Человек, который никому
не нравился
— А в чем же дело? — спросил Колда.
— Господин Колда, — сказал Пацовский вахмистру
Колде, — у меня тут кое-что есть для вас.
Пацовский во времена Австро-Венгерской монархии тоже был
полицейским и даже служил в конной полиции, но после войны никак не мог
приспособиться к новым порядкам и ушел на пенсию. Малость поосмотревшись, он
наконец арендовал деревенскую гостиницу под названием «На вышке». Гостиница
была, конечно, где-то на отшибе, но теперь это как раз начинает нравиться
людям: всякие там загородные прогулки, сельский пейзаж, купание в озерах и
разные такие вещи.
— Господин Колда, — сказал Пацовский, — я тут
чего-то не возьму в толк. Остановился у меня один гость, некий Ройдл, живет уже
две недели, и ничего ты о нем не скажешь: платит исправно, не пьянствует, в
карты не играет, но… Знаете что, — вырвалось у Пацовского, — зайдите
как-нибудь взглянуть на него.
— В том-то и загвоздка, — продолжал Пацовский
огорченно, — что я и сам не знаю. Ничего, кажется, особенного в нем нет,
но как бы это вам сказать? Этот человек мне не нравится, и баста.
— Ройдл, Ройдл, — вслух размышлял вахмистр
Колда. — Это имя мне ничего не говорит. Кто он?
— Не знаю, — сказал Пацовский. — Говорит,
банковский служащий, но я не могу из него вытянуть название банка. Не нравится
мне это. С виду такой учтивый, а… И почта ему не приходит. Мне кажется, он
избегает людей. И это мне тоже не нравится.
— Как это — избегает людей? — заинтересовался
Колда.
— Он не то чтобы избегает, — как-то неуверенно
продолжал Пацовский, — но… скажите, пожалуйста, кому охота в сентябре
сидеть в деревне? А если перед гостиницей остановится машина, так он вскочит
даже во время еды и спрячется в свою комнату. Вот Оно как! Говорю вам, не
нравится мне этот человек.
Вахмистр Колда на минутку задумался.
— Знаете, господин Пацовский, — мудро решил
он. — Скажите-ка ему, что на осень вы свою гостиницу закрываете. Пусть
себе едет в Прагу или куда-нибудь еще. Зачем нам держать его здесь? И дело с
концом.
На следующий день, в воскресенье, молодой жандарм Гурих, по
прозвищу Маринка или Паненка, возвращался с обхода; по дороге решил он
заглянуть в гостиницу. И прямо из леса черным ходом направился во двор. Подойдя
к двери, Паненка остановился, чтобы прочистить трубку, и тут услышал, как во
втором этаже растворилось со звоном окно и из него с шумом что-то вывалилось.
Паненка выскочил во двор и схватил за плечо человека, который ни с того ни с
чего вздумал прыгать из окна.
— Что это вы делаете? — укоризненно спросил
жандарм. У человека, которого он держал за плечо, лицо было бледно и
невыразительно.
— Разве нельзя прыгать? — спросил он робко. —
Я ведь здесь живу.
Жандарм Паненка не долго обдумывал ситуацию. — Может
быть, вы тут и живете, — сказал он, — но мне не нравится, что вы
прыгаете из окна.
— Я не знал, что это запрещено, — оправдывался
человек с невыразительным лицом. — Спросите господина Пацовского, он
подтвердит, что я здесь живу. Я Ройдл.
— Может быть, — произнес жандарм. — Тогда
предъявите мне ваши документы.
— Документы? — неуверенно спросил Ройдл. — У
меня нет с собой никаких документов. Я попрошу их прислать.
— Мы уж сами их запросим, — сказал Паненка не без
удовольствия. — Пройдемте со мной, господин Ройдл.
— Куда? — воспротивился Ройдл, и лицо его стало
просто серым. — По какому праву… На каком основании вы хотите меня
арестовать?
— Потому что вы мне не нравитесь, господин
Ройдл, — заявил Паненка. — Хватит болтать, пошли.
В жандармском участке сидел вахмистр Колда в теплых домашних
туфлях, курил длинную трубку и читал ведомственную газету. Увидев Паненку с
Ройдлом, он разразился страшным криком:
— Мать честная, Маринка, что же вы делаете? Даже в
воскресенье покоя не даете! Почему именно в воскресенье вы тащите ко мне людей?
— Господин вахмистр, — отрапортовал
Паненка, — этот человек мне не понравился. Когда он увидел, что я подхожу
к гостинице, то выпрыгнул во двор из окна и хотел удрать в лес. Документов у
него тоже нет. Я его и забрал. Это какой-то Ройдл.
— Ага, — сказал Колда с интересом, — господин
Ройдл. Так вы уже попались, господин Ройдл.
— Вы не можете меня арестовать, — беспокойно
пробормотал Ройдл.
— Не можем, — согласился вахмистр, — но мы
можем вас задержать, не правда ли? Маринка, сбегайте в гостиницу, осмотрите
комнату задержанного и принесите сюда его вещи. Садитесь, господин Ройдл.
— Я… я отказываюсь давать какие-либо показания… —
заикаясь, произнес расстроенный Ройдл. — Я буду жаловаться. Я протестую.
— Мать честная, господин Ройдл, — вздохнул
Колда. — Вы мне не нравитесь. И возиться с вами я не стану. Садитесь вон
там и помалкивайте.
Колда снова взял газету и продолжал читать.
— Послушайте, господин Ройдл, — сказал вахмистр
немного погодя. — Что-то у вас не в порядке. Это прямо по глазам видно. На
вашем месте я бы рассказал все и обрел наконец покой. А не хотите — не надо. Дело
ваше.
Ройдл сидел бледный и обливался потом. Колда посмотрел на
него, скорчил презрительную гримасу и пошел поворошить грибы, которые у него
сушились над печкой.
— Послушайте, господин Ройдл, — начал опять Колда
после некоторого молчания. — Пока мы будем устанавливать вашу личность, вы
будете сидеть в здании суда, и никто там не станет с вами разговаривать. Не
сопротивляйтесь, дружище!
Ройдл продолжал молчать, а Колда что-то разочарованно ворчал
и чистил трубку.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Вот посмотрите:
пока мы вас опознаем, может, и месяц пройдет, но этот месяц, Ройдл, вам не
присчитают к сроку наказания. А ведь жаль зря просидеть целый месяц.
— А если я признаюсь, — нерешительно спросил
Ройдл, — тогда…
— Тогда сразу же начнется предварительное заключение,
понимаете? — объяснил Колда. — И этот срок вам зачтут. Ну, поступайте
как знаете. Вы мне не нравитесь, и я буду рад, когда вас увезут отсюда в
краевой суд. Так-что, господин Ройдл…
Ройдл вздохнул, в его бегающих глазах появилось горестное и
какое-то загнанное выражение.
— Почему? — вырвалось у него, — почему все
мне говорят, что я им не нравлюсь?
— Потому что вы чего-то боитесь, — наставительно
сказал Колда, — вы что-то скрываете, а это никому не нравится. Почему вы,
Рейдл, никому не смотрите в глаза? Ведь вам нигде нет покоя. Вот в чем дело,
господин Ройдл.
— Роснер, — поправил бледный человек удрученно.
Колда задумался.
— Роснер, Роснер, подождите. Какой это Роснер? Это имя
мне почему-то знакомо.
— Так ведь я Фердинанд Роснер! — выкрикнул
человек.
— Фердинанд Роснер, — повторил Колда. — Это
уже мне кое-что напоминает. Роснер Фердинанд…
— Депозитный банк в Вене, — подсказал вахмистру
бледный человек.
— Ага! — радостно воскликнул Колда. —
Растрата! Вспомнил! Дружище, ведь у нас уже три года лежит ордер на ваш арест.
Так, значит, вы Роснер, — повторил он с удовольствием. — Что же вы
сразу не сказали? Я вас чуть не выставил, а вы Роснер! Маринка! —
обратился Колка к входящему жандарму Гуриху, — ведь это Роснер,
растратчик.
— Я попрошу…— сказал Роснер и как-то болезненно
вздрогнул.
— Вы к этому привыкнете, Роснер, — успокоил его
Колда. — Будьте довольны, что все уже выяснилось. Скажите, бога ради,
милый человек, где же вы все эти годы прятались?
— Прятался, — горько сознался Роснер, — или в
спальных вагонах, или в самых дорогих отелях. Там тебя никто не спросит, кто ты
и откуда прибыл.
— Да, да, — сочувственно поддакнул Колда. — Я
понимаю, это действительно огромные расходы!
— Еще бы, — с облегчением произнес Роснер, —
разве я мог заглянуть в какой-нибудь плохонький отель, где, того и гляди,
нарвешься на полицейскую облаву? Господи! Да ведь все это время я вынужден был
жить не по средствам! Дольше трех ночей нигде не оставался. Вот только здесь…
но тут-то вы меня и сцапали.
— Да, жаль, конечно, — утешал его Колда. — Но
ведь у вас все равно кончались деньги, неправда ли, Роснер?
— Да, — согласился Роснер, — Сказать по
правде, больше я все равно бы не выдержал. За эти три года я ни с кем по душам
не поговорил. Вот только сейчас. Не мог даже поесть как следует. Едва взглянет
кто, я уже стараюсь исчезнуть. Все смотрели на меня как-то
подозрительно, — пожаловался Роснер. — И все казалось, что они из
полиции. Представьте себе, и господин Пацовский тоже.
— Не обращайте на это внимания, — сказал
Колда. — Пацовский тоже бывший полицейский.
— Вот видите! — проворчал Роснер. — Попробуй
тут скройся! Но почему все смотрели на меня так подозрительно? Разве я похож на
преступника?
Колда испытующе поглядел на него.
— Я вам вот что скажу, Роснер, — произнес
он. — Теперь уже нет. Теперь вы уже выглядите совсем как обычный человек.
Но раньше вы мне, приятель, не нравились. Я даже не знаю, что всех против вас
так восстанавливало… Но, — решительно добавил Колда, — Маринка сейчас
отведет вас в суд. Еще нет шести часов, и сегодняшний день вам зачтут. Не будь
сегодня воскресенья, я бы сам вас отвел. Чтобы вы знали, что… что против вас мы
ничего не имеем. Все это было из-за вашей необщительности, Роснер. А теперь все
в порядке. Маринка, наденьте ему наручники!
— Знаете, Маринка, — заявил вечером Колда, —
я вам скажу, мне этот Роснер понравился. Очень милый человек, не правда ли? Я
думаю, больше года ему не дадут.
— Я попросил, — сказал жандарм Паненка,
краснея, — чтобы ему принесли два одеяла. Он ведь не привык спать на
тюремной койке.
— Это хорошо, — заметил Колда. — А я скажу
надзирателю, чтобы он поболтал с ним немного. Пусть этот Роснер снова
почувствует себя среди людей.
|
