Дочь ледяного гиганта
Легенды гласят, что самый могучий воин Гиборийской эры, тот,
кто, по выражению немедийского летописца, «ножищами, обутыми в грубые сандалии,
попрал украшенные самоцветами престолы владык земных», появился на свет прямо
на поле битвы, и этим определилась его дальнейшая судьба. Дело вполне
возможное, ибо жены киммерийские владели оружием не хуже мужчин. Не исключено,
что мать Конана, беременная им, устремилась вместе со всеми в бой, чтобы
отразить нападение враждебных ванов. Так среди сражений, которые с небольшими
передышками вели все киммерийские кланы, протекло все детство Конана. От отца,
кузнеца и ювелира, он унаследовал богатырскую стать и принимал участие в битвах
с той поры, как смог держать в руке меч.
Пятнадцать лет было ему, когда объединенные племена
киммерийцев осадили, взяли и сожгли пограничный город Венариум, возведенный
захватчиками-аквилонцами на исконно киммерийских землях. Он был среди тех, кто
яростней всех сражался на стенах и меч его вволю напился вражеской крови. Имя
его с уважением произносили на советах старейшин. Во время очередной войны с
ванами он попал в плен, бежал в Замору, несколько лет был профессиональным
грабителем, побывал в землях Коринтии и Немедии, дошел до самого Турана и
вступил в наемную армию короля Юлдуза. Там он овладел многочисленными воинскими
искусствами, научился держаться в седле и стрелять из лука. Побывал он и в
таких диковинных странах, как Меру, Вендхия, Гиркания и Кхитай. Года через два
он крепко повздорил с командирами и дезертировал из туранской армии в родные
края. И вот с отрядом асов он пошел в Ванахейм, потревожить извечных врагов –
ванов...
...И вот затих лязг мечей и топоров. Умолкли крики побоища.
Тишина опустилась на окровавленный снег. Белое холодное солнце, ослепительно
сверкавшее на поверхности ледников, вспыхивало теперь на погнутых доспехах и
поломанных клинках там, где лежали убитые. Мертвые руки крепко держали оружие.
Головы, увенчанные шлемами, в предсмертной агонии запрокинули к небу рыжие или
золотистые бороды, как бы взывая напоследок к Имиру Ледяному Гиганту, богу
народа воинов.
Над кровавыми сугробами и закованными в доспехи телами
стояли друг против друга двое. Только они и сохраняли жизнь в этом мертвом
море. Над головами из висело морозное небо, вокруг расстилалась бескрайняя
равнина, у ног лежали павшие соратники. Двое скользили между ними словно
призраки, покуда не очутились лицом к лицу.
Были они высоки ростом и сложены как тигры. Щиты были
потеряны, а латы помяты и посечены. На броне и клинках застывала кровь. Рогатые
шлемы украшены были следами ударов. Один из бойцов был безбород и черноволос,
борода и кудри другого на фоне залитого солнцем снега отсвечивали алым.
– Эй, приятель, – сказал рыжий. – Назови-ка свое
имя, чтобы я мог рассказать своим братьям в Ванахейме о том, кто из шайки
Вульфера пал последним от меча Хеймдала.
– Не в Ванахейме, – проворчал черноголовый воин, –
а в Валгалле расскажешь ты своим братьям, что встретил Конана из Киммерии!
Хеймдал зарычал и прыгнул, его меч описал смертоносную дугу.
Когда свистящая сталь ударила по шлему, высекая сотни голубых искр Конан
зашатался и перед глазами его поплыли красные круги. Но и в таком состоянии он
сумел изо всех сил нанести прямой удар. Клинок пробил пластины панциря, ребра и
сердце – рыжий боец пал мертвым к ногам Конана.
Киммериец выпрямился, освобождая меч, и почувствовал
страшную слабость. Солнечный блеск на снегу резал глаза как нож, небо вокруг
стало далеким и тусклым. Он отвернулся от побоища, где золотобородые бойцы
вместе со своими рыжими убийцами покоились в объятиях смерти. Ему удалось
сделать лишь несколько шагов, когда потемнело сияние снежных полей. Он внезапно
ослеп, рухнул в снег и, опершись на закованное в броню плечо, попытался
стряхнуть пелену глаз – так лев потрясает гривой.
... Серебристый снег пробил завесу мрака и зрение начало
возвращаться к Конану. Он поглядел вверх. Что-то необычное, что-то такое, чему
он не мог найти ни объяснения, ни названия, произошло с миром. Земля и небо
стали другого цвета. Но Конан и не думал об этом: перед ним, качаясь на ветру,
словно молодая береза, стояла девушка. Она казалась выточенной из слоновой
кости и была покрыта лишь муслиновой вуалью. Ее изящные ступни словно бы не чувствовали
холода. Она смеялась прямо в лицо ошеломленному воину, и смех ее был бы слаще
шума серебристого фонтана, когда бы не был отравлен ядом презрения.
– Кто ты? – спросил киммериец. – Откуда ты
взялась?
– Разве это важно? – голос тонкострунной арфы был
безжалостен.
– Ну, зови своих людей, – сказал он, хватаясь за
меч. – Силы покинули меня, но моя жизнь вам дорого обойдется. Я вижу, ты
из племени ванов.
– Разве я это сказала?
Взгляд Конана еще раз остановился на ее кудрях, которые
сперва показались ему рыжими. Теперь он разглядел, что не были они ни рыжими,
ни льняными, а подобными золоту эльфов – солнце горело на них так ярко, что
глазам было больно. И глаза ее были ни голубые, ни серые, в них играли
незнакомые ему цвета. Улыбались ее пухлые алые губы, и вся она, от точеных
ступней до лучистого вихря волос была подобна мечте. Кровь бросилась в лицо
воину.
– Не знаю, – сказал он, – кто ты – врагиня ли из
Ванахейма или союзница из Асгарда. Я много странствовал, но не встречал равной
тебе по красоте. Золото кос твоих ослепило меня... Таких волос я не видел и у
прекраснейших из дочерей Асгарда, клянусь Имиром...
– Тебе ли поминать Имира, – с презрением сказала
она. – Что ты знаешь о богах снега и льда, ты, ищущий приключений между
чужих племен пришелец с юга?
– Клянусь грозными богами моего народа! – в гневе
вскричал Конан. – Пусть я не золотоголовый ас, но нет равного мне на
мечах! Восемь десятков мужей погибло сегодня на моих глазах. Лишь я один
остался в живых на поле, где молодцы Вульфера повстречали волчью стаю Браги.
Скажи, дева, видела ли ты блеск стали на снегу или воинов, бредущих среди
льдов?
– Видела я иней, играющий на солнце, – отвечала
она. – Слышала шепот ветра над вечными снегами.
Он вздохнул и горестно покачал головой.
– Ньорд был должен присоединиться к нам перед битвой. Боюсь,
что он со своим отрядом попала в ловушку. Вульфер и его воины мертвы... Я
думал, что на много миль вокруг нет ни одного селения – война загнала нас
далеко. Но не могла же ты прийти издалека босяком. Так проводи меня к своему
племени, если ты из Асгарда, ибо я слаб от ран и борьбы.
– Мое селение дальше, чем ты можешь себе представить, Конан
из Киммерии, – рассмеялась дева.
Она раскинула руки и закружилась перед ним, склонив голову и
сверкая очами из-под длинных шелковистых ресниц.
– Скажи, человек, разве я не прекрасна?
– Ты словно заря, освещающая снега первым лучом, –
прошептал он и глаза его запылали, как у волка.
– Так что же ты не встаешь и не идешь ко мне? Чего стоит
крепкий боец, лежащий у моих ног? – в речи ее он услышал безумие. –
Тогда ложись и подыхай в снегу, как эти болваны, черноголовый Конан. Ты не
дойдешь к моему жилищу.
С проклятием Конан вскочил на ноги. Его покрытое шрамами
лицо исказила гримаса. Гнев опалил ему душу, но еще жарче было желание – кровь
пульсировала в щеках и жилах. Страсть сильнейшая чем пытка охватила его, небо
стало красным. Безумие обуяло воина, и он забыл об усталости и ранах.
Не говоря ни слова, он засунул окровавленный меч за пояс и
бросился на нее, широко расставив руки.
Она захохотала, отскочила и бросилась бежать, оглядываясь
через плечо и не переставая смеяться. Конан помчался за ней, глухо рыча.
Он забыл о схватке, о латниках, залитых кровью, о Ньорде и
его людях, не поспевших к сражению. Все мысли устремились к летящей белой фигурке.
Они бежали по ослепительной снежной равнине. Кровавое поле осталось далеко
позади, но Конан продолжал бег со свойственным его народу тихим упорством. Его
обутые железом ноги глубоко проваливались в снег. А девушка танцевала по
снежному насту как перышко и следов ее ступней нельзя было различить на инее.
Холод проникал под доспехи разгоряченного воина и одежду, подбитую мехом, но
беглянка в своей вуали чувствовала себя словно среди пальмовых рощ юга. Все
дальше и дальше устремлялся за ней Конан, изрыгая чудовищные проклятия.
– Не уйдешь! – рычал он. – Попробуй заманить меня
в засаду я поотрубаю головы твоим сородичам! Попробуй спрятаться – я горы
расшибу и пойду за тобой даже в преисподнюю!
Издевательский смех был ему ответом.
Она увлекала его все дальше в снежную пустыню. Шло время,
солнце стало клониться к земле и пейзаж на горизонте стал другим. Широкие
равнины сменились невысокими холмами. Далеко на севере Конан увидел
величественные горные вершины, отсвечивающие в лучах заходящего светила голубым
и розовым. В небе горело полярное сияние. Да и сам снег отливал то холодной
синевой, то ледяным пурпуром, то вновь становился по-зимнему серебряным. Конан
продолжал бег в этом волшебном мире, где единственной реальностью был танцующий
на снегу белый силуэт, все еще недосягаемый.
Он уже ничему не удивлялся – даже когда двое великанов
преградили ему дорогу. Пластины из панцирей заиндевели, на шлемах и топорах
застыл лед. Снег покрывал их волосы, бороды смерзлись, а глаза были холодны,
как звезды на небосклоне.
– Братья мои! – воскликнула девушка, пробегая между
ними. – Смотрите – я привела к вам человека! Вырвите его сердце покуда оно
бьется, и мы возложим его на жертвенник нашего отца!
Гиганты зарычали – словно айсберги столкнулись в океане. Они
взметнули сверкающие топоры, когда киммериец бросился на них. Заиндевевшее
лезвие блеснуло перед ним, на миг ослепив, но он ответил выпадом и клинок
пробил ногу противника повыше колена. С криком упал он на снег, но удар другого
великана поверг Конана. Воина спасла броня, хотя плечо и онемело. И увидел
Конан, как над возвысилась на фоне холодного неба огромная, словно бы
высеченная изо льда фигура. Топор ударил – и вонзился в снег, потому что варвар
откатился в сторону и вскочил на ноги. Великан зарычал и вновь поднял топор, но
клинок Конана уже засвистел в воздухе. Колени великана подогнулись и он
медленно опустился в снег, обагренный кровью из рассеченной шеи.
Конан огляделся и увидел девушку, смотревшую на происходящее
расширенными от ужаса глазами.
Капли крови стекали с его плеча, и грозно вскричал Конан:
– Зови остальных своих братьев! Их сердца я брошу на поживу
полярным волкам! Тебе не уйти!
В страхе она бросилась вперед – без смеха, без оглядки, без
памяти. Варвар мчался изо всех сил, но расстояние между ними все увеличивалось.
Конан стиснул зубы так, что кровь пошла из десен, и ускорил
бег. И вот между ними осталось не более ста шагов.
Бежать ей было все трудней, и он уже слышал ее тяжелое
дыхание. Чудовищная выносливость варвара победила.
Адский огонь, который она разожгла в дикой душе Конана,
разгорелся в полную силу. С нелюдским ревом он настиг ее и она, защищаясь
вытянула руки вперед. Он отшвырнул меч и сжал девушку в объятиях. Тело ее дугой
изогнулось в его железных руках. Золотистые волосы ослепляли Конана, а плоть
ее, гладкая и холодная, казалась выточенной из обжигающего льда.
– Да ты ледышка! – бормотал он. – Я согрею тебя
огнем моей крови!
В отчаянном усилии она освободилась и отскочила назад,
оставив в его кулаке обрывок вуали. Золотистые волосы ее растрепались, грудь
тяжело вздымалась, и Конана еще раз поразила ее нечеловеческая красота.
Она воздела руки к звездам на небосклоне, и голос ее
навсегда запечатлелся в памяти Конана:
– Имир, отец мой, спаси!
Воин протянул руки, чтобы схватить ее, и тут словно бы раскололась
ледяная гора. Небо заполыхало холодным огнем, и был он так ослепителен, что
киммериец зажмурился. Огонь этот охватил тело девушки. И она исчезла.
Высоко над его головой колдовские светила кружились в
дьявольском танце. За дальними горами прокатился гром, словно проехала
гигантская боевая колесница и огромные кони высекли своими подковами искры из
ледяной дороги.
А потом зарево, белые вершины и сияющее небо закачались
перед глазами Конана. Тысячи огненных шаров рассыпались каскадами брызг, а
небосвод закружился, как гигантское колесо, сыплющее звездным дождем.
Волной поднялась земля из-под его ног, и киммериец рухнул в
снег, ничего уже не видя и не слыша.
... Он почувствовал присутствие жизни в этой темной и
холодной вселенной, где солнце давным-давно погасло. Кто-то безжалостно тряс
его тело и сдирал кожу со ступней и ладоней. Конан зарычал от боли и попытался
нашарить меч.
– Он приходит в себя, Хорса, – раздался голос. –
Давай-ка поживей растирай ему руки и ноги – может, он еще сгодится в бою!
– Никак не разжать левую руку, – сказал другой. –
Что-то он в ней держит.
Конан открыл глаза и увидел бородачей, склонившихся над ним.
Его окружали высокие золотоволосые воины в латах и мехах.
– Конан! – воскликнул один из них. – Никак ты
живой!
– Клянусь Кромом, Ньорд, – простонал Конан. – Или
я живой, или вы все уже в Валгалле.
– Мы-то живые, – ответил ас, продолжая растирать ступни
Конана. – Не смогли соединиться с вами потому, что пришлось прорубаться
через засаду. Тела еще не успели остыть, когда мы пришли на поле. Тебя не было
среди павших, и мы пошли по следу. Клянусь Имиром, Конан, почему тебя понесло в
полярную пустыню? Долго шли мы за тобой, и, клянусь Имиром, найти не надеялись
– поземка уже заметала следы...
– Не поминай Имира слишком часто, – сказал один из
бойцов. – Это ведь его владения. Старики говорят, вон между теми
вершинами.
– Я видел деву, – прошептал Конан. – Мы
встретились с людьми Браги на равнине. Сколько времени дрались – не знаю. В
живых остался только я. Я ослабел и замерз, и весь мир вокруг переменился –
теперь-то я вижу, что все по-прежнему. Потом появилась дева и стала увлекать
меня за собой. Она была прекрасна, словно холодные огни ада. Тут напало на меня
какое-то безумие и забыл я все на свете, помчался за ней... Вы видели ее следы?
Видели великанов в ледяной броне, сраженных мной?
Ньорд покачал головой.
– Только твои следы были на снегу, Конан.
– Значит, я рехнулся, – сказал киммериец. – Но я
видел девушку, плясавшую нагишом на снегу так же ясно, как вижу вас. Она была
уже в моих руках, но сгинула в ледяном пламени...
– Он бредит, – прошептал Ньорд.
– О нет! – воскликнул старик с горящими глазами. То
была Атали – дочь Имира Ледяного Гиганта. Она приходит к тем, кто умирает на
поле битвы. Когда я был юным, то видел ее, валяясь полумертвым на кровавом поле
Вольфравен. Она кружилась среди трупов, тело ее было подобно слоновой кости, а
волосы сияли золотом в лунном свете. Я лежал и выл, как подыхающий пес, потому
что у меня не было сил поползти за ней. Она заманивает бойцов с поля сражения в
ледяную пустыню, чтобы ее братья могли принести их неостывшие сердца в жертву
Имиру. Точно говорю вам, Конан видел Атали, дочь Ледяного Гиганта!
– Ха! – воскликнул Хорса. – Старина Горм в молодые
годы повредился умом, когда ему проломили башку в сражении. Конан просто бредил
после жестокой сечи. Гляньте-ка, во что превратился его шлем! Любого из этих
хватит, чтобы выбить из головы всякий ум. Он бежал по снегу за призраком. Ты
ведь южанин, откуда тебе знать об Атали?
– Может, ты и прав, – сказал Конан. – Но струхнул
изрядно.
Он умолк и уставился на свою левую ладонь. Он поднял ее
вверх, и в наступившей тишине воины увидели обрывок материи, сотканной из таких
тонких нитей, каких не прядут на земных веретенах.
|
