 Увеличить |
Глава пятая.
Простодушный влюблен
Надо признаться, что после этих крестин и этого обеда м‑ль
де Сент‑Ив до страсти захотелось, чтобы г‑н епископ сделал ее вместе с г‑ном
Гераклом Простодушным участницей еще одного прекрасного таинства. Однако же,
будучи благовоспитанной и весьма скромной, она даже самой себе не решалась
сознаться до конца в своих нежных чувствах. Когда же вырывались у нее взгляд,
слово, движение или мысль, она обволакивала их покровом бесконечно милого
целомудрия. Она была нежная, живая и благонравная девушка.
Едва только г‑н епископ уехал, Простодушный и м‑ль де Сент‑Ив
встретились как бы случайно, вовсе не помышляя о том, что искали этой встречи.
Они разговорились, не предвидя заранее, о чем поведут речь. Простодушный начал
с того, что любит ее всем сердцем и что прекрасная Абакаба, по которой он с ума
сходил у себя на родине, никак не может сравниться с нею. Барышня ответила с
обычною своей скромностью, что надобно поскорее переговорить об этом с его
дядюшкой, г‑ном приором, и с его тетушкой, что она, со своей стороны, шепнет об
этом словечко своему дорогому братцу, аббату де Сент‑Ив, и что она льстит себя
надеждою на общее согласие.
Простодушный отвечает, что не нуждается ни в чьем согласии,
что находит крайне нелепым спрашивать у других совета, как ему следует
поступить, что раз обе стороны пришли к соглашению, нет надобности привлекать
для примирения их интересов третье лицо.
– Я ни у кого не спрашиваюсь, – сказал он, –
когда мне хочется завтракать, охотиться или спать; мне хорошо известно, что в
делах любви неплохо заручиться согласием той особы, к которой питаешь любовь;
но так как влюблен я не в дядюшку и не в тетушку, то не к ним надо обращаться
мне по этому делу, и вы тоже, поверьте мне, отлично обойдетесь без господина
аббата де Сент‑Ив.
Красавица бретонка пустила, разумеется, в ход всю тонкость
своего ума, чтобы ввести гурона в границы приличия. Она даже разгневалась,
однако вскоре опять смягчилась. Неизвестно, к чему бы привел в конце концов
этот разговор, если бы на склоне дня г‑н аббат не увел сестру в свое аббатство.
Простодушный не препятствовал дядюшке и тетушке улечься спать, так как они были
несколько утомлены церемонией и затянувшимся обедом, но сам он часть ночи
провел за писанием стихов к возлюбленной на гуронском языке, ибо надобно
помнить, что нет на земле такой страны, где любовь не обращала бы влюбленных в
поэтов.
На следующий день после завтрака его дядюшка в присутствии м‑ль
де Керкабон, пребывавшей в полном умилении, повел такую речь:
– Хвала небесам за то, что вам выпала честь, дорогой
племянник, стать христианином и бретонцем! Но этого еще недостаточно; годы у
меня уже довольно преклонные; после брата остался только маленький клочок
земли, который представляет собой ничтожную ценность; зато у меня доходный
приорат; если вы, как я надеюсь, пожелаете стать иподьяконом, то я переведу
приорат на вас, и вы, утешив мою старость, будет жить затем в полном
довольстве.
Простодушный ответил:
– Всяких вам благ, дядюшка! Живите, сколько поживется.
Я не знаю, кто такой иподьякон и что значит перевести приорат, но я пойду на
все, лишь бы обладать мадемуазель де Сент‑Ив.
– Ах, боже мой, что вы такое говорите, племянник? Вы,
стало быть, любите до безумия эту красивую барышню?
– Да, дядюшка.
– Увы, племянник, вам нельзя на ней жениться – Нет,
очень даже можно, дядюшка, потому что она не только пожала мне руку на
прощание, но и обещала, что будет проситься за меня замуж, и я, конечно, на ней
женюсь.
– Это невозможно, говорю вам: она – ваша крестная мать;
пожимать руку своему крестнику – ужасныи грех; вступать в брак с крестной
матерью не разрешается; это запрещено и божескими и людскими законами.
– Вы шутите, дядюшка! Чего ради запрещать брак с
крестной матерью, если она молода и хороша собой. В книге, которую вы мне
подарили, нигде не сказано, что грешно человеку жениться на девушке, которая
помогла ему креститься. Я вижу, у вас тут каждый день происходит множество
вещей, о которых нет ни слова в вашей книге, и не выполняется ровно ничего из
того, что в ней написано; признаюсь, это и удивляет меня и сердит. Если под
предлогом крещения меня лишат прекрасной Сент‑Ив, то, предупреждаю вас, я увезу
ее и раскрещусь. Приор совсем растерялся; сестра его заплакала.
– Дорогой братец, – проговорила она, – мы не
можем допустить, чтобы наш племянник обрек себя на вечную гибель. Святейший
папа может дать ему дозволение на этот брак, и тогда он будет по‑христиански
счастлив с той, кого любит.
Простодушный, заключив тетушку в объятия, спросил:
– Кто же он, этот превосходный человек, который так
добр, что помогает юношам и девушкам в устройстве их любовных дел? Я сейчас же
схожу и потолкую с ним.
Ему объяснили, кто такой папа; Простодушный удивился пуще
прежнего.
– В вашей книге, дорогой дядюшка, про все это нет ни
звука; мне довелось путешествовать, я знаю, как неверно море; мы тут находимся
на берегу океана, а мне придется покинуть мадемуазель де Сент‑Ив и просить
разрешения любить ее у человека, который живет вблизи Средиземного моря, за
четыреста лье отсюда, и говорит на непонятном мне языке; это до непостижимости
нелепо. Сейчас же пойду к аббату де СенгИв, который живет всего в одном лье
отсюда, и ручаюсь вам, что женюсь на моей возлюбленной сегодня же.
Не успел он договорить, как вошел судья и, верный своему
обыкновению, спросил Простодушного, куда он идет.
– Иду жениться, – отвечал тот, убегая. И через
четверть часа он был уже у своей прекрасной и дорогой бретонки, которая еще
спала.
– Ах, братец! – сказала м‑ль де Керкабон
приору. – Не бывать нашему племяннику иподьяконом.
Судья был очень раздосадован намерением Простодушного, так
как предполагал женить на м‑ль де СентИв своего сына, который был еще глупее и
несноснее, чем отец.
|
