ОСЕННИЙ КАВАРДАК
ОСЕНЬ. Хлюпает дождик. Как ему не надоест целый день
хлюпать? Желтые листья все падают, и скоро деревья будут совсем лысые. А потом
пойдут туманы — большая собака заберется в будку и будет храпеть с утра до
вечера. Я иногда хожу к ней в гости. Но она глупая и необразованная: когда я с
ней играю и осторожно цапаю ее за хвост, она бьет меня лапой по голове и
хватает зубами поперек живота. Деревенщина!
Туманы — туманы — туманы. Грязь — грязь — грязь. И вдруг
потянет теплом. Налетят со всех сторон сумасшедшие птицы. Небо станет, как
вымытая Зинина голубая юбка, и на черных палках покажутся зеленые комочки.
Потом они лопнут, развернутся, зацветут… Ох, хорошо! Это называется — весна.
Деревья, вот даже старые, молодеют каждую весну. А люди и
взрослые собаки — никогда. Отчего? Вот Зинин дядя совсем лысый, вся шерсть с
головы облезла, точь-в-точь — бильярдный шар. А вдруг бы у него весной на
черепе зеленая травка выросла? И цветочки?
Или чтоб у каждой собаки в апреле на кончике хвоста бутон
распускался?..
Все бы я на свете переделал. Но что же может маленький фокс?
А в доме — кавардак. Снимают ковры, пересыпают каким-то
на-фта-ли-ном. Ух, как от него чихаешь! Я уж в комнаты и не хожу. Лежу на
веранде и лапой тру нос. Ведь я же всегда хожу босиком, к лапам и пристает.
Прямо несчастье!
***
Зина собирает свои книжки и мяучит. Братец ее лежит в своей
колясочке перед клумбой и визжит, как щенок. И только я, фокс Микки, кашляю,
как человек, скромно и вежливо: у меня бронхит. Пусть, пусть собирается. Ни за
что я в Париж не поеду. Спрячусь у коровы в соломе — не разыщут. Ну что там в
Париже, подумайте? Был один раз, возили к собачьему доктору. Улиц — миллион, а
миллион — это больше, чем десять. Куда ни посмотришь — ноги, ноги и ноги.
Автомобили, как пьяные носороги, летят, хрипят — и все на меня!.. Я уж Зининой
юбки из зубов не выпускал. Цепочка тянет, намордник жмет. Как они могут жить в
таком карусельном городе!..
Ни за что! Чтоб я сидел у окна и смотрел на вывеску с
дамской ногой? Чтоб меня консьержка называла «поросеночком»? Чтоб меня гоняли с
кресел и с дивана?! Чтоб меня попрекали, что я развожу в доме блох?! Я ж их не
фабрикую — они сами разводятся…
О какие там гнусные собаки! Бульдоги с растопыренными
лапами, вывороченной мордой и закушенными языками; полосатые доги, похожие на
мясников; мопсы вроде жаб, зашитых в собачью шкуру; болоночки — волосатые
насекомые с висячими ушами и мокрыми глазами… Фу! Гав-гав! фу! Отчего это
собаки такие разные, а кошки все на один фасон? И знаете — это, впрочем, Зина
сказала, — они все похожи друг на друга: хозяева на своих собак и собаки
на своих хозяев. А Микки и Зина? Что ж, и мы похожи, только бантики у нас
разные: у нее зеленый, а у меня желтый.
Ах, как из дверей дует! Пальто на диване, а укрыться не
умею. Нет, что ни говори — руки иногда вещь полезная.
Грузовик забрал вещи. В столовой — бумаги и сор. Зачем это
люди переезжают с места на место? Дела, уроки, квартира… «Собачья жизнь!» —
говорит Зинин папа. Нет уж, собачья лучше, это позвольте мне знать.
Меня оставляют. Подружусь с дворовой собакой, ничего не
поделаешь. Зина говорит, чтоб я не плакал, обещает раз в неделю приезжать, если
я буду себя хорошо вести. Буду! Очень я ее люблю: я ее сегодня лизнул в глаз, а
она меня в нос. Чудесная девочка!
Садовнику приказали меня кормить. Пусть попробует не кормить
— я у него все бутылки перебью! Да и мясник меня любит: каждый раз, когда
приезжает, что-нибудь даст. Котята выросли, быстро это у них делается… Совсем
меня забыли и носятся по парку как оглашенные (что это такое «оглашенные»?).
Придется и с ними подружиться…
Но самое обидное — кончается мой последний карандашный
огрызок. А с письменного стола все убрали. Ах, зачем я не догадался взять про
запас! Прощай, мой дневник… Я уж Зину так умолял, так умолял — за платье
дергал, перед письменным столом служил, но она не понимает и все мне шоколадки
в рот сует. Вот горе! Без рук тяжело, а без языка — из лап вон плохо!..
Моя золотая-серебряная-бриллиантовая тетрадка. Суну тебя под
шкаф, лежи там до будущей весны… Ай-яй! Гав! Зина заметила, что я пишу… Идет ко
мне! Отнима…
Я ОДИН
В доме никого нет. Во все щели дует собачий ветер (почему
собачий?). Вообще, ветер дурак: дует в голом парке, а там и сорвать нечего. На
дворе еще кое-как с ним справляюсь: стану спиной к ветру, голову вниз, ноги
расставлю — и «наплевать», как говорит садовник. А в комнате никуда от этого
бандита не спрячешься. Врывается из-под двери, сквозь оконные щелочки, сквозь
каминную дыру, и так пищит, и так скулит, и так подвывает, точно его мама была
собакой. Ни морды, ни глотки, ни живота, ни зада у него нет. Чем он дует —
понять не могу…
Забираюсь под диванную подушку, закрываю глаза и стараюсь не
слушать.
Отдал бы полную чашку с овсянкой (ужасная гадость!), если бы
мне кто-нибудь объяснил, зачем осень, зачем зима? В аллее такая непроходимая
грязь, какую я видал только под носорогом в зоологическом саду. Мокро. Голые
ветки хлопают друг о друга и чихают. Ворона, облезшее чучело, дразнится:
кра! — почему тебя не взяли в город?
Потому что сам не захотел! А теперь жалко, но держусь
молодцом. Вчера только поплакал у камина, очень уж гадко в темноте и сырости.
Свечку нашел, а зажечь не умею. У-у-у!
***
Скребутся мыши. Хотя фоксам это не полагается, но я очень
люблю мышей. Чем они виноваты, что они такие маленькие и всегда хотят есть?
Вчера один мышонок вылез и стал катать по полу прошлогодний
орех. Я ведь тоже люблю катать все круглое. Очень хотел поиграть с ним, но
удержался: лежи, дурак, смирно! Ты ведь большой, как слон, — напугаешь
малыша, и он больше не придет. Разве я не умница?
Сегодня другой до того осмелел, что взобрался на диван и
понюхал мою лапу. Я прикусил язык и вздрогнул. Тяф! Как я его люблю!
Вот только как их отличать одного от другого?..
Если кошка посмеет их тронуть, я ее загоню на самую высокую
елку и целый день сторожить буду… Гав! Дрянь! Ненавижу!..
Почему елки всю зиму зеленые? Думаю, потому, что у них
иголочки. Ветру листья оборвать не штука, а иголочки — попробуй! Они тоненькие
— ветер сквозь них и проходит, как сквозь решето…
***
К садовнику не хожу. Он сердится: почему у меня лапы всегда
в грязи? В сабо мне ходить, что ли?
Ах, ах… Одна только радость — разыскал в шкафу позабытую
сигарную коробку с карандашами, стянул в буфетной приходо-расходную книжку, и
вот опять веду свой дневник.
Если бы я был человеком, непременно издавал бы журнал для
собак!
До чего я исхудал, если бы вы знали. Зинина тетя была бы
очень довольна, если бы была теперь похожа на меня. Она ведь все похудеть
хочет. А сама целый день все лопает и затягивается.
Проклятый садовник и консьерж сговорились — съедают всю
провизию сами, а мне готовят только эту ужасную овсянку. Дворовому псу дают
большие кости и суп с черствым хлебом. Он со мной делится, но где ж мне
разгрызть такую кость, когда она тверже утюга? А суп… Таким супом в бистро
тарелки моют!
Даже молока жалеют, жадины! Молоко ведь дает корова, а не
они. Уж я бы ее сам подоил: мы с ней дружны, и она мне всегда в глаза дышит
когда я прибегаю в сарай. Но как я ее буду доить моими несчастными лапами?..
Придумал штуку. Стыдно очень, но что ж делать — есть надо.
Когда дождь утихнет, бегаю иногда в соседнее местечко к знакомому бистровщику.
У него по вечерам под граммофон танцы. Пляшут фокстрот. Должно быть, собачий
танец.
Я на задние лапки встану, живот подтяну, верчусь и головой
киваю.
Все пары и танцевать бросят… В кружок соберутся и хохочут
так, что граммофона не слышно.
И уж такую порцию мяса мне закажут, что я еле домой
добираюсь. Да еще телячью косточку в зубах принесу на завтрак…
Вот до чего ради голода унижаться приходится!
Жаль только, что нет другой маленькой собачки. Мы бы с ней
танцевали вдвоем и всегда были сыты.
***
Надо записать все свои огорчения, а то потом забуду.
Петух ни с того ни с сего клюнул меня в нос. Я только
подошел поздороваться… Зачем же драться, нахал горластый?! Плакал, плакал,
сунул нос в корытце с дождевой водой и до вечера не мог успокоиться…
Зина меня забыла!
В мою чашку с овсянкой забрался черный таракан, задохся и
утонул. Какая мерзость! Птицы, кроме петухов, туда-сюда; кошки — гадость, но
все-таки звери. Но кому нужны черные тараканы?!
На шоссе чуть не попал под автомобиль. Почему он не гудел на
повороте?! Почему обрызгал меня грязью?! Кто меня отмоет? Ненавижу автомобили!
И не по-ни-ма-ю…
Зина меня забыла!
Спугнул в огороде дикого кролика и налетел на колючую
проволоку. Уй-ю-юй, как больно! Зина говорила, что, если порежешься ржавым железом,
надо сейчас же смазаться йодом. Где я возьму йод? И йод ведь щиплет — я знаю…
Мыши проели в моем дневнике дырку. Никогда больше не буду
любить мышей!
Зина меня забыла…
Сегодня нашел в бильярдной кусочек старого шоколада и съел.
Это, правда, не огорчение, а радость. Но радостей так мало, что не могу же я
для них отдельную страницу отводить.
Одинокий, несчастный, холодный
и голодный фокс Микки
|