6
Хосров-хану
прислал приятель его, другой известный хан, в подарок одну пленницу, за целомудрие
которой ручался. Ей было всего девять лет, звали ее Назлу, и она была из
Шамхора. Но Хосров-хан прозвал ее Диль-Фируз – радость, и так стали звать ее
все.
Она была
говорунья, умница и хохотунья.
Хосров-хан
заказал для нее несколько пар платьев, дал двадцать золотых монет для ожерелья
и двадцать для лобной повязки, и она стала жить у него.
Она
полюбила его черные, подведенные глаза, его немужское веселье, быстроту и
шутки. Он рассказывал ей самые смешные рассказы, которые только знал, и она
падала со смеху на ковер. Они возились.
Так
Хосров-хан стал уделять меньше внимания своим конюшням. Когда же он объезжал жеребца,
Диль-Фируз, притаясь, смотрела в красное стеклышко окна, и боялась за него, и
гордилась им.
Ходжа-Якуб
увидел пленницу, когда пришел говорить с Хосров-ханом по делу: их торговое
товарищество терпело убытки. Увидя Диль-Фируз, он позабыл все цифры. Он помолчал,
потом снял с мизинца перстень, надел ей перстень на палец, сказал одно
армянское слово: любовь, и приказал ей, чтоб она повторила. Потом надел ей
второй перстень и сказал армянское слово: жизнь, и приказал, чтоб она
повторила. И дал ей третий перстень и заставил повторить слово: поцелуй.
Так он
стал учить ее армянскому языку. Он зачастил к Хосров-хану и каждый раз приносил
подарки Диль-Фируз и заставлял ее повторять по три слова.
Хосров-хан
смеялся над этими уроками, а Ходжа-Якуб был грустен.
Раз он
сказал Хосров-хану:
– Хосров-хан,
моя жизнь безутешней твоей, я не люблю ни лошадей, ни сластей, а моя наука
иссушила меня. Если ты отдашь мне Диль-Фируз, я достану тебе трех арабских
жеребцов, которых нет во всем Иране.
У
Хосров-хана загорелись глаза. Он подумал несколько.
– Нет,
Мирза-Якуб, – сказал он, – на что мне они, у меня нет свободного
места в конюшне.
– Я
отдам тебе свою долю в нашем деле, – сказал Мирза-Якуб, и голос его
пресекся, – и сам останусь беден. Отдай мне Диль-Фируз.
– Я
ее сам спрошу, – сказал после некоторого колебания Хосров-хан, – и
если она захочет, пусть она идет к тебе.
Он
подозвал к себе Диль-Фируз, которая, хоть не понимала армянского языка, но все
чувствовала, что говорят о ней. Она смотрела исподлобья и подошла неохотно.
Когда
Хосров-хан спросил ее, хочет ли она идти к Мирзе-Якубу, она стала целовать
белые ханские руки и заплакала.
– Отчего
ты не хочешь идти ко мне? – спросил ее тихо Мирза-Якуб. – Я дам тебе
кольца, сласти и платья.
– У
него черные глаза, – сказала Диль-Фируз и указала пальцем на
Хосров-хана, – а у тебя зеленые, я боюсь твоих зеленых глаз.
Тогда
Мирза-Якуб усмехнулся и больше ни о чем не просил у Хосров-хана.
Но он
приходил к нему каждый день и каждый день приносил ей подарки и брал ее руки в
свои.
И когда
Хосров-хан уходил за чем-нибудь в соседнюю комнату, Ходжа-Якуб обнимал ее.
Вот
почему, когда он услышал, что едет русский посол и у него есть предписание –
отбирать пленниц, Ходжа-Якуб задумался.
7
Визит
доктора Макниля кончался. Были прописаны сладкие пилюли и вонючая целебная
мазь.
Фетх-Али
смотрел на маленькие тела своих сыновей-внуков.
И, как
всегда, доктор Макниль остался в комнате, когда увели маленьких принцев и ушла
мать.
Вошли,
осторожно ступая, три евнуха, как три шахских мысли: Манучехр-хан, как мысль о
золоте, Хосров-хан, как мысль о веселой конской скачке, и Мирза-Якуб, как мысль
об отчете, написанном индийскими цифрами.
Они
сидели неподвижно на коврах и разговаривали.
Потом
доктор Макниль пошел на второй визит к Алаяр-хану, у которого была больна одна
из жен, и на третий – к Зилли-султану, сыну шахову, губернатору тегеранскому.
Вот и
все, что известно об этих визитах доктора Макниля.
|