
окончили нашу работу».
Заканчивая обзор сем. лемуров, нужно
еще упомянуть о след. родах: 1) полумаки (Hapalemur), 2) кошачьи
маки (Chirogaleus), 3) Потто (Perodicticus), 4) медвежий маки
(Arctocebus). Из полумаков известен один вид, серый полумаки (Н. griseus),
длиной в 60 см, причем хвост – 35; оливково‑буроватого цвета, с
куницеобразным телом; живет в бамбуковых зарослях Мадагаскара. Близко к нему
стоит живущий там же валуви (Chirogaleus furciter), такой же величины,
светло‑буровато‑серого цвета; любит мед. Потто и медвежий маки отличаются
недоразвитыми хвостами. Кроме того, у первого недоразвитый, но еще ясно
заметный указательный палец без когтя; у второго же этот палец – только в виде
бородавки. Размеры первого – 35 см, второго – 25. Оба водятся в З. Афр.
Образ жизни их еще мало известен.
Большая, круглая, плотно сидящая на плечах голова с
настоящей лягушечьей мордой, короткие передние и длинные задние конечности и
более длинный, чем тело, хвост, затем – весьма странно устроенные зубы, похожие
на зубы насекомоядных хищников, – таковы главнейшие внутренние признаки
одной полуобезьяны, которая уже с давнего времени считалась представителем
особого рода, а в недавнее время с полным правом возвышена до главы особого
семейства. Соответственно необыкновенно удлиненным ступням, этому семейству
дали название долгопятов (Tarsidae); но это замечательно смирное
животное долго еще считалось то за тушканчика, то за сумчатое, то за лемура.
Так как до сих пор известен один точно определенный вид,
или, самое большее, два вида, то его признаки относятся и до всего семейства.
Маки‑домовой , или долгопят‑пугало (Tarsius
spectrum), достигает длины 40 см, из которых 23–24 см относятся к
хвосту. Мех у него серо‑бурый, уши голые, необыкновенно большие глаза,
относительно самые громадные во всем классе млекопитающих. На концах пальцев
подушкообразные утолщения, как у древесных лягушек. Маки‑домовой живет на
Малайских островах в лесах, одиноко и не встречаясь в большом количестве.
Туземцы считают его за волшебного зверя и при встрече с ним испытывают большой
страх.
Ягор сообщает следующее об имевшихся у него в неволе двух
маки‑домовых: «В Локвилокуне и Бетаньене мне удалось приобрести двух маки‑домовых.
Это – крайне нежные, редкие зверьки. Мой пленник должен был сначала поголодать,
так как он избегал растительной пищи, зато поедал с большим удовольствием живых
кузнечиков. Выглядел он крайне смешно, когда его кормили днем; стоя прямо и
опираясь на тонкие ноги и голый хвост, он поворачивал во все стороны свою
голову с двумя огромными желтыми глазами, как ворочается на шарообразном
сочленении потайной фонарь, стоящий на трехногой подставке. Ему не вдруг
удавалось направить глаза на предлагаемый предмет, заметив же наконец его,
зверек быстро протягивал обе свои лапки в стороны и несколько назад, как
ребенок, который рад чему‑либо, быстро хватал свою добычу руками и мордой и
медленно съедал ее. Днем этот маки был сонлив, близорук и сердит, если его
тревожили; но когда дневной свет ослабевал, он пробуждался, и зрачок его
расширялся. Ночью он двигался быстро и живо, бесшумными скачками, охотнее всего
вбок. Пленник быстро стал ручным, но, к сожалению, умер через несколько дней;
точно так же и второе животное я мог сохранить лишь на короткое время.
Ай‑ай . Сто с лишком лет тому назад путешественник
Соннера получил с западного берега Мадагаскара пару крайне странных зверьков, о
существовании которых никто до того времени ничего не знал. Даже на
противоположном берегу острова они были совершенно неизвестны. По крайней мере,
жившие там мадагаскарцы уверяли нашего естествоиспытателя, что оба животных,
которых он имел живыми, были первые, каких они видели. При виде их они громко
вскрикивали, выражая свое удивление, и Соннера назвал открытое им животное по
этому возгласу – ай‑ай.
До новейшего времени ай‑ай, привезенный
в Европу Соннера, был единственным известным, и появившееся в 1782 г. описание было единственным источником сведений о жизни этого редкого животного. Затем
следующее сообщение стало известным ученому миру в 1844 г., благодаря Де‑Кастелю. «Этому путешественнику удалось достать молодого живого ай‑ай, и
он решил подарить его Парижскому ботаническому саду. К несчастью, животное
умерло, не достигнув Европы; но шкура его и скелет поступили в парижский сад, и
этим было доказано, что последнее животное и ай‑ай Соннера принадлежали к
одному и тому же виду. До начала шестидесятых годов эти два экземпляра
оставались единственными известными. Только в 1862 г. Лондонское Зоологическое общество получило радостное известие, что две руконожки, как
между тем назвали это странное существо, пойманы на Мадагаскаре и уже
отправлены в Зоологический сад в Реджент‑Парке. Один из этих экземпляров
благополучно прибыл в Европу живым, другой по крайней мере в спирту. Несколько
позднее последовало еще несколько экземпляров, из которых три были приобретены
Берлинским музеем.
Только теперь зоологи могли несомненно
установить родственные отношения ай‑ай и отвести ему подобающее место в системе
животных.
По исследованиям Оуэна и Петерса, ай‑ай , или руконожка
(Chiromys madascariensis), образует не только особый род, но и особое семейство
в отряде полуобезьян.
Я мог только короткое время наблюдать
руконожку, которая несколько лет жила в Лондоне. К сожалению, свободного
времени у меня было так мало, что я мог посвятить животному только один вечер.
Но и этот один вечер показал мне, что описание Соннера нуждается не только в
дополнении, но и в исправлении. Я хочу поэтому кратко изложить здесь мои
ограниченные наблюдения и все, что я расспросил у сторожей.
Животное не имеет значительного сходства буквально ни с
каким другим млекопитающим. В некотором отношении оно напоминает галаго; однако
едва ли какому исследователю придет в голову соединить его с последним в одно
семейство. Толстая широкая голова с большими ушами, благодаря которым первая
кажется еще шире, маленькие, выпуклые, неподвижные, но горящие глаза с гораздо
меньшим зрачком, чем у ночной обезьяны, морда, имеющая действительно известное
сходство с клювом попугая, значительная длина тела и длинный хвост, который,
как и все тело, покрыт редкими, но длинными, жесткими, почти щетинистыми
волосами, и, наконец, замечательные руки, средний палец которых имеет вид
засохшего, – все эти признаки, взятые вместе, придают всему ай‑ай что‑то
настолько своеобразное, что невольно ломаешь себе голову в бесплодном старании
найти этому животному родственное существо.
Для зоолога, который видит это странное существо живым перед
собой, не может подлежать никакому сомнению, что он имеет дело с настоящим
ночным животным. Ай‑ай боится света более, чем какое другое известное мне
млекопитающее. Ночную обезьяну можно, по крайней мере, разбудить, она ощупывает
вокруг себя, удивленно смотрит на мир, освещенный дневным светом, с участием
прислушивается к жужжанию летящего мимо насекомого, даже чистится и лижется;
напротив, ай‑ай, если днем и удастся после большого труда разбудить, кажется,
совершенно не осознает ничего. Машинально тащится он назад в свое темное место,
свертывается клубком и закрывает морду густым хвостом, которым он окружает
голову, как обручем. В каждом его движении, в каждом действии проявляется
беспримерная вялость и безучастность. Лишь когда наступит темная ночь, спустя
долгое время после сумерек, он пробуждается и выползает из своего темного
логовища, видимо, все еще боясь, чтобы какой‑нибудь луч света не осветил его.
Свет свечки, который нисколько не пугает других ночных животных, обращает его в
бегство.
Если наблюдения Соннера правильны, то, очевидно, ему
пришлось иметь дело с особенно благодушной руконожкой. Та же, которую я видел,
была вовсе не кротка; напротив, очень раздражительна и зла. Если к ней
приближались, то она фыркала, как кошка; если ей протягивали руку, то она,
издавая те же звуки, яростно бросалась на нее, пытаясь схватить ее обеими
лапами.
Единственная пища, которую употребляют ай‑ай, состоит из
свежего молока с подмешанным в него вареньем и растертым яичным желтком.
Маленького блюдца этого корма хватает на целый день. Во время еды ай‑ай
пользуется обеими руками, бросая ими жидкую пищу себе в рот. Мясной пищи он до сих
пор упорно избегает; пытались ли приучить его к другой пище – не знаю.
К этим наблюдениям, написанным в 1863 г., я хочу прибавить данные, позднее (1868 г.) обнародованные Поленом, так как они
существенно пополняют сведения о жизни ай‑ай на свободе. «Это животное, столь
замечательное в научном отношении, – говорит наш сотоварищ, – живет
предпочтительно в бамбуковых лесах внутри большого острова. Питается оно
сердцевиной бамбукового дерева или сахарного тростника, а также жуками и их
личинками. Чтобы достать себе пищу, состоит ли она из сердцевины бамбукового
или сахарного тростника или из насекомых, оно прогрызает своими сильными
резцами отверстие в стволе растений, запускает туда свои тонкие пальцы и
вытаскивает оттуда растительные вещества или насекомых. Насколько сонливым оно
кажется днем, настолько живо движется ночью. Начиная с восхода солнца, оно
спит, скрывая голову между ногами и еще закутывая ее длинным хвостом. С
наступлением ночи оно пробуждается от своего сонного состояния, лазает вверх и
вниз по деревьям и прыгает с ловкостью маки с ветки на ветку, тщательно
исследуя при этом отверстия, щели и дупла старых деревьев и стараясь найти себе
добычу; но еще до начала утренней зари оно уходит в глубь леса. Его крик,
громкое хрюканье, можно часто слышать в течение ночи».
|