Глава XV. Отварная рыба
Был уже
поздний вечер, когда маленький «Лишайник» встал потихоньку на якорь и мы с
Квикегом очутились на берегу, так что в этот день мы уже не могли заняться
никакими делами, кроме добывания ужина и ночлега. Хозяин гостиницы «Китовый
фонтан» рекомендовал нам своего двоюродного брата Урию Хази, владельца заведения
«Под котлами», которое, как он утверждал, принадлежало к числу лучших в
Нантакете и к тому же ещё славилось, по его словам, своими блюдами из отварной
рыбы с приправами. Короче говоря, он совершенно недвусмысленно дал нам понять,
что мы поступим как нельзя лучше, если угостимся чем бог послал из этих котлов.
Но указания его насчёт дороги – держать жёлтый пакгауз по правому борту, покуда
не откроется белая церковь по левому борту, а тогда, держа всё время церковь по
левому борту, взять на три румба вправо и после этого спросить первого
встречного, где находится гостиница, – эти его угловатые указания немало
нас озадачили и спутали, в особенности же вначале, когда Квикег стал
утверждать, что жёлтый пакгауз – первый наш ориентир – должен оставаться по
левому борту, мне же помнилось, что Питер Гроб определённо сказал: «по
правому». Как бы то ни было, но порядком поплутав во мраке, стаскивая по
временам с постели кого-нибудь из мирных здешних жителей, чтобы справиться о дороге,
мы наконец без расспросов вдруг поняли, что очутились там, где надо.
У
ветхого крыльца стояла врытая в землю старая стеньга с салингами, на которых,
подвешенные за ушки, болтались два огромных деревянных котла, выкрашенных
чёрной краской. Свободные концы салингов были спилены, так что вся эта верхушка
старой мачты в немалой степени походила на виселицу. Быть может, в то время я
оказался излишне чувствителен к подобным впечатлениям, только я глядел на эту
виселицу со смутным предчувствием беды. У меня даже шею как-то свело, покуда я рассматривал
две перекладины – да-да, именно две: одна для Квикега и одна для меня! Не
дурные ли это все предзнаменования: некто Гроб – мой хозяин в первом же порту,
могильные плиты, глядящие на меня в часовне, а здесь вот – виселица! Да ещё
пара чудовищных чёрных котлов! Не служат ли эти последние туманным намёком на адское
пекло?
От
подобных размышлений меня отвлекла веснушчатая рыжеволосая женщина в рыжем же
платье, которая остановилась на пороге гостиницы под тускло-красным висячим
фонарём, сильно напоминавшим подбитый глаз, и на все корки честила какого-то
человека в фиолетовой шерстяной фуфайке.
– Чтоб
духу твоего здесь не было, слышишь? – говорила она. – Не то смотри,
задам тебе трёпку!
– Всё
в порядке, Квикег, – сказал я. – Это, конечно, миссис Фурия Хази.
Так оно
и оказалось. Мистер Урия Хази находился в отлучке, предоставив жене в полное
распоряжение все дела. Когда мы уведомили её о своём желании получить ужин и
ночлег, миссис Фурия, отложив на время выволочку, препроводила нас в маленькую
комнатку, усадила за стол, изобилующий следами недавней трапезы, и, обернувшись
к нам, произнесла:
– Разинька[94] или треска?
– Простите,
что такое вы сказали насчёт трески, мадам? – с изысканной вежливостью переспросил
я.
– Разинька
или треска?
– Разинька
на ужин? Холодный моллюск? Неужели именно это хотели вы сказать, миссис
Хази? – говорю я. – Не слишком ли это липкое, холодное и скользкое
угощение для зимнего времени, миссис Фурия, как вы полагаете?
Но она
очень торопилась возобновить перебранку с человеком в фиолетовой фуфайке, который
дожидался в сенях своей порции ругани, и, видимо, ничего не разобрав в моей
тираде, кроме слова «разинька», подбежала к раскрытой двери в кухню, выпалила
туда: «Разинька на двоих!» – и исчезла.
– Квикег, –
говорю я. – Как ты думаешь, хватит нам с тобой на ужин одной разиньки на
двоих?
Однако
из кухни потянул горячий дымный аромат, в значительной мере опровергавший мои
безрадостные опасения. Когда же дымящееся блюдо очутилось перед нами, загадка
разрешилась самым восхитительным образом. О любезные други мои! Послушайте, что
я вам расскажу! Это были маленькие, сочные моллюски, ну не крупнее каштана,
перемешанные с размолотыми морскими сухарями и мелко нарезанной солёной
свининой! Всё это обильно сдобрено маслом и щедро приправлено перцем и солью!
Аппетиты
у нас порядком разыгрались на морозном воздухе после поездки, особенно у Квикега,
неожиданно увидевшего перед собою любимое рыбацкое кушанье; к тому же на вкус
это блюдо оказалось просто превосходным, так что мы расправились с ним с великой
поспешностью, и тогда, на минуту откинувшись назад, я припомнил, как миссис
Фурия провозгласила: «Разинька или треска!», и решил провести небольшой
эксперимент. Я подошёл к двери в кухню и с сильным чувством произнёс только
одно слово: «Треска!» – после чего снова занял место у стола. Через несколько
мгновений вновь потянуло дымным ароматом, только теперь с иным привкусом, а
через положенный промежуток времени перед нами появилась отличная варёная
треска.
Мы снова
принялись за дело, сидим и орудуем ложками, и я вдруг говорю себе: «Интересно,
разве это должно действовать на голову? Кажется, есть какая-то дурацкая шутка
насчёт людей с рыбьими мозгами? Но погляди-ка, Квикег, не живой ли угорь у тебя
в тарелке? Где же твой гарпун?»
Тёмное
это было место «Под котлами», в которых круглые сутки варились немыслимые количества
рыбы. Рыба на завтрак, рыба на обед, рыба на ужин, так что в конце концов
начинаешь оглядываться: не торчат ли рыбьи кости у тебя сквозь одежду?
Пространство перед домом сплошь замощено раковинками разинек. Миссис Фурия Хази
носит ожерелье из полированных тресковых позвонков, а у мистера Хази все
счётные книги переплетены в первоклассную акулью кожу. Даже молоко там с рыбным
привкусом, по поводу чего я долго недоумевал, пока в одно прекрасное утро не
наткнулся случайно во время прогулки вдоль берега среди рыбачьих лодок на
пятнистую хозяйскую корову, которая паслась там, поедая рыбьи останки, и
ковыляла по песку, кое-как переступая ногами и волоча на каждом своём копыте по
отсечённой тресковой голове.
По
завершении ужина мы получили от миссис Фурии лампу и указания относительно кратчайшей
дороги до кровати, однако, когда Квикег начал было впереди меня подыматься по
лестнице, эта леди протянула руку и потребовала у него гарпун – у неё в спальнях
гарпуны держать не разрешается.
– Почему
же? – возразил я. – Всякий истинный китолов спит со своим гарпуном.
Почему же вы-то запрещаете?
– Потому
что это опасно, – говорит она. – С того самого раза, как нашли
молодого Стигза после неудачного плавания, когда он уходил на целых четыре с
половиной года, а вернулся только с тремя бочонками жира, как его нашли у меня
в задней комнате на втором этаже мёртвого с гарпуном в боку, так с самого того
раза я не разрешаю постояльцам брать с собой на ночь опасное оружие. Так что,
мистер Квикег (она уже выяснила, как его зовут), я у вас беру этот гарпун, а
утром сможете получить его назад. Да вот ещё: что закажете на завтрак, разиньку
или треску?
– И
то и другое, – ответил я. – И вдобавок пару копчёных селёдок для
разнообразия.
|