 Увеличить |
Глава X
ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
Итак, Лаура Макинтайр обручилась с Рафлзом Хоу, и у старика
отца, когда он почувствовал себя на шаг ближе к источнику богатства, стал еще
более алчный вид, а Роберт все меньше думал о работе и совсем забыл про холст,
который так и стоял на мольберте, покрытый пылью. Хоу подарил невесте старинное
кольцо с огромным сверкающим бриллиантом. О свадьбе, однако, говорили мало: Хоу
предпочитал, чтобы все было как можно скромнее. Почти все вечера он проводил
теперь в «Зеленых Вязах» и здесь вместе с Лаурой строил грандиозные планы.
Разложив на столе географическую карту, молодые люди как бы парили над миром,
обдумывая, рассчитывая, совершенствуя.
— Что за девушка! — восхищался дочерью
Макинтайр. — Болтает о миллионах так, словно родилась быть миллионершей.
Надеюсь, выйдя замуж, она не будет швырять деньги на всякие дурацкие затеи,
какие взбредут в голову ее мужу.
— Лаура сильно переменилась, — заметил
Роберт. — Она стала смотреть на все гораздо серьезнее.
— Дай срок, ты еще увидишь… — захихикал старик. —
Лаура умница, она знает, что делает. Она не допустит, чтобы ее старенький папа
так и остался ни с чем, когда она может ему помочь. Да, хорошие дела, нечего
сказать! проговорил он вдруг оскорбленно. — Дочь выходит замуж за
человека, для которого золото значит не больше, чем для меня значил когда-то
чугун для пушек. Сын берет у этого богача денег сколько вздумается и раздает их
направо и налево всем бездельникам в Стаффордшире. А отец, любящий, заботливый
отец, который воспитал их, часто не имеет шиллинга, чтобы купить себе бутылку
коньяку! Что бы сказала ваша бедная мать!
— Тебе стоит только попросить у Рафлза Хоу, он тебе не
откажет.
— Да, как будто я пятилетний ребенок! Но знай, Роберт,
у меня есть свои права, и я так или иначе добьюсь своего. Я не позволю, чтобы
меня почитали за пешку. И еще вот что: прежде чем стать дорогим тестюшкой этого
субъекта, я хочу знать, откуда берутся его доходы. Мы, может, бедны, но честны.
Я сегодня же пойду к нему и потребую объяснения.
Схватив шляпу и трость, он было направился к двери.
— Нет, нет, отец, ради бога! — остановил его
Роберт, ухватив за рукав. — Лучше не вмешивайся. Мистер Хоу крайне
щепетилен, ему не понравится, что его выспрашивают о таких вещах. Это может
привести к серьезной ссоре. Прошу тебя, не ходи!
— Я не позволю, чтоб вы меня всегда отодвигали на
задний план! огрызнулся старик, успевший сильно захмелеть. — Я покажу, кто
я такой!
Он все пытался вырваться от сына.
— Нет, во всяком случае, без ведома Лауры ты к Рафлзу
Хоу не пойдешь. Сейчас я позову ее, мы с ней посоветуемся.
— Нет, уволь, с меня хватит сцен, — угрюмо
проворчал старик, сразу притихнув: он боялся дочери, и одно только имя Лауры
способно было его усмирить, как бы воинственно он ни был настроен.
— Кроме того, — продолжал Роберт, — я не сомневаюсь,
что Рафлз Хоу сам сочтет нужным объяснить нам все до свадьбы. Он должен понять,
что мы теперь имеем право на его доверие.
Не успел он договорить, как в дверь постучали и вошел Рафлз
Хоу.
— Доброе утро, мистер Макинтайр, — сказал
он. — Роберт, вы не заглянете ко мне? Я хотел бы с вами серьезно
поговорить.
Они вышли, не обменявшись ни словом. Рафлз Хоу весь
погрузился в свои мысли. Роберт был взволнован — он чувствовал, что предстоит
что-то важное.
Зима была на исходе. Наперекор мартовскому дождю и ветру из
земли уже выглядывали первые, робкие ростки. Снег сошел, но вся округа,
казалось, стала еще холоднее и неприветливее, окутанная туманами, тянувшимися с
сырых полей.
— Между прочим, Роберт, — спросил вдруг Рафлз Хоу,
когда они подходили к дому, — вы уже отправили в Лондон вашу картину с
римлянами?
— Я ее еще не закончил.
— Но ведь вы работаете быстро, я думал, она давно
готова.
— Нет, боюсь, что с того времени, как вы ее видели, она
мало подвинулась вперед. Прежде всего было мало света.
Рафлз Хоу промолчал, но по лицу его как бы скользнула тень.
Они вошли в дом, и хозяин повел гостя в музей. Там, на полу, стояли два больших
металлических ящика.
— Небольшое пополнение коллекции драгоценных
камней, — бросил хозяин мимоходом. — Прибыли только вчера вечером, я
еще не успел ничего посмотреть, но, судя по прилагаемым описям, тут должны быть
прекрасные экземпляры. Можно разобрать ящики сегодня же вечером, если хотите
помочь мне. А сейчас пройдемте в курительную.
В курительной Рафлз Хоу сел на диван и указал Роберту кресло
напротив.
— Возьмите сигару, — предложил он. — И
нажмите кнопку, если желаете подкрепиться. Ну, а теперь, мой милый Роберт,
признайтесь, вы не раз принимали меня за сумасшедшего, а?
Это было так неожиданно и так верно, что молодой художник
растерялся и не ответил.
— Дорогой Роберт, я не виню вас. Это так понятно! Я бы
сам счел сумасшедшим всякого, кто говорил бы со мной вот так же, как я говорил
с вами. Но, Роберт, вы ошибались. Среди проектов, которыми я с вами делился, не
было ни одного, для меня невыполнимого. Я не шучу, я говорю с полнейшей
серьезностью, размеры моих доходов безграничны, и все банкиры и финансисты,
вместе взятые, не сумели бы собрать денег, какими я могу располагать когда
угодно.
— У меня достаточно доказательств тому, как велико ваше
богатство.
— И вам, естественно, любопытно, каким образом оно мне
досталось. Могу сказать одно: деньги мои не запятнаны бесчестьем. Я никого не
обманул, никого не ограбил, никого не угнетал, никого не заставлял на себя
трудиться, чтобы добыть их. По глазам вашего отца я вижу, что он относится ко
мне подозрительно. Ну что ж, может быть, его и нельзя винить. Как знать, может,
и мне приходили бы в голову недобрые мысли, будь я на его месте. Но поэтому-то,
Роберт, я откроюсь вам, а не ему, вы по крайней мере поверили мне, и вы имеете
право, прежде чем я стану членом вашей семьи, узнать все, что я могу вам
сообщить. Лаура также доверилась мне, и я хорошо знаю, что она будет верить мне
и дальше, не требуя объяснений.
— Я не хочу вырывать у вас вашей тайны, мистер
Хоу, — запротестовал Роберт, — но не стану отрицать, я буду очень
горд, если вы окажете мне доверие.
— Да, я раскрою вам секрет, но не весь: пока я жив,
никто не узнает его до конца. Но я оставлю указания, чтобы после моей смерти вы
продолжали то, что не успею завершить я сам. Я сообщу вам, где будут храниться
эти указания. А пока вам придется довольствоваться тем, что я вам сейчас
расскажу, не вдаваясь в подробности.
Роберт уселся поудобнее и приготовился внимательно слушать,
а Рафлз Хоу слегка нагнулся вперед, и серьезное и напряженное выражение его
лица ясно показывало, как важен для него этот разговор.
— Вам известно, — начал он, — что я отдал
много времени и сил изучению химии?
— Да, вы говорили мне.
— Я начал занятия под руководством знаменитого
английского химика, продолжал их под руководством лучшего химика Франции и
закончил их в самой знаменитой химической лаборатории Германии. Я был небогат,
но отец оставил мне небольшие деньги, на которые я мог жить, не зная нужды.
Тратил я экономно и сумел собрать сумму, позволившую мне завершить курс
обучения. Я вернулся в Англию и оборудовал собственную лабораторию в спокойном
провинциальном местечке, где мог работать без помех. Там я сделал несколько
исследований, и они завели меня в ту область науки, в которую не проникал ни
один из трех обучавших меня химиков.
Вы говорили, Роберт, что несколько знакомы с химией, —
тем легче вам будет меня понять. Химия в значительной мере наука эмпирическая,
и случайный эксперимент подчас дает более важные результаты, чем может дать
глубочайшее изучение данного вопроса или самые тонкие умозаключения. Крупнейшие
открытия в химии — начиная с производства стекла и кончая производством
рафинированного сахара — обязаны счастливой случайности, которая с таким же
успехом могла выпасть на долю простого любителя, как и на долю величайшего
ученого.
Вот такой случайности и я обязан своим великим открытием,
может быть, величайшим в мире. Хотя, надо отдать себе должное, тут я многим
обязан и собственным своим рассуждениям.
Я часто раздумывал над тем, какое действие оказывают на
различные материалы мощные электрические токи, пропускаемые через них
продолжительное время. Я имею в виду не те слабые токи, которые идут по
телеграфному проводу, я говорю о токах высокого напряжения. Я проделал
соответствующие опыты и установил, что, проходя через жидкости и различные
соединения, они разлагают элементы. Вы, конечно, помните известный опыт с
электролизом воды. Но я обнаружил, что в отношении простых твердых веществ
эффект получается иной и весьма своеобразный. Металл, например, медленно
уменьшается в весе, почти не меняясь качественно. Достаточно ли понятно я
объясняю?
— Я отлично все понимаю, — сказал Роберт,
слушавший с живейшим интересом.
— Я брал для опыта различные металлы и получал всегда
один и тот же результат: каждый раз пропускаемый в течение часа ток приводил к
заметной потере веса. Теория моя на этой стадии работы сводилась к следующему:
электрический ток вызывает распад молекул, некоторое количество их отходит от
основной массы, как от комка земли, в виде мельчайшей, неосязаемой пыли, и
кусок металла, естественно, становится легче. Я уже полностью принял для себя
эту теорию, как вдруг однажды необычайный случай заставил меня в корне изменить
свои взгляды.
Как-то вечером в субботу я поместил кусок висмута в зажимы и
провел к его концам электрические провода, чтобы проверить действие тока на
этот металл. Я проводил опыты над всеми металлами, подвергая каждый действию
тока от одного до двух часов кряду. Едва я установил зажимы и пустил ток, как
вдруг пришла телеграмма из Лондона, извещавшая меня, что Джон Стилингфлит,
старый химик, с которым я был в дружеских отношениях, опасно болен и хочет
повидаться со мной. Последний поезд в Лондон отходил через двадцать минут, а я
жил в доброй миле от станции. Сунув в саквояж кое-какие необходимые вещи, я
запер лабораторию и со всех ног бросился на станцию, чтобы поспеть на поезд.
Только в Лондоне я вспомнил, что забыл выключить ток и что
он будет идти через висмут до тех пор, пока не разрядятся батареи. Впрочем, я
этому особенного значения не придал и тотчас забыл про висмут. Я задержался в
Лондоне до вечера вторника и только в среду вернулся к своей работе. Отпирая
лабораторию, я опять вспомнил о своем незавершенном опыте, и мне пришло в голову,
что, по всей вероятности, кусок висмута распался на отдельные молекулы. Я был
совершенно не подготовлен к тому, что меня ожидало.
Подойдя к столу, я действительно убедился, что кусок металла
исчез и зажимы пусты. Я уже хотел было заняться чем-то другим, как вдруг
заметил, что стол, на котором были установлены зажимы, весь покрыт каплями и
небольшими лужицами серебристой жидкости. Я очень ясно помню, что перед началом
опыта очистил стол, следовательно, жидкость эта могла появиться, лишь пока я
был в Лондоне. Странное явление меня очень заинтересовало, я аккуратно собрал
жидкость в сосуд и тщательно ее исследовал. Сомнений быть не могло: это была
чистейшая ртуть, без малейшей примеси висмута.
Я тотчас понял, что случай привел меня к химическому
открытию чрезвычайной важности. Если висмут в определенных условиях подвергнуть
воздействию электрического тока, он начнет терять вес и постепенно обратится в
ртуть. Я уничтожил перегородки между элементами. Но ведь процесс на этом не
остановится, и, очевидно, это есть проявление какого-то общего закона, а не
отдельный, частный факт. Итак, висмут превращается в ртуть, ну, а ртуть во что
превратится? Я не мог успокоиться, не разрешив этого вопроса. Я снова зарядил
батареи и пропустил ток через сосуд с ртутью. Шестнадцать часов кряду я
наблюдал, как ртуть постепенно густела, становилась все тверже, теряла
серебристый блеск и принимала тусклый желтоватый оттенок. Когда, наконец, я
вытащил металл щипцами и бросил его на стол, у него уже не было никаких
признаков ртути, это был иной металл. Простейший анализ показал, что передо
мной платина.
Химику последовательность этих переходов металла из одного в
другой подсказывала очень многое. Может быть, вы уже догадываетесь, Роберт, что
я имею в виду?
— Признаться, нет.
Роберт слушал странный рассказ, глядя во все глаза и
приоткрыв рот.
— Сейчас я вам объясню. Висмут самый тяжелый металл,
его атомный вес двести десять. Следующий за ним по весу свинец, атомный вес его
двести семь; затем ртуть — ее вес двести. Возможно, что за время моего
отсутствия ток сперва обратил висмут в свинец, а затем уже в ртуть. Атомный вес
платины — сто девяносто семь и пять десятых, это как раз следующий в ряду
металл, который должен получиться, если и дальше пропускать ток. Теперь
понимаете?
— Да, все ясно.
— И тут сам собой возник вывод, от которого меня кинуло
в жар и холод и голова пошла кругом. Следующим в ряду стоит золото. Его атомный
вес сто девяносто семь. Мне припомнилось, и я впервые понял, почему в старину
алхимики всегда упоминали свинец и ртуть как два металла, обязательных для
опытов. Дрожащими от волнения пальцами я снова включил ток, и немногим больше
чем через час — скорость процесса превращения всегда пропорциональна разнице
веса металлов — передо мной был неровный кусок красноватого металла, на все
пробы дающий реакцию золота.
Это длинная история, Роберт, но, я думаю, вы согласитесь со
мной, что все это очень важно и не напрасно я так углубляюсь в подробности.
Когда я окончательно убедился, что создал золото, я распилил слиток пополам.
Одну часть я послал знакомому ювелиру, знатоку драгоценных металлов, с просьбой
определить качество моего золотого самородка. Над другой частью слитка я
продолжал экспериментировать, по очереди обращая его в серебро, цинк, марганец,
пока не обратил его в литий, самый легкий металл.
— А во что он превратился потом? — не выдержал
Роберт.
— Потом произошло то, что для химика в моем открытии,
наверное, интереснее всего. Литий превратился в тонкий сероватый порошок,
который так и оставался без изменений, сколько я ни подвергал его действию
тока. Этот порошок — основа всех основ, это первоэлемент, иначе говоря, та
субстанция, существование которой недавно теоретически доказал один известный
химик и которую он назвал «протил». Я открыл великий закон видоизменения металлов
под действием электричества, и я первый, кто получил протил. Поэтому, Роберт,
если все мои начинания в других направлениях не дадут больших плодов, мое имя
по крайней мере останется в истории химии.
Вот, в сущности, и все. Знакомый ювелир вернул мне самородок,
подтвердив все мои предположения относительно его природы и качеств. Я вскоре
разработал приемы, упрощавшие процесс, главным образом научился регулировать
ток и добиваться более значительных результатов. Добыв таким образом некоторое
количество золота, я продал его за сумму, позволившую мне закупить материалы
лучшего качества и более мощные батареи. Я расширил свои опыты и, наконец,
построил этот дом и оборудовал лабораторию так, чтобы продолжать работу в еще
значительно большем масштабе. Повторяю, я смело могу сказать, что размер моих
доходов ограничен лишь моими желаниями.
— Невероятно! — От волнения у Роберта пересохло во
рту. — Просто как сказка. Но, храня эту тайну, вы, наверное, испытывали
сильное искушение поделиться ею с другими?
— Да, я думал над этим. Я очень серьезно все обдумал.
Одно было очевидно: если я опубликую свое открытие, драгоценные металлы
немедленно утратят свою ценность. На место золота станет что-нибудь другое —
янтарь, например, или слоновая кость. А золото будет цениться дешевле меди,
потому что оно тяжелее меди и в то же время не такое твердое. И никто от такой
перемены не выиграет. Если же я сохраню свой секрет и буду пользоваться им
мудро, я смогу оказать человечеству величайшую услугу. Вот главные причины и,
надеюсь, не бесчестные, которые заставили меня дать себе обет молчания. Я
нарушил его сегодня впервые.
— Я не выдам вашу тайну, — заверил его
Роберт. — Клянусь, я никому не скажу ни слова, пока вы сами не снимете с
меня зарок.
— Если бы я не знал, что могу довериться вам, я бы не
открыл свой секрет. Но теория, милый Роберт, унылая вещь, практика бесконечно
более интересна. Я уделил достаточно внимания первой. Если вы пройдете со мной
в лабораторию, я дам вам представление и о второй.
|
