1
Бесценная моя Марина!
Все же не могла – и плакала, идя по такой светлой Поварской
в сегодняшнее утро, – будет, будет, и увижу вас не раз и буду плакать не
раз, – но так – никогда, никогда —
Бесконечно благодарю вас за каждую минуту, что я была с
вами, и жалею за те, что отдавала другим – сериозно, очень прошу прощения за
то, что я раз сказала Володе, – что он самый дорогой.
– Самая дорогая – вы, моя Марина.
Если я не умру и захочу снова – осени, сезона,
театра, – это только вашей любовью, и без нее умру – вернее без вас.
Потому что знать, что вы – есть, знать, что Смерти – нет. А Володя своими
сильными руками сможет вырвать меня у Смерти?
Целую тысячу раз ваши руки, которые должны быть только
целуемы – а они двигают шкафы и подымают тяжести – как безмерно люблю их за
это.
Я не знаю, что сказать еще – у меня тысяча слов – надо
уходить. Прощайте, Марина, – помните меня – я знаю, что мне придется все
лето терзать себя воспоминаниями о вас, – Марина, Марина, дорогое
имя, – кому его скажу?
Ваша в вечном и бесконечном Пути – ваша Соня Голлидэй (люблю
свою фамилию – из-за Ирины, девочки моей).
2
Вещи уложены. – Жизнь моя, прощайте! – Сколько утр
встречала я на зеленом кресле – одна с мыслями о вас. Люблю все здесь – потому
что вы здесь были.
Ухожу с болью – потому же.
– Марина – моя милая, прекрасная – я писать не умею и я так
глупо плачу.
Сердце мое – прощайте.
Ваша Соня .
3
(Але)
Целую Тебя, маленькие тоненькие ручки, которые обнимали меня
– целую, – до свидания, моя Аля – ведь увидимся?
Наколдуй счастие и Большую Любовь – мне, маленькой и не очень
счастливой.
Твоя Соня.
4
20-го июня (7-го старого стиля) 1919 г.
Моя дорогая Марина – сердце мое – я живу в безмерной
суматохе – все свистят, поют, визжат, хихикают – я не могу собраться с мыслями
– но сердцем знаю о своей любви к вам, с которой я хожу мои дни и ночи.
Мне худо сейчас, Марина, я не радуюсь чудесному воздуху,
лесу и жаворонкам, – Марина, я тогда все это знаю, чувствую, понимаю,
когда со мной – вы, Володя, мой Юрочка – даже граммофон – я не говорю о Шопене
и «Двенадцатой рапсодии», – когда со мной Тот, которого я не знаю еще – и
которого никогда не встречу.
Я могу жить с биением пульса 150 даже после мимолетной
встречи глазами (им нельзя запретить улыбнуться!) – а тут я одна – меня обожают
деревенские девчонки – но я же одинока, как телеграфные столбы на линии
железной дороги. Я вчера долго шла одна по направлению к Москве и думала: как
они тоскуют, одинокие, – ведь даже телеграммы не ходят! – Марина,
напишу вам пустой случай, но вы посмеетесь и поймете – почему я сегодня в тоске.
Вчера сижу у Евгения Багратионовича и веду шутя следующий
диалог с бабой:
Баба: – Красавица, кому папиросы набиваешь? Муженьку?
Соня: – Да.
Баба: – Тот, что в белых брюках?
Соня: – Да.
Баба: – А что же ты с ним не в одной избе живешь?
Соня: – Да он меня прогнал. Говорит, больно
подурнела, – а вот папиросы набивать велит – за тем и хожу только, а он
другую взял.
Вечер того же дня.
Баба ловит Вахтангова и говорит:
– Что ж ты жену бросил, на кого променял? Ведь жена-то
красавица, – а кого взял? – Не совестно? – Живи с женой!
Ночь того же дня.
Я мою лицо в сенях. Входит Вахтангов:
– Софья Евгеньевна, что вы – ребенок или
авантюристка? – и рассказ – бабы.
Убегаю от Вахтангова и безумно жалею, что не с ним.
Это пустое все. – Марина, пишите, радость моя – пишите.
С завтрашнего дня я въезжаю в отдельную комнату и буду писать дневник для вас,
моя дорогая. – Пишите, умоляю, я не понимаю, как живу без вас... Письма к
Г-ру – и пусть Володя тоже. – Что он?
– Марина, увозят вещи – надо отнести письмо – не забывайте
меня. Прошу, умоляю – пишите.
О, как я плакала, читая ваше последнее письмо, люблю
вас. – Целую ваши бесценные руки, ваши длинные строгие глаза и – если б
можно было поцеловать – ваш обворожительно-легкий голос.
Я живу ожиданием ваших писем. Алечку и Ирину целую. – Мой
граммофон, – где все это?
Ваш С.
|