 Увеличить |
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой во время
переезда из Сингапура в Гонконг поднимаются и разрешаются некоторые вопросы
Начиная
с этого дня, Паспарту и сыщик часто встречались, но полицейский держал себя со
своим спутником очень осторожно и больше не пытался его расспрашивать. Раз или
два ему удалось увидеть мистера Фогга, который охотно проводил время в большом
салоне «Рангуна» – или в обществе миссис Ауды, или за своим неизменным вистом.
Что
касается Паспарту, то он начал всерьёз задумываться над тем, как случилось, что
Фикс ещё раз оказался на пути мистера Фогга. И действительно, было чему
удивляться. Этот приветливый и обязательный джентльмен сначала встречается им в
Суэце, садится на «Монголию», высаживается в Бомбее, где намеревается
задержаться, и вдруг теперь он оказывается на «Рангуне», идущем в Гонконг, –
словом, в точности следует маршруту мистера Фогга; над всем этим стоило
поразмыслить. По меньшей мере странное совпадение! За кем охотится этот Фикс?
Паспарту готов был биться об заклад на свои индусские туфли, которые он
заботливо сохранил, что Фикс покинет Гонконг в одно время с ними и, вероятно,
на том же пароходе.
Паспарту
мог размышлять хоть целый век, но он никогда бы не догадался, какая миссия поручена
сыщику. Ему бы и в голову не пришло, что Филеаса Фогга «выслеживают» как вора
по всему земному шару. Но человеческой природе свойственно всему находить
объяснение, и Паспарту, озарённый внезапной мыслью, объяснил себе, и довольно
правдоподобно, постоянное присутствие мистера Фикса. По его мнению, выходило,
что Фикс не кто иной, как агент коллег мистера Фогга по Реформ-клубу, посланный
ими для наблюдения за правильным выполнением условий кругосветного путешествия.
– Это
ясно! Это ясно! – повторял честный малый, гордясь своей проницательностью. – Он
шпион, которого эти джентльмены пустили по нашим следам. Какой недостойный
поступок! Мистер Фогг – такой честный, такой порядочный человек! И его
выслеживают с помощью сыщика. Ну, господа из Реформ-клуба, это вам дорого
обойдётся!
Восхищённый
своим открытием, Паспарту всё же решил ничего не говорить мистеру Фоггу, боясь,
что тот будет справедливо оскорблён недоверием, которое ему выказывают противники.
Но зато он решил при случае хорошенько поиздеваться над Фиксом и высмеять его,
не выдавая себя.
В среду,
30 октября, во второй половине дня «Рангун» вошёл в Малаккский пролив, отделяющий
одноимённый полуостров от острова Суматры. Невдалеке от этого острова глазам пассажиров
предстала группа живописных гористых островков.
А на
следующий день, в четыре часа утра, пакетбот, выиграв полдня против расписания,
пришвартовался в Сингапуре, чтобы пополнить свои запасы угля.
Филеас
Фогг записал этот выигрыш времени в графу прибылей; на сей раз наш джентльмен
сошёл на берег, так как миссис Ауда выразила желание прогуляться.
Фикс,
которому все действия Фогга казались подозрительными, незаметно последовал за
ними. А Паспарту, смеясь про себя над манёврами Фикса, отправился, как обычно,
за покупками.
Остров
Сингапур невелик и не производит внушительного впечатления. Ему недостаёт гор,
то есть рельефа. Тем не менее он по-своему очарователен. Это огромный парк,
прорезанный прекрасными дорогами. Красивый экипаж, запряжённый изящными
лошадками, вывезенными из Новой Голландии[2],
помчал миссис Ауду и Филеаса Фогга по одной из этих дорог, среди чащи пальм с
блестящими листьями и гвоздичных деревьев, покрытых полураспустившимися бутонами.
Заросли перца заменяли здесь терновые изгороди европейских деревень; купы
саговых пальм, высокие древовидные папоротники создавали чисто тропический
пейзаж; мускатные деревья с покрытыми лаком листьями наполняли воздух пряным
ароматом; лес был полон подвижных гримасничающих обезьян; в зарослях, наверное,
водились тигры. Тем, кто спросит, почему на таком сравнительно маленьком
острове до сих пор не истреблены эти кровожадные хищники, следует ответить, что
тигры добираются сюда вплавь – через пролив – с Малаккского полуострова.
После
двухчасовой прогулки по острову миссис Ауда и её спутник, который смотрел вокруг
себя, мало что замечая, вернулись в город, в это скопище тяжеловесных и
приземистых домов, окружённых прелестными садами, где произрастают мангустаны,
ананасы и другие вкуснейшие плоды мира.
В десять
часов Фогг и его дама поднялись на пакетбот, не подозревая, что всю дорогу их
сопровождал полицейский инспектор, которому пришлось для этого потратиться на
наём экипажа.
Паспарту
ожидал их на палубе «Рангуна». Он купил несколько дюжин плодов мангустана; плоды
эти – величиной со среднее яблоко, тёмно-коричневые снаружи и ярко-красные
внутри, их белая мякоть тает во рту и очень ценится истинными знатоками.
Паспарту был весьма счастлив предложить эти плоды миссис Ауде, которая ласково
поблагодарила его за это.
В
одиннадцать часов «Рангун», наполнив бункеры углём, снялся с якоря, и несколько
часов спустя пассажиры уже потеряли из виду высокие горы Малакки, густые леса
которых дают приют самым великолепным тиграм на земном шаре.
Приблизительно
тысяча триста миль отделяют Сингапур от острова Гонконга – небольшого клочка
британской территории вблизи китайского берега. Филеас Фогг был очень заинтересован
в том, чтобы проделать оставшийся путь самое большее за шесть дней и успеть
сесть в Гонконге на пароход, отходивший 6 ноября в один из главных портов
Японии – Иокогаму.
«Рангун»
был сильно нагружен. В Сингапуре село много пассажиров: индусов, цейлонцев, китайцев,
малайцев, португальцев; большинство из них разместилось во втором классе.
Стоявшая
дотоле хорошая погода с последней четвертью луны испортилась. На море поднялось
сильное волнение. Ветер несколько раз переходил в сильный бриз, но дул, к
счастью, с юго-востока, что благоприятствовало ходу судна. Едва лишь
представлялась возможность, капитан приказывал ставить паруса. Пароход,
превращаясь в бриг, плыл под двумя марселями и фоком, и его скорость благодаря
объединённой силе пара и ветра значительно возрастала. Так, преодолевая
сильную, хотя и короткую, но подчас весьма изнуряющую волну, судно прошло мимо
берегов Аннама и Кохинхины.
Но
повинно в качке было скорее судно, нежели море, и большинству страдавших от морской
болезни пассажиров «Рангуна» следовало жаловаться именно на пакетбот.
Действительно,
корабли компании «Пенинсюлер», плавающие в китайских морях, обладают серьёзным
конструктивным недостатком. Осадка гружёного судна и высота надводного борта
плохо рассчитаны, поэтому суда эти слабо сопротивляются бурному морю. Их запас
плавучести невелик, и они, как выражаются моряки, «легко потопляемы»; в связи с
этим обстоятельством достаточно нескольких тяжёлых валов, чтобы резко изменить
их скорость. Если не по мощности паровых машин, то по своим мореходным качествам
эти суда значительно уступают таким судам французской компании «Мессажери», как
«Императрица» и «Камбоджа», которые соответственно техническим расчётам могут
выдержать до полного погружения вес воды, равный их собственному весу, тогда
как суда компании «Пенинсюлер» «Голгонда», «Корея» и тот же «Рангун» рискуют
пойти ко дну под давлением воды, равным лишь одной шестой части их веса.
Поэтому
в дурную погоду надо было принимать серьёзные меры предосторожности. Иногда
судну даже приходилось под небольшими парами ложиться в дрейф. Эта потеря
времени, по-видимому, нисколько не отражалась на настроении Филеаса Фогга, но
выводила из себя Паспарту. Тогда он обвинял капитана, механика, компанию и
посылал к чертям всех имеющих хоть какое-нибудь отношение к перевозке пассажиров.
Возможно, что мысль о газовом рожке, горящем за его счёт в доме на Сэвиль-роу,
в значительной мере объясняла его нетерпение.
– Вы,
значит, очень спешите в Гонконг? – спросил его однажды сыщик.
– Очень
спешим! – ответил Паспарту.
– Вы
полагаете, что мистер Фогг стремится застать пароход на Иокогаму?
– В
высшей степени.
– Так вы
теперь поверили в это кругосветное путешествие?
–
Вполне. А вы, мистер Фикс?
– Я? Я
не верю!
–
Шутник! – воскликнул, подмигивая, Паспарту.
Это
замечание заставило сыщика задуматься. Эпитет, употреблённый Паспарту,
почему-то встревожил его. Не разгадал ли его француз? Он не знал, что подумать.
Как мог, однако, Паспарту узнать, что Фикс – сыщик, когда это оставалось тайной
для всех? А между тем, говоря с ним в таком тоне, Паспарту, несомненно, таил
какую-то заднюю мысль.
В другой
раз Паспарту пошёл ещё дальше: он не в силах был держать язык за зубами.
–
Послушайте, мистер Фикс, – обратился он с хитрым видом к своему собеседнику, –
неужели нам, к глубочайшему сожалению, придётся расстаться с вами по приезде в
Гонконг?
– Я,
право, не знаю! – ответил растерявшийся сыщик. – Может быть, мне…
– Эх, –
сказал Паспарту, – если бы вы нас сопровождали и дальше, это было бы прямо счастьем
для меня! Право, агент Восточной индийской компании не может остановиться на
полдороге! Вы ехали только до Бомбея, а вот уже скоро и Китай! Недалеко и
Америка, а от Америки рукой подать до Европы!
Фикс
внимательно посмотрел на своего собеседника, который улыбался ему самым любезным
образом, и также решил рассмеяться. Паспарту, который был в ударе, спросил его:
–
Прибыльно ли ваше ремесло?
– И да и
нет, – ответил Фикс, не моргнув. – Бывают дела хорошие и плохие. Но вы ведь сами
понимаете, что я путешествую не за свой счёт.
– О, уж
в этом-то я не сомневаюсь! – воскликнул Паспарту, заливаясь смехом.
На этом
беседа закончилась; Фикс вернулся к себе в каюту и задумался. Очевидно, его разгадали.
Так или иначе, но француз пронюхал, что он сыщик. Но предупредил ли он своего
господина? Какую роль он сам играет во всей этой истории? Соучастник он или
нет? Неужели дело раскрыто и, следовательно, проиграно? Сыщик провёл несколько
трудных часов: то он думал, что всё пропало, то надеялся, что Фогг ничего не
знает о создавшемся положении. Словом, Фикс не знал, что предпринять.
Но затем
он успокоился и решил действовать с Паспарту в открытую. Если ему не удастся арестовать
Фогга в Гонконге и тот приготовится на сей раз окончательно покинуть британскую
территорию, то он, Фикс, всё откроет Паспарту. Если слуга – сообщник своего
господина и всё рассказал тому, тогда дело плохо; если же слуга не замешан в
краже, тогда в его интересах будет покинуть вора.
Таковы
были взаимоотношения этих двух людей, а над ними в своём величественном бесстрастии
парил Филеас Фогг. Он деловито описывал орбиту вокруг земного шара, нисколько
не беспокоясь о тяготеющих к нему спутниках.
А между
тем в соседстве с ним находилась, говоря языком астрономов, возмущающая звезда,
которая, казалось бы, должна была произвести некоторые пертурбации в сердце
нашего джентльмена. Но нет! Прелести миссис Ауды, к крайнему удивлению
Паспарту, не производили этих пертурбаций, а если таковые и происходили, то во
всяком случае их было труднее вычислить, чем те пертурбации Урана, благодаря
которым был открыт Нептун.
Паспарту
дивился этому с каждым днём всё больше, особенно потому, что в глазах молодой
женщины он читал столько признательности к его господину! Но, как видно, Филеас
Фогг обладал сердцем, способным лишь на героические, а не на любовные порывы!
Не было в нём и признаков озабоченности, неизбежной в столь рискованном
путешествии. Зато Паспарту находился в постоянном волнении. Однажды, опершись
на поручни, ограждающие спуск в машинное отделение, он смотрел на мощную
машину, которая по временам вся сотрясалась, когда при сильной качке над водой
появлялся бешено вращавшийся винт. И пар вырывался тогда из клапанов, что
вызывало ярость честного малого.
– Эти
клапаны плохо работают! – кричал он. – Мы не движемся! У этих англичан всегда
так! Будь это американский пароход, он, быть может, и взорвался бы, но всё же
шёл бы скорей!
|
