Глава 17. Когда Венди
выросла
Надеюсь,
ты хочешь узнать, что стало с другими мальчишками? Они ждали внизу, чтобы дать
Венди время рассказать о них; досчитав до пятисот, они поднялись наверх. Они не
влетели в окно, а поднялись по лестнице, потому что им казалось, что это
произведёт лучшее впечатление. Сняв шапки, они выстроились в ряд перед миссис
Дарлинг, пожалев в глубине души, что одеты в пиратский наряд. Они молчали, но
глазами умоляли их принять. Им надо бы так же смотреть и на мистера Дарлинга,
но они забыли о нём.
Конечно,
миссис Дарлинг тут же сказала, что берёт их к себе, но мистер Дарлинг как-то
странно загрустил. Ещё бы, подумали мальчики, ведь их шестеро! Пожалуй, это
многовато!
– Да! –
произнёс мистер Дарлинг, строго взглянув на свою дочь. – Ты ничего не
делаешь наполовину.
Близнецы
решили, что он говорит о них. Первый Близнец был очень гордый, он покраснел и
сказал:
– Вы
полагаете, что нас слишком много, сэр? Тогда мы можем уйти.
– Папа! –
испугалась Венди.
Но он
всё ещё хмурился. Он понимал, что ведёт себя недостойно, но ничего не мог с
собой поделать.
– Мы
спим, поджав ноги, – сказал Задавака.
– Я
всегда стригу их сама, – подхватила Венди.
– Джордж! –
воскликнула миссис Дарлинг.
Ей было
больно, что её любимый муж показывает себя в невыгодном свете.
Мистер
Дарлинг разрыдался, и тут всё вышло наружу. Он сказал, что не меньше миссис
Дарлинг хочет их усыновить, но только почему они не спросили и его согласия?
Почему они обращаются с ним как с пустым местом в его же собственном доме?
– По-моему,
он совсем не пустое место! – тут же воскликнул Шалун. – Как
по-твоему, он пустое место, Задира?
– Нет,
что ты! А по-твоему как, Малыш?
– Конечно
нет! А по-твоему, Близнец?
Выяснилось,
что ни один из них не считал мистера Дарлинга пустым местом. Мистер Дарлинг почему-то
очень обрадовался и сказал, что устроит их всех в гостиной, если они там поместятся.
– Поместимся,
сэр! – заверили они его.
– Тогда
„делай, как я“! – закричал он весело. – Между нами говоря, я вовсе не
уверен, что у нас есть гостиная, но мы делаем вид, что она есть, а это ведь
одно и то же. Гоп-ля-ля!
И он
отправился, приплясывая, на поиски гостиной, а мальчики закричали „Гоп-ля-ля!“
и побежали, приплясывая, за ним. Не помню, удалось ли им найти гостиную, но
место для всех мальчиков нашлось.
Что же
до Питера, то перед тем, как вернуться на остров, он повидался с Венди ещё раз.
Он не стал вызывать её, но, пролетев мимо окна, словно ненароком задел за
стекло, чтобы Венди могла, если захочет, открыть окно и его окликнуть. Так она
и сделала.
– Прощай,
Венди! – крикнул он.
– Как,
разве ты улетаешь?
– Да.
– Питер, –
сказала она, запинаясь, – а тебе не хотелось бы поговорить с моими
родителями об одной очень приятной вещи?
– Нет.
– Это
касается меня, Питер!
– Нет!
Миссис
Дарлинг подошла к окну – она теперь глаз не спускала с Венди. Она сказала Питеру,
что усыновила остальных мальчиков и будет рада усыновить его.
– А
в школу вы меня отдадите? – спросил он хитро.
– Да.
– А
потом на службу?
– Вероятно.
– И
я скоро стану взрослым?
– Да,
очень скоро.
– Не
хочу я ходить в школу и учить скучные уроки, – горячился он. – Не
хочу я быть взрослым! Подумать только – вдруг я проснусь с бородой!
– Питер, –
сказала Венди, всегда готовая утешить его, – борода тебе очень пойдёт.
А миссис
Дарлинг протянула к нему руки. Но он оттолкнул ее.
– Назад!
Меня никто не поймает! Не буду я взрослым!
– Но
где же ты будешь жить?
– Вместе
с Динь, в домике, который мы построили для Венди. Феи обещали поднять его на
верхушку одного из деревьев, на которых они спят ночью.
– Ах,
какая прелесть! – воскликнула Венди с таким жаром, что миссис Дарлинг
покрепче обняла её.
– Я
думала, все феи умерли, – сказала миссис Дарлинг.
– Там
всё время рождаются новые, – заметила Венди. Она теперь всё знала про
фей. – Понимаешь, когда новорождённый засмеётся в первый раз, на острове
тут же рождается маленькая фея, так что пока на свете есть новорождённые, будут
и маленькие феи. Они живут в гнёздах на верхушках деревьев: феи-девочки белого
цвета, а мальчики – сиреневые. А ещё есть голубенькие – это глупыши, которые
никак не могут решить, кем они хотят быть: мальчиками или девочками.
– Ну
и повеселюсь же я! – воскликнул Питер, следя за Венди краешком глаза.
– Зато
по вечерам, – сказала Венди, – тебе будет очень скучно одному у
камина.
– Со
мной будет Динь!
– Она
для тебя палец о палец не ударит, – колко ответила Венди.
– Ябеда! –
закричала Динь неизвестно откуда.
– Это
не важно, – сказал Питер.
– Ах,
Питер, ты же знаешь, что важно.
– Тогда
полетим со мной!
– Мама,
можно?
– Нет,
нельзя. Наконец-то ты со мной, дома, и я никуда тебя не отпущу.
– Ему
так нужна мама!
– И
тебе тоже, родная.
– Ну
и не надо, – сказал Питер, как будто он звал её только из вежливости.
Но
миссис Дарлинг увидела, как задрожали у него губы, и сделала великодушное предложение:
она будет отпускать Венди на неделю каждый год, чтобы она делала в его доме
весеннюю уборку. Венди предпочла бы что-нибудь более определённое, – весна
была ещё так далеко! – но Питер улетел довольный. У него не было чувства
времени, и думал он только о приключениях, их у него было множество – то, что я
тебе рассказал, всего лишь сотая их часть. Венди, должно быть, это понимала,
потому что на прощание она сказала жалобно:
– Питер,
ты не забудешь обо мне до весны?
Питер,
конечно, обещал, а потом улетел. Он унёс с собой поцелуй миссис Дарлинг. Тот самый
поцелуй, который прятался в уголке её рта и никому не давался, Питеру дался без
труда. Странно, правда? Но миссис Дарлинг, судя по всему, была этому рада.
Мальчиков,
само собой, отдали в школу. Всех их приняли прямо в третий класс, только Малыша
отправили сначала в четвёртый, а потом в пятый (самый старший класс в этой
школе – первый). Не прошло и недели, как они поняли, какими они были ослами,
что не остались на острове, но было уже поздно: мало-помалу они привыкли и
стали такими же обыкновенными, как ты и я или младший Дженкинс. И знаешь, что
всего грустнее? Понемногу они разучились летать.
Поначалу
Нэна привязывала их за ноги к кроватям, чтобы они не улетели во сне, а днём они
любили притворяться, будто падают на ходу с омнибуса, но вскоре они перестали
рваться с постелей по ночам и обнаружили, что, падая с омнибуса, расшибают себе
носы. Прошло немного времени, и они уже не могли догнать собственную шапку,
если она слетала вдруг с головы. Они объясняли это отсутствием практики: но,
говоря по правде, дело было в том, что они больше не верили в Нигдешний остров.
Дольше
других верил Майкл, хотя мальчики и смеялись над ним, вот почему весной, когда
Питер прилетел за Венди, он видел, как она улетела. Она отправилась в путь в
платье, которое соткала себе на острове из листьев и ягод. Она боялась только
одного: как бы Питер не заметил, что платье стало ей коротко, но он был так
занят рассказами о себе, что ничего не заметил.
Она
думала, что они будут наперебой вспоминать старые времена, но новые приключения
вытеснили из его памяти всё, что было прежде.
– Кто
это Крюк? – спросил он с интересом, когда она заговорила о его заклятом
враге.
– Неужели
ты не помнишь? – изумилась она. – Ты ещё убил его и спас нам жизнь.
– Убитых
я забываю, – бросил он небрежно.
Когда
Венди робко выразила надежду, что Динь ей обрадуется, он спросил:
– А
кто такая Динь?
– Ах,
Питер! – вскричала Венди с ужасом.
Она
рассказала ему про Динь, но он всё равно её не вспомнил.
– Их
тут так много, – сказал он. – Может, она умерла?
Должно
быть, он был прав, ведь феи долго не живут, но они такие маленькие, что и короткая
жизнь кажется им достаточной.
Венди
горько было услышать, что год для него промелькнул словно день. А ей он показался
таким долгим! Но Питер был всё так же мил, и они устроили чудесную весеннюю
уборку в маленьком домике на верхушке дерева.
На
следующий год Питер не прилетел. Она ждала его в новом платье – в старое она
уже просто не влезала, но он так и не появился.
– Может,
он болен? – сказал Майкл.
– Он
никогда не болеет, ты ведь знаешь!
Майкл
подошёл к ней поближе и прошептал испуганно:
– А
может, его никогда и не было, Венди?!
И если
бы Майкл не заплакал, Венди заплакала бы сама.
Питер
прилетел на следующую весну, и самое странное было то, что он и не подозревал,
что пропустил целый год.
Больше в
детстве Венди его не видела. Ещё какое-то время она старалась не расти – ради
него! А когда в школе ей вручали награду за прилежание, ей казалось, что она
изменяет ему. Годы шли, а этот ветрогон так и не появлялся, и, когда наконец
они встретились, Венди была уже замужем, и Питер для неё был всё равно что пыль
на дне старой коробки, в которой когда-то лежали её игрушки. Венди выросла. Не
надо жалеть её. Она была из тех, кто любит расти. Под конец она даже обогнала
других девочек на один день – и всё по собственному желанию!
Мальчики
все тоже выросли, песенка их спета, так что не стоит больше о них говорить.
Вон, видишь, Близнецы, Задавака и Задира идут на службу? В одной руке у каждого
портфель, а в другой – зонтик, и так они ходят каждый день. Майкл стал
машинистом. Малыш женился на знатной даме, и теперь он у нас лорд. А видишь
судью в парике, который выходит вон из той двери, обитой железом? Когда-то его
звали Шалун. А вон тот бородатый, который даже сказки не может рассказать своим
детям, был когда-то Джоном.
В день
свадьбы на Венди было белое платье с розовым поясом. Странно, что Питер не появился
в церкви и не заявил протест против заключения брака.
Прошли
годы, и у Венди родилась дочка. Это слово нужно было бы вывести не чернилами, а
золотой краской.
Её
назвали Джейн. У неё всегда был немножко удивлённый вид, будто с той самой
минуты, как она появилась на свет, на языке у неё вертелись всякие вопросы.
Когда же она подросла и научилась говорить, она засыпала всех вопросами,
главным образом про Питера Пэна! Она очень любила слушать рассказы о Питере, и
Венди рассказывала ей всё, что могла припомнить о нём, сидя в той самой
детской, из которой когда-то они улетели. Сейчас это была детская Джейн. Её
отец купил её из трёх процентов у мистера Дарлинга, который разлюбил лестницы.
Миссис Дарлинг давно умерла и была позабыта.
В
детской теперь стояли только две кровати: на одной спала Джейн, а на другой –
няня. Конуры в детской не было, потому что и Нэна скончалась. Она умерла от
старости. В последние дни ладить с ней было нелегко: она твёрдо верила в то,
что она одна знает, как надо воспитывать детей, а все другие ничего в этом не
смыслят.
Раз в
неделю няня маленькой Джейн уходила вечером погулять, и тогда Венди сама укладывала
Джейн. Вот тут-то и начинались рассказы. Джейн накрывалась с головой простынёй,
притягивала к себе Венди и шептала в темноте:
– А
сейчас что мы видим?
– Я
ничего сегодня не вижу, – говорит Венди.
Ей всё
кажется, что, если бы их услышала Нэна, она бы сказала, что сейчас не время для
разговоров.
– Нет,
видишь, – говорит Джейн. – Ты видишь, как ты была маленькая.
– Это
было так давно, золотце! – отвечает Венди. – Ах, как летит время!
– А
как оно летит? – спрашивает хитрушка Джейн. – Как ты, когда ты была
маленькая?
– Как
я? Знаешь, Джейн, иногда мне кажется, что я вовсе и не умела летать.
– Нет,
умела!
– Ах,
как это было чудесно, когда я летала!
– А
почему ты теперь не летаешь, мама?
– Потому
что я выросла, милая. Взрослые летать не умеют.
– Почему?
– Потому
что летать может только тот, кто весел, бесхитростен и бессердечен. А взрослые
уже не такие.
– А
что это значит: „весел, бесхитростен и бессердечен“? Я тоже хочу быть весёлой,
бесхитростной и бессердечной.
А иногда
Венди говорит дочке, что видит что-то в темноте.
– По-моему, –
говорит она, – я вижу нашу детскую.
– Да, –
говорит Джейн. – А ещё что?
И
начинается рассказ о том незабываемом вечере, когда Питер прилетел за своей
тенью.
– И
знаешь, какой он был глупый! – рассказывает Венди. – Он хотел
прилепить её мылом, а когда ему это не удалось, он заплакал. Тут я проснулась и
пришила ему его тень.
– Ты
пропустила, – говорит Джейн, которая знает эту сказку не хуже
матери. – Когда ты увидела, что он сидит на полу и плачет, что ты ему
сказала?
– Я
села в постели и спросила: „Мальчик, почему вы плачете?“
– Да,
верно, – соглашается Джейн и удовлетворённо вздыхает.
– А
потом мы улетели с ним на Нигдешний остров. Там были феи, и пираты, и краснокожие,
и Залив Русалок, и подземный дом, и домик на земле.
– А
тебе что больше всего нравилось?
– Пожалуй,
подземный дом.
– И
мне тоже. А что тебе Питер сказал на прощание?
– Он
сказал мне: „Жди меня всегда, и как-нибудь ночью ты услышишь мой петушиный
крик“.
– Да!
– Но
увы! Он обо мне забыл.
Венди
произносит эти слова с улыбкой. Теперь ты понимаешь, до чего она взрослая?
– А
как он кричал по-петушиному? – спросила однажды вечером Джейн.
– Вот
так!
И Венди
попробовала закричать по-петушиному, как Питер.
– Нет,
не так, – сказала серьёзно Джейн, – а вот как!
И она
закричала по-петушиному, да так похоже, что Венди вздрогнула.
– Золотце,
а ты откуда знаешь?
– Я
часто слышу его во сне, – ответила Джейн.
– Ну
да, конечно! Многие девочки слышат его во сне, но я одна слышала его наяву.
– Счастливица! –
сказала Джейн.
Но
однажды ночью случилось непоправимое. Была весна. Венди, как всегда, рассказала
дочке сказку, и та уснула в своей кроватке. Венди сидела на полу, у самого
камина, склонившись к огню, чтобы лучше было видно, – она штопала, а
другого света в детской не было. И вдруг она услышала петушиный крик. Окно
распахнулось, как когда-то, и в комнату влетел Питер Пэн.
Он
совсем не изменился, и Венди туг же заметила, что зубы у него все, как один,
молочные.
Он как
был, так и остался мальчиком, а она стала взрослой. Она сидела пригнувшись у камина
и боялась шевельнуться. Она чувствовала себя виноватой, но что ей было делать?
Большая, взрослая женщина!
– Здравствуй,
Венди, – сказал он, не замечая перемены, потому что думал он, как всегда,
в основном о себе. К тому же в темноте её белое платье можно было принять за
ночную рубашку, в которой он увидел её впервые.
– Здравствуй,
Питер, – ответила она тихо, стараясь сжаться в комочек. А в глубине её
души раздался голос: „Отпусти меня, женщина, отпусти!“
– Послушай,
а где же Джон? – спросил он, заметив вдруг, что в детской всего две
кровати.
– Джона
сейчас здесь нет, – пролепетала она.
– Майкл
спит? – спросил он, мельком взглянув на Джейн.
– Да, –
ответила Венди. И в ту же минуту почувствовала, что изменяет не только Питеру,
но и Джейн. – Это не Майкл, – добавила она быстро, словно стремясь
уйти от наказания.
Питер
вгляделся внимательнее.
– Послушай,
тут что-то новенькое?
– Да.
– Мальчик
или девочка?
– Девочка.
Теперь-то
он должен понять. Ничуть не бывало!
– Питер, –
сказала Венди, запинаясь, – ты хочешь, чтобы я полетела с тобой?
– Конечно!
За этим я сюда и прилетел. – И он строго добавил: – Ты что, забыла, что
сейчас весна? Пора делать весеннюю уборку.
Она
знала, что бесполезно говорить ему о том, сколько вёсен он пропустил.
– Я
не могу полететь с тобой, – сказала она виновато. – Я разучилась
летать.
– Чепуха!
Я быстро тебя научу!
– Ах,
Питер, не трать на меня волшебную пыльцу!
Она
поднялась с пола: и тут наконец он почуял недоброе.
– Что
это? – спросил он, отступая.
– Я
зажгу свет, – сказала она, – и тогда ты сам всё увидишь.
Пожалуй,
впервые в жизни Питер испугался.
– Не
зажигай! – закричал он.
Она
положила руку на голову злосчастного мальчишки. Она уже давно не была той девочкой,
которая плакала из-за него; теперь она была взрослой женщиной, и она улыбнулась
ему, но в глазах у неё стояли слёзы.
Она
зажгла свет, и Питер увидел. Он вскрикнул как от удара, а когда высокая красивая
женщина нагнулась, чтобы взять его на руки, он отпрянул в сторону.
– Что
это? – спросил он снова. Пришлось ему сказать.
– Я
теперь старая, Питер. Мне даже не двадцать лет, а намного больше. Я давно уже выросла.
– Ты
же обещала не расти!
– Я
ничего не могла поделать. Я вышла замуж, Питер.
– Неправда!
Нет!
– Нет.
Правда. А девочка в кровати – моя дочка!
– Неправда!
Впрочем,
тут он ей, пожалуй, поверил. Он шагнул к кровати и замахнулся на Джейн кинжалом.
Но, конечно, он её не ударил. Вместо этого он опустился на пол и горько
заплакал, а Венди не знала, как его утешить, хотя когда-то она сделала бы это в
одну минуту. Теперь она была всего лишь взрослой женщиной, и она выбежала из
комнаты, чтобы как-то собраться с мыслями.
А Питер
всё плакал, и вскоре его плач разбудил Джейн. Она села на постели и с любопытством
на него посмотрела.
– Мальчик, –
сказала она, – почему вы плачете?
Питер
встал с пола и поклонился ей, а она ответила на поклон, сидя на кровати.
– Здравствуйте, –
сказал он.
– Здравствуйте, –
ответила Джейн. – Меня зовут Питер Пэн, – сообщил он.
– Да,
я знаю.
– Я
прилетел за своей мамой, – пояснил он ей. – Чтобы забрать её на
остров.
– Да,
я знаю, – сказала Джейн. – Я вас давно уже жду.
Когда
наконец Венди решилась войти в детскую, она увидела удивительную картину. Питер
сидел на спинке кровати и громко кричал по-петушиному, а Джейн в ночной
рубашонке кружила по комнате. Она была вне себя от счастья.
– Она
моя мама, – объявил Питер.
Джейн
опустилась на пол и встала рядом с ним, глядя на него такими глазами, какими,
по его мнению, и должны смотреть на него девочки.
– Ему
так нужна мама, – сказала Джейн.
– Да,
я знаю, – ответила Венди грустно. – Мне ты можешь об этом не
говорить.
– Прощай, –
сказал Питер Венди и поднялся в воздух, а бесстыдница Джейн полетела за ним
следом.
Ей уже
казалось, что летать гораздо легче, чем ходить. Венди бросилась к окну.
– Нет,
нет! – закричала она.
– Только
на весеннюю уборку, – сказала Джейн. – Он хочет, чтобы я всегда
делала у него весеннюю уборку.
– Если
б только я могла полететь с тобой! – вздохнула Венди.
– Ты
же не умеешь летать, – сказала Джейн.
Конечно,
в конце концов, Венди разрешила им улететь. Взгляни на неё хорошенько в последний
раз. Вон она стоит у окна и смотрит им вслед, а они тают в небе, словно звёзды
на рассвете.
И пока
мы смотрим на Венди, волосы её белеют, а сама она всё уменьшается, ибо всё это
случилось очень давно. Теперь уже и Джейн взрослая, как все, и у неё растёт
дочка по имени Маргарет; и каждую весну, кроме тех, когда он забывает, Питер
прилетает за Маргарет и берёт её с собой на Нигдешний остров, где она
рассказывает ему сказки про него же самого, а он слушает и восхищается. Когда
же Маргарет вырастет, у неё тоже будет дочка, и она тоже будет улетать к Питеру
Пэну, и так будет продолжаться, пока дети веселы, бесхитростны и бессердечны.
[1]
Одна из высших наград, учреждённых Эдуардом VII в 1902 году; присуждается
монархом за выдающиеся заслуги в разных областях; число награждённых, не считая
иностранцев, не должно превышать двадцати четырёх человек.
[2]
Моя вина, моя вина! (лат.)
|