Глава 17
Началось у них пари ещё в Твердиземном море, и пили они до
рижского Динаминде, но шли всё наравне и друг другу не уступали и до того
аккуратно равнялись, что когда один, глянув в море, увидал, как из воды черт
лезет, так сейчас то же самое и другому объявилось. Только полшкипер видит
черта рыжего, а левша говорят, будто он тёмен, как мурин.
Левша говорит:
– Перекрестись и отворотись – это черт из пучины.
А англичанин спорит, что «это морской водоглаз».
– Хочешь, – говорит, – я тебя в море швырну?
Ты не бойся – он мне тебя сейчас назад подаст.
А левша отвечает:
– Если так, то швыряй.
Полшкипер его взял на закорки и понёс к борту.
Матросы это увидали, остановили их и доложили капитану, а
тот велел их обоих вниз запереть и дать им рому и вина и холодной пищи, чтобы
могли и пить и есть и своё пари выдержать, – а горячего студингу с огнём
им не подавать, потому что у них в нутре может спирт загореться.
Так их и привезли взаперти до Петербурга, и пари из них ни
один друг у друга не выиграл; а тут расклали их на разные повозки и повезли
англичанина в посланнический дом на Аглицкую набережную, а левшу – в квартал.
Отсюда судьба их начала сильно разниться.
Глава 18
Англичанина как привезли в посольский дом, сейчас сразу
позвали к нему лекаря и аптекаря. Лекарь велел его при себе в тёплую ванну
всадить, а аптекарь сейчас же скатал гуттаперчевую пилюлю и сам в рот ему
всунул, а потом оба вместе взялись и положили на перину и сверху шубой покрыли
и оставили потеть, а чтобы ему никто не мешал, по всему посольству приказ дан,
чтобы никто чихать не смел. Дождались лекарь с аптекарем, пока полшкипер
заснул, и тогда другую гуттаперчевую пилюлю ему приготовили, возле его
изголовья на столик положили и ушли.
А левшу свалили в квартале на пол и спрашивают:
– Кто такой и откудова, и есть ли паспорт или какой
другой тугамент?
А он от болезни, от питья и от долгого колтыханья так
ослабел, что ни слова не отвечает, а только стонет.
Тогда его сейчас обыскали, пёстрое платье с него сняли и
часы с трепетиром, и деньги обрали, а самого пристав велел на встречном
извозчике бесплатно в больницу отправить.
Повёл городовой левшу на санки сажать, да долго ни одного
встречника поймать не мог, потому извозчики от полицейских бегают. А левша все
время на холодном парате лежал; потом поймал городовой извозчика, только без
тёплой лисы, потому что они лису в санях в таком разе под себя прячут, чтобы у
полицейских скорей ноги стыли. Везли левшу так непокрытого, да как с одного
извозчика на другого станут пересаживать, всё роняют, а поднимать станут – ухи
рвут, чтобы в память пришёл.
Привезли в одну больницу – не принимают без тугамента,
привезли в другую – и там не принимают, и так в третью, и в четвёртую – до
самого утра его по всем отдалённым кривопуткам таскали и все пересаживали, так
что он весь избился. Тогда один подлекарь сказал городовому везти его в
простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать
принимают.
Тут велели расписку дать, а левшу до разборки на полу в
коридор посадить.
А аглицкий полшкипер в это самое время на другой день встал,
другую гуттаперчевую пилюлю в нутро проглотил, на лёгкий завтрак курицу с рысью
съел, ерфиксом запил и говорит:
– Где мой русский камрад? Я его искать пойду.
Оделся и побежал.
|
