ГЛАВА XII
Таинственные ответы Ольги, иногда ее притворная холодность
всё более и более воспламеняли Юрия; он приписывал такое поведение то гордости,
то лукавству; но чаще, по недоверчивости, свойственной всем почти любовникам,
сомневался в ее любви… однажды после долгой душевной борьбы он решился
вытребовать у нее полного признанья… или получить совершенный отказ!
— Какое ребячество! — скажете вы; но в том-то и прелесть
любви; она превращает нас в детей, дарит золотые сны как игрушки; и разбивать
эти игрушки в минуту досады доставляет немало удовольствия; особливо когда мы
надеемся получить другие.
С мрачным лицом он взошел в комнату Ольги; молча сел возле
нее и взял ее за руку. Она не противилась; не отвела глаз от шитья своего, не
покраснела… не вздрогнула; она всё обдумала, всё… и не нашла спасения; она
безропотно предалась своей участи, задернула будущее черным покрывалом и
решилась любить… потому что не могла решиться на другое.
— Ольга! — сказал Юрий неверным голосом; — я люблю
тебя.
— Знаю, — отвечала она.
— Знаю, знаю! — только-то! и я больше от тебя не
услышу!
— Чего же вам больше!.. я слушаю, молчу…
— О, разумеется, этого слишком много! — я
недостоин даже приблизиться к тебе… я бы должен был любоваться тобою как
солнцем и звездами; ты прекрасна! кто спорит, но разве это дает право не иметь
сердца?
— Я у бога ни того, ни другого не просила… если мое
обращение вам не нравится, то оставьте меня; мы дурно сделали, что узнали друг
друга; но всё на свете может поправиться…
— Как легко, сделав человека несчастным, сказать ему;
будь счастлив! — всё на свете может поправиться!.. Ольга, слушай, в
последний раз говорю тебе; я люблю больше, чем ты можешь вообразить; это огонь…
огонь… о, пойми меня… у меня нет слов… я люблю тебя! если ты не понимаешь
этого, то всё остальное напрасно… отвечай; чего ты от меня требуешь? каких
жертв?..
— Забыть меня! — воскликнула Ольга с удивительною
твердостию.
— Нет! Никогда… я совершу невозможное, чтоб обладать
тобою, — но забыть… нет власти…
Он замолчал; ходил взад и вперед по комнате, потом
остановился у окна, закрыл лицо руками. Так прошло несколько минут. Наконец он
обернулся и сказал:
— Я ошибался, признаюсь в том откровенно — я ошибался…
ах! это была минута, но райская минута, это был сон — но сон божественный;
теперь, теперь всё прошло… уничтожаю навеки все ложные надежды, уничтожаю одним
дуновением все картины воображения моего; — прочь от меня вера в любовь и
счастье; Ольга, прощай. Ты меня обманывала — обман всегда обман; не всё ли
равно, глаза или язык? чего желала ты? не знаю… может быть… о, возьми мое
презрение себе в наследство… я умер для тебя.
И он сделал шаг, чтоб выйти, кидая на нее взор, свинцовый,
отчаянный взор, один из тех, перед которыми, кажется, стены должны бы были
рушиться; горькое негодованье дышало в последних словах Юрия; она не могла
вынести долее, вскочила и рыдая упала к е<го> ногам. В восторге
поднял он ее, прижал к груди своей и долго не мог выговорить двух слов; против
его сердца билось другое, нежное, молодое, любящее со всем усердием первой
любви. Они сели, смотрели в глаза друг другу, не плакали, не улыбались, не
говорили, — это был хаос всех чувств земных и небесных, вихорь, упоение
неопределенное, какое не всякий испытал, и никто изъяснить не может.
Неконченные речи в беспорядке отрывались от их трепещущих губ, и каждое слово
стоило поэмы… — само по себе незначущее, но одушевленное звуком голоса,
невольным телодвижением — каждое слово было целое блаженство!
— Я любим, любим, любим, — говорил Юрий… — я
буду повторять это слово так громко, так часто, что ангелы услышат — и
позавидуют…
— Пускай же ангелы — только не люди!..
— Отчего же, мой ангел!..
— Тогда, может быть, они тебя отнимут у бедной Ольги…
— Ты прекрасна! — что за пустой страх?.. ты моя —
моя…
— Не раба! надеюсь!
— Больше, сокровище!
— О мой милый… целуй, целуй меня… я не хочу быть
сокровищем скупого… — пускай мне угрожают адские муки… надобно же
заплатить судьбе… я счастлива! — не правда ли?
— Ты счастлива! — позволь мне обнять тебя —
крепче, крепче…
— Почему же нет! отдав тебе душу, могу ли отказать в
чем-нибудь.
— Эти волосы… прочь их! — вот так… чтоб твой
поцелуй и мой слились в один…
— Боже, боже… теперь умереть… о! зачем не теперь?
|
