ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Как-то
вечером Дэг Доутри сидел в салуне «Приют землекопов». Он находился в обстоятельствах
весьма затруднительных. Найти работу было почти невозможно, а сбережения его
подошли к концу. Перед вечером у него состоялся телефонный разговор со Старым
моряком, который только и мог сообщить ему, что какой-то отставной
доктор-шарлатан, видимо, клюнул на его удочку.
– Позвольте
мне заложить кольца, – уже не в первый раз настаивал Старый моряк.
– Нет,
сэр, – отвечал Доутри. – Ваши кольца нужны нам для дела. Это наш
основной капитал. Они создают нужную нам атмосферу. Что называется, говорят
красноречивее слов. Сегодня вечером я кое-что обмозгую, а завтра утром мы
встретимся, сэр. Оставьте при себе кольца и не слишком энергично обрабатывайте
своего доктора. Пусть он сам прибежит к вам. Это лучший способ. Итак, все идет
недурно, а дураков на наш век хватит. Ни о чем не беспокойтесь, сэр. Дэг Доутри
еще никогда не давал маху.
Но, сидя
в «Приюте землекопов», он чувствовал себя далеко не так уверенно. В кармане у
него было ровно столько денег, сколько нужно было для уплаты квартирной хозяйке
за следующую неделю; он уже просрочил три дня, и хозяйка, особа весьма
неприятная, шумно требовала долг. Дома у них пищи было разве что на завтрашний
день, да и то при соблюдении строжайшей экономии. Отельный счет Старого моряка
не оплачивался уже в течение двух недель и составлял изрядную сумму, так как
отель был первоклассный; а у самого старика в кармане оставалось всего
несколько долларов, бряцая которыми он пускал пыль в глаза жадному до кладов
доктору.
Но самое
печальное было то, что Доутри пришлось наполовину сократить свою ежедневную
порцию пива, – он твердо решил не тратить квартирных денег, так как в
противном случае очутился бы со всем своим семейством на улице. Поэтому он и
сидел сейчас за столиком с капитаном Иоргенсеном, который только что вернулся с
грузом сена из Петалумы. Иоргенсен уже дважды заказывал пиво, и жажда его,
видимо, была утолена. Он то и дело зевал, устав от тяжелой работы и ночного
бодрствования, да поглядывал на часы. А Доутри недоставало трех кварт! Вдобавок
Гансон еще не получил своей трепки, а значит, и поступление в качестве кока на
шхуну все еще оставалось туманной и отдаленном перспективой.
Внезапно
Доутри, совсем уже было впавшего в отчаяние, осенила идея, как добыть еще
кружку молодого пива. Он не очень-то долюбливал молодое пиво, но оно было
дешевле.
– Посмотрите
на моего пса, капитан, – начал он. – Вы себе даже представить не
можете, до чего этот Киллени-бой умен. Считает он, например, не хуже нас с
вами.
– Гм! –
буркнул капитан Иоргенсен. – Я видал таких собак в балаганах. Все это
обман. Собаки и лошади считать не умеют.
– А
этот пес умеет, – спокойно продолжал Доутри. – И вы его ничем не
собьете. Давайте поспорим: я сейчас закажу две кружки пива, громко, так, чтобы
он услышал, затем шепотом велю официанту принести одну, и вы увидите, какой шум
поднимет Киллени-бой, когда официант явится с одной кружкой.
– Вот
это да! На что же мы будем спорить?
Доутри
нащупал в кармане десятицентовик. Если Киллени подведет его, то деньги за
квартиру внесены не будут. Но Киллени не может его подвести, решил Доутри и
сказал:
– Давайте
спорить на две кружки пива.
Они
подозвали официанта и, после того как ему была дана секретная инструкция,
кликнули Майкла, примостившегося в углу, у ног Квэка. Когда Доутри придвинул
стул и пригласил его к столу, Майкл насторожился. Ясно, что стюард чего-то
домогается от него, видимо, хочет, чтобы он показал себя в выгодном свете. И он
преисполнился рвения: не показать себя в выгодном свете, а выказать свою любовь
стюарду. Любовь и служение любимому
– для
Майкла это было единое понятие. Готовый по первому слову Доутри прыгнуть в
огонь, Майкл сейчас был готов угадать малейшее его желание. Так он понимал
любовь. Любовь для него означала одно – служение.
– Эй,
официант, – позвал Доутри и, когда тот приблизился, громко сказал: – Два
пива!.. Ты понял, Киллени? Два пива!
Майкл
заерзал на стуле, порывисто положил на стол лапу и так же порывисто лизнул
своим красным языком склонившееся над ним лицо Доутри.
– Он
запомнит, – сказал Доутри капитану.
– Не
запомнит, если мы будем разговаривать. Сейчас мы собьем с толку вашего песика.
Я скажу, что место кока за вами, как только я спроважу Гансона. А вы скажете,
что мне надо спровадить его как можно скорее. Потом я скажу, что Гансон сначала
должен подать мне повод для трепки. А затем мы начнем спорить и орать друг на
дружку. Ну как, идет?
Доутри
кивнул, они затеяли громкий спор, и Майкл стал внимательно поглядывать то на
одного, то на другого.
– Я
выиграл, – объявил капитан Иоргенсен, когда официант подошел к их столику
с одной кружкой пива. – Песик все забыл, если только он вообще помнил. Он
думает, что мы сейчас подеремся. Одна или две кружки пива – это представление
уже стерлось в его мозгу, как стираются волной слова, написанные на песке.
– А
я полагаю, что он своей арифметики не забудет, сколько бы мы ни шумели, –
отвечал Доутри, хотя сердце у него упало. – Впрочем, что там говорить,
сейчас вы сами увидите, – обнадеживающе добавил он.
Официант
поставил перед капитаном высокую кружку пива, и тот немедленно потянул ее к себе.
Майкл весь напрягся, как струна: сейчас потребуется его служение, он отлично
знал – стюард чего-то ждет от него, и, вдруг вспомнив старые уроки на «Макамбо»,
взглянул на невозмутимое лицо стюарда в ожидании «знака», затем осмотрелся и
увидел не две, а одну кружку пива. Он так прочно усвоил разницу между одним и
двумя, что – каким образом, этого не мог бы определить самый тонкий психолог,
так же как не мог бы определить, что есть мысль, – немедленно понял: здесь
стоит одна кружка, тогда как заказаны были две. Он молниеносно вскочил, в горле
у него запершило от злости, он уперся передними лапами в стол и залаял на
официанта.
Капитан
Иоргенсен ударил кулаком по столу.
– Ваша
взяла! – крикнул он. – Я плачу за пиво! Официант, еще кружку.
Майкл
взглянул на Доутри – для проверки; и рука, погладившая его голову, дала ему
утвердительный ответ.
– Попробуем
еще раз, – сказал оживившийся и очень заинтергсованный капитан, вытирая
ладонью пену с усов. – Он, наверно, только и знает, что один да два, а вот
как насчет трех или четырех?
– То
же самое капитан. Он умеет считать до пяти. Он понимает, когда и больше пяти,
но названия цифр дальше не знает.
– Эй,
Гансон! – заорал на весь зал капитан своему коку. – Иди сюда, дурья
башка! Выпей с нами!
Гансон
подошел и придвинул себе стул.
– Я
плачу за пиво, Доутри, – объявил капитан. – Но заказывать будете вы.
Погляди-ка, Гансон, какие штуки выделывает эта псина. Доутри сейчас закажет три
пива. Пес слышит слово «три». А я – вот так – показываю официанту два пальца.
Он приносит две кружки. И псина его за это облаивает. Вот увидишь.
Представление
повторилось; Майкл не умолкал, пока приказание Доутри не было исполнено в
точности.
– Он
считать не умеет, – заключил Гансон. – А просто видит, что один из
нас остался без пива. Вот и все. Пес знает, что перед каждым человеком должна
стоять кружка. А раз это не так, вот он и лает.
– Он
вам покажет еще кое-что почище, – хвастливо заметил Доутри. – Нас
трое? Мы закажем четыре пива. Тогда у каждого будет по кружке, но Киллени все
равно будет лаять на официанта.
И
правда, Майкл, теперь уже отлично смекнувший, в чем состоит игра, лаял и
огрызался, покуда официант не принес четвертой кружки. К этому времени вокруг
их столика уже собралась целая толпа; каждый готов был оплатить пиво Доутри,
чтобы только лишний раз испытать Майкла.
– Честное
слово, – пробурчал себе под нос Доутри, – чудно устроена жизнь.
Только что человек пропадал от жажды, а теперь его, кажется, хотят утопить в
пиве.
Многие
выражали желание купить Майкла, но давали за него смехотворные суммы – пятнадцать,
двадцать долларов.
– Вот
что я вам предлагаю, – говорил капитан Иоргенсен Доутри, которого он
заманил в дальний угол. – Отдайте мне псину, я немедленно задам трепку
Гансону, и можете завтра же приходить на работу.
Владелец
«Приюта землекопов», в свою очередь, отозвал Доутри в сторонку и шептал ему на
ухо:
– Приходите
к нам каждый вечер с вашей собачкой. Дела у меня пойдут побойчее. Пиво будете
получать бесплатно и вдобавок еще пятьдесят центов наличными за вечер.
Последнее
предложение и зародило великую идею в мозгу Доутри. Дома, покуда Квэк расшнуровывал
ему башмаки, он обратился к Майклу со следующей речью:
– Живем,
Киллени! Если хозяин этого заведения дает мне за тебя сколько хочешь пива да
еще пятьдесят центов в придачу, значит, ты этого стоишь, сынок, для него… а для
меня и больше, куда больше. Ведь хозяин-то уж знает сдою выгоду, раз он продает
пиво, а не покупает его. И ты, Киллени, не откажешься поработать на меня, это
уж я знаю. Деньги нам нужны. У нас есть Квэк, и мистер Гринлиф, и Кокки, не
говоря уж о нас с тобой, и еды нам требуется немало. Да и деньги на квартиру
раздобыть нелегко, а работу и того труднее. Одним словом, сынок, завтра вечером
мы с тобой погуляем по городу и посмотрим, сколько нам удастся раздобыть
деньжонок.
И Майкл,
сидя на коленях стюарда нос к носу и глядя ему прямо в глаза, от восторга весь
извивался и корчился, высовывал язык и вилял хвостом. Что бы ни говорил стюард,
это было прекрасно, потому что исходило от него.
|
