III. В водной пустыне
— Скажите,
мистер Гатлинг, почему корабль не потонул? — спрашивала мисс Кингман, сидя
с Гатлингом на палубе, вся освещенная утренним солнцем. Кругом, насколько
охватывал глаз, расстилалась водная гладь океана, как изумрудная пустыня.
— Современные
океанские пароходы, — отвечал Гатлинг, — снабжаются внутренними переборками
или стенками. При пробоинах вода заполняет только часть парохода, не проникая
дальше. И если разрушения не слишком велики, пароход может держаться на
поверхности даже с большими пробоинами.
— Но
почему же тогда пассажиры оставили пароход?
— Никто
не мог сказать, выдержит ли пароход, чтобы оказаться способным держаться на поверхности.
Посмотрите: киль ушел в воду. Корма поднялась так, что видны лопасти винтов.
Палуба наклонена под углом почти в тридцать градусов к поверхности океана. Не
очень-то удобно ходить по этому косогору, но это все же лучше, чем барахтаться
в воде. Мы еще дешево отделались. На пароходе имеются громадные запасы
провианта и воды. И если нас не слишком отнесло от океанских путей, мы можем
скоро встретить какое-нибудь судно, которое подберет нас.
Однако
шли дни за днями, а голубая пустыня оставалась все так же мертва. Симпкинс
проглядел глаза, всматриваясь в морскую даль.
Потекли
однообразные дни.
Мисс
Кингман очень скоро вошла в роль хозяйки. Она хлопотала на кухне, стирала
белье, поддерживала порядок в столовой и «салоне» — небольшой уютной каюте, где
они любили проводить вечера перед сном.
Трудный
вопрос, как держать и поставить себя в новом, чуждом для нее обществе,
разрешился как-то сам собой. К Симпкинсу она относилась добродушно-иронически,
с Гатлингом установились простые, дружеские отношения. Больше того, Гатлинг
интересовал ее загадочностью своей судьбы и натуры. Из чувства такта она не
только никогда не спрашивала Гатлинга о его прошлом, но не допускала, чтобы и
Симпкинс говорил об этом, хотя Симпкинс не раз пытался, в отсутствие Гатлинга,
рассказать о его страшном «преступлении».
Они
охотно беседовали друг с другом по вечерам, при закате солнца, покончив со
своим маленьким хозяйством. Симпкинс торчал на своей сторожевой вышке, ища
дымок парохода, как вестник спасения, профессионального триумфа и обещанной
награды.
Из этих
разговоров мисс Кингман могла убедиться, что ее собеседник образован, тактичен
и воспитан. Беседы с остроумной мисс Кингман, по-видимому, доставляли и
Гатлингу большое удовольствие. Она вспоминала свое путешествие по Европе и
смешила его неожиданными характеристиками виденного.
— Швейцария?
Это горное пастбище туристов. Я сама объездила весь свет, но ненавижу этих жвачных
двуногих с Бэдэкером вместо хвоста. Они изжевали глазами все красоты природы.
Везувий?
Какой-то коротыш, который пыхтит дрянной сигарой и напускает на себя важность.
Вы не видали горной цепи Колорадо? Хэс Пик, Лоне Пик, Аранхо Пик — вот это
горы. Я уже не говорю о таких гигантах, как Монт Эверест, имеющий 8800 метров
высоты. Везувий по сравнению с ними щенок.
Венеция?
Там могут жить одни лягушки. Гондольер повез меня по главным каналам, желая показать
товар лицом, все эти дворцы, статуи и прочие красоты, которые позеленели от
сырости, и глазастых англичанок. Но я приказала, чтобы он вез меня на один из
малых каналов, — не знаю, верно ли я сказала, но гондольер меня понял и
после повторного приказания неохотно направил гондолу в узкий канал. Мне хотелось
видеть, как живут сами венецианцы. Ведь это ужас. Каналы так узки, что можно
подать руку соседу напротив. Вода в каналах пахнет плесенью, на поверхности
плавают апельсиновые корки и всякий сор, который выбрасывают из окон. Солнце
никогда не заглядывает в эти каменные ущелья. А дети, несчастные дети! Им негде
порезвиться. Бледные, рахитичные, сидят они на подоконниках, рискуя упасть в
грязный канал, и с недетской тоской смотрят на проезжающую гондолу. Я даже не
уверена, умеют ли они ходить.
— Но
что же вам понравилось в Италии?..
Тут
разговор их был прерван самым неожиданным образом:
— Руки
вверх!
Они
оглянулись и увидали перед собой Симпкинса с револьвером, направленным в грудь
Гатлинга.
Сыщик
уже давно прислушивался к их разговору, ожидая, не проговорится ли Гатлинг о
своем преступлении. Убедившись в невинности разговора, Симпкинс решил выступить
в новой роли — «предупредителя и пресекателя преступлений».
— Мисс
Кингман, — начал он напыщенно, — мой служебный долг и долг честного
человека предупредить вас об опасности. Я не могу больше допускать эти
разговоры наедине. Я должен предупредить вас, мисс Кингман, что Гатлинг —
опасный преступник. И опасный прежде всего для вас, женщин. Он убил молодую
леди, опутав ее сначала сетью своего красноречия. Убил и бежал, но был пойман
мною, Джимом Симпкинсом, — закончил он и с гордостью смотрел на
произведенный эффект.
Нельзя
сказать, что эффект получился тот, которого он ожидал.
Мисс
Кингман действительно была смущена, взволнована и оскорблена, но скорее его
неожиданным и грубым вторжением, чем речью.
А
Реджинальд Гатлинг совсем не походил на убитого разоблачением преступника. С
обычным спокойствием он подошел к Симпкинсу. Несмотря на наведенное дуло,
вырвал после короткой борьбы и отбросил в сторону револьвер, тихо сказав:
— Вам,
очевидно, еще мало десяти тысяч долларов, обещанных вам за удовольствие
некоторых лиц видеть меня посаженным на электрический стул. Только присутствие
мисс удерживает меня разделаться с вами по заслугам!
Ссору
прекратила мисс Кингман.
— Дайте
мне слово, — сказала она, подходя к ним и обращаясь больше к
Симпкинсу, — чтобы подобных сцен не повторялось. Обо мне не беспокойтесь,
мистер Симпкинс, я не нуждаюсь в опеке. Оставьте ваши счеты до того времени,
пока мы не сойдем на землю. Здесь нас трое, — только трое среди беспредельного
океана. Кто знает, что ждет нас еще впереди? Быть может, каждый из нас будет
необходим для другого в минуту опасности. Становится сыро, солнце зашло. Пора
расходиться. Спокойной ночи!
И они
разошлись по своим каютам.
|