 Увеличить |
ГЛАВА XVI. ЧЕРТОГ
СМЕРТИ
Шел
третий день после сцены, описанной в предыдущей главе. Было уже темно, когда
все мы расположились на отдых в нескольких хижинах у подножия Трех Колдунов –
так назывались три горы, образовывавшие треугольник, у вершины которого
оканчивалась Великая Дорога царя Соломона. Нас сопровождали Фулата, которая
последовала за нами главным образом из-за Гуда, Инфадус, Гагула и отряд слуг и
охраны. Гагулу несли на носилках, и оттуда весь день слышались ее бормотанье и
ругань.
Горы,
или, точнее, три горные вершины, возникшие, очевидно, в результате одного и
того же геологического сдвига, как я уже сказал, были расположены в форме
треугольника, основание которого было обращено к нам. Одна вершина была справа
от нас, другая – слева, а третья – прямо перед нами. Никогда я не забуду
зрелища, которое представилось нашим глазам утром следующего дня, когда мы
увидели эти три величественные вершины, освещенные лучами солнца. Высоко-высоко
над нами вздымались в синее небо их снеговые венцы. Там, где кончался снежный
покров, горы были пурпурного цвета от сплошь покрывавшего их вереска. Такого же
цвета были и поросшие вереском торфянистые болота, которые поднимались из
долины на склоны гор.
Прямо
перед нами, как белая лента, пролегала Великая Дорога царя Соломона, взбегая
вверх, к подножию средней вершины, находившейся от нас примерно в пяти милях.
Там дорога оканчивалась.
Трудно
описать чувство огромного волнения, с которым мы отправились в то утро в
дальнейший путь. Пусть лучше читатель сам постарается представить себе наше
состояние. Ведь наконец мы приблизились к этим удивительным копям, которые были
причиной трагической гибели не только старого португальца три столетия назад,
по и его злополучного потомка, а также, как мы предполагали, и брата сэра
Генри, Джорджа Куртиса.
Был ли
нам после всего, что нам пришлось перенести, уготован лучший удел? Их постигло
несчастье, как сказала эта старая ведьма Гагула. Не такова ли будет и наша
судьба? Так или иначе, когда мы проходили последний участок этой замечательной
дороги, я не мог отделаться от чувства суеверного страха и думаю, что то же
самое испытывали Гуд и сэр Генри.
Не менее
полутора часов мы шагали вперед по окаймленной вереском дороге. От волнения мы
шли настолько быстро, что люди, которые несли Гагулу, едва поспевали за нами, а
из носилок слышался ее пронзительный голос, требовавший, чтобы мы остановились.
– Идите
помедленнее, белые люди! – кричала она, выставляя свою жуткую сморщенную
физиономию из-за занавесок и устремив на нас пристальный взгляд своих горящих
глаз. – Зачем так спешить навстречу гибели, которая вас ожидает, искатели
сокровищ! – И она рассмеялась своим жутким смехом, от которого по моему
телу всегда пробегала холодная дрожь. На короткое время этот смех охладил наш
пыл.
Однако
мы упорно продолжали идти вперед. Наконец мы увидели прямо перед собой большую
круглую яму с пологими склонами, не менее трехсот футов глубиной и более полумили
в окружности.
– Вы,
конечно, догадываетесь, что это такое? – обратился я к сэру Генри и Гуду,
которые в изумлении заглядывали в это огромное воронкообразное углубление.
Они
отрицательно покачали головой.
– В
таком случае мне ясно, что вам никогда не приходилось видеть алмазные копи в
Кимберли. Можете быть уверены, что это и есть алмазные копи царя Соломона.
Смотрите сюда, – сказал я, указывая на твердый голубой ил, который
виднелся кое-где среди травы и кустарника, покрывавших склоны копи. – Это
типичная геологическая формация. Я уверен, что, если бы мы спустились в эту копь,
мы обнаружили бы алмазоносные трубки, заполненные кимберлитовой магмой или
алмазосодержащей брекчией. А теперь посмотрите сюда, – и я указал на
многочисленные плоские плиты из выветрившейся скальной породы на пологом склоне
копи, ниже уровня водостока, прорытого в глубокой древности. – Я не я,
если эти плиты не служили некогда для промывки породы.
У края
этой огромной ямы, которая, конечно, представляла собой именно ту копь, которая
была нанесена на карту старого португальца, Великая Дорога разветвлялась и
огибала ее кругом. Во многих местах эта идущая по краю копи дорога была сплошь
вымощена большими каменными глыбами, очевидно для того, чтобы укрепить края
копи и предотвратить возможный обвал пустых сланцев, окружающих
алмазосодержащую брекчию. Мы быстро пошли по дороге, подгоняемые желанием
поскорее увидеть, что представляют собой три гигантские фигуры, видневшиеся на
противоположной стороне огромной ямы, у которой мы стояли. Подойдя ближе, мы
поняли, что это какие-то колоссы, и правильно угадали: это и были трое
Молчаливых, перед которыми кукуанский народ испытывал такой благоговейный
страх. Но только подойдя к ним совсем близко, мы полностью осознали царственное
величие Молчаливых.
Там, на
колоссальных пьедесталах из темной скалы, на которых на расстоянии двадцати
шагов один от другого были высечены непонятные иероглифы, созерцая дорогу,
простирающуюся на шестьдесят миль до Луу, восседали три колоссальные фигуры –
две мужские и одна женская. Каждая из них была около восемнадцати футов высотой
от темени до пьедестала.
Одна из
них, изображавшая обнаженную женщину, отличалась исключительной, хотя и строгой
красотой. К сожалению, черты ее лица сильно пострадали от времени, так как в
течение многих веков они подвергались влиянию погоды. По обе стороны ее головы
подымались рога полумесяца. Две мужские фигуры были, в противоположность ей,
изображены задрапированными в мантии. Лица их были ужасны, в особенности у
сидевшего справа. У него было лицо дьявола. Лицо сидевшего слева было
безмятежно-спокойно, но спокойствие это вселяло ужас. Оно выражало
бесчеловечную жестокость, ту жестокость, которой, по словам сэра Генри, в
древности фантазия человека наделяла могущественные существа, может быть
способные совершать и добрые дела, но тем не менее созерцающие страдания человечества
если не с наслаждением, то и без всяких терзаний. Три фигуры, одиноко сидящие в
вышине и веками созерцающие расстилающуюся внизу долину, действительно вселяли
благоговейный ужас. Мы смотрели на Молчаливых, как их называли кукуаны, и нами
овладело огромное желание узнать, чьи руки высекли из камня этих колоссов,
проложили дорогу и вырыли огромную копь. Когда я в изумлении смотрел на них,
мне внезапно припомнилось (так как я хорошо знал Ветхий завет), что Соломон
отрекся от своей веры и стал поклоняться иноземным богам. Имена трех из этих
богов я также вспомнил: Ашторет – богиня Сидонян, Чемош – бог Моабитов и
Мильком – бог детей Аммона. Я высказал своим спутникам предположение, что три
фигуры, сидящие перед нами в вышине, возможно, изображают именно эти три ложных
божества.
– Может
быть, в этом и есть доля истины, – задумчиво сказал сэр Генри. Он был
очень образованный человек и, когда еще учился в колледже, достиг больших
успехов в изучении классиков. – Ведь древнееврейская Ашторет, –
продолжал он, – называлась Астартой у финикийцев, которые воли крупнейшую
торговлю во времена Соломона. Астарту же, которую греки впоследствии называли
Афродитой, изображали с рогами, напоминающими полумесяц, а на голове женской
фигуры отчетливо видны рога полумесяца. Возможно, что эти колоссы были созданы
по воле какого-нибудь финикийского должностного лица, управлявшего копями. Кто
знает!
Мы все
еще рассматривали эти необычайные памятники глубокой древности, когда к нам
подошел Инфадус. Сначала, подняв свое копье, он отдал салют Молчаливым, а
затем, обратившись к нам, спросил, намереваемся ли мы немедленно войти в Чертог
Смерти, или же пойдем туда позднее, после полуденной трапезы. Он сказал, что
если мы готовы отправиться сейчас же, то Гагула выражает желание быть нашим
проводником. Так как не было еще одиннадцати часов, мы, обуреваемые безудержным
любопытством, заявили, что намерены идти немедленно. Я предложил на всякий
случай, если нам придется задержаться в пещере, захватить с собой немного пищи.
Принесли носилки с Гагулой, и почтенная леди наблюдала из них за нашими
сборами. Тем временем Фулата, по моей просьбе, положила в тростниковую корзину
немного билтонга и пару тыквенных бутылей, наполненных водой.
Прямо
перед нами, на расстоянии шагов пятидесяти от спин колоссов, поднималась
отвесная стена из камня, не менее восьмидесяти футов высотой. Кверху она
постепенно сужалась и образовывала подножие величественной вершины, увенчанной
снегом, которая возвышалась над нами на три тысячи футов. Как только Гагула сошла
со своих носилок, она злобно усмехнулась в нашу сторону и, опираясь на палку,
заковыляла по направлению к отвесной каменной стене. Мы последовали за ной и
вскоре подошли к узкому порталу, окаймленному массивной аркой, похожему на вход
в галерею шахты.
Здесь
ожидала нас Гагула. На ее ужасном лице все еще играла злобная усмешка.
– Что
же, белые люди, спустившиеся со звезд, – пропищала она, – великие
воины Инкубу, Бугван и мудрый Макумазан, готовы ли вы? Смотрите, я здесь, чтобы
выполнить волю короля, моего господина, – показать вам сокровищницу
блестящих камней.
– Мы
готовы, – сказал я.
– Так!
Так! Укрепите же ваши сердца, чтобы вынести то, что вам предстоит увидеть.
Идешь ли ты с нами, Инфадус, предавший своего господина?
Инфадус,
нахмурившись, ответил:
– Нет,
я не иду – мне входить туда нельзя, но ты, Гагула, обуздай свой язык и берегись
причинить зло моим повелителям. Ты мне ответишь за них, и если хоть единый
волос упадет с их головы, то пусть ты, Гагула, будешь тысячу раз ведьмой, но ты
должна будешь умереть. Слышишь ли ты мои слова?
– Я
слышу, Инфадус. И я знаю тебя хорошо – ты всегда любил хвастливые речи. Помню,
что, когда ты был еще ребенком, ты угрожал своей собственной матери. А это было
совсем недавно. Но не бойся, не бойся, я живу лишь для того, чтобы повиноваться
воле короля. Я выполняла веления многих королей, Инфадус, пока в конце концов
они не выполняли мои. Ха! Ха! Я иду туда, чтобы еще раз взглянуть на их лица, а
также и на лицо Твалы! Идемте же, идемте! Вот лампа. – И она извлекла
из-под своего мехового плаща огромную выдолбленную тыкву, наполненную маслом, с
фитилем из тростникового волокна.
– Пойдешь
ли ты с нами, Фулата? – спросил Гуд на своем отвратительном ломаном
кукуанском языке, в котором он упорно совершенствовался под руководством этой
молодой леди.
– Я
боюсь, мой господин, – робко ответила девушка.
– Тогда
дай мне корзину.
– Нет,
мой господин. Куда идешь ты, туда пойду и я.
«И
правда ведь пойдешь, черт тебя побери! – подумал я про себя. – И это
создаст изрядные осложнения, если мы когда-нибудь отсюда выберемся».
Без
дальнейших церемоний Гагула нырнула в совершенно темный проход, который был
достаточно широк, чтобы вместить двух идущих рядом людей. Она пропищала нам
приказание следовать за ней, и мы в некотором смятении пошли на звук ее голоса.
Внезапный шум крыльев каких-то вспугнутых нами существ несомненно не мог
успокоить наше волнение.
– Хэлло!
Что это такое? – воскликнул Гуд. – Ктото ударил меня по лицу.
– Летучие
мыши, – отозвался я. – Идите дальше!
Пройдя
шагов пятьдесят, мы заметили, что проход стал немного светлее. Еще минута, и мы
оказались в совершенно необычайном месте, какого, вероятно, не приходилось
видеть ни одному человеку.
Пусть же
читатель попытается представить себе внутренность величайшего собора, в котором
ему когдалибо случалось бывать, и тогда он получит отдаленное представление о
размерах гигантской пещеры, в которой мы очутились. Но этот храм, созданный
великим архитектором – природой, был выше и шире любого построенного людьми.
Окон не было, но откуда-то сверху лился слабый свет. Вероятно, в своде,
вздымавшемся на сотню футов над нами, были проложены шахты, по которым проникал
воздух извне. Однако огромные размеры пещеры были наименее значительным из всех
чудес, представившихся нашим глазам. По всей длине пещеры рядами стояли
гигантские колонны, которые казались сделанными из льда. В действительности же
это были огромные сталагмиты. Невозможно передать потрясающую красоту и величие
этих белых колонн. Некоторые из них были не менее двадцати футов в диаметре у
основания, и их грандиозные и вместе с тем изящные контуры уходили вверх, прямо
к далекому своду. Другие колонны были еще в процессе формирования и, по словам
сэра Генри, напоминали обломки колонн в древнегреческом храме, а высоко вверху
смутно вырисовывались острия огромных сосулек, свисавших со свода.
Созерцая
в молчаливом изумлении все это великолепие, мы в то же время слышали, как идет
процесс формирования колонн, потому что время от времени с далекой сосульки,
свисавшей со свода, с еле слышным всплеском вдруг падала капля воды, попадая
прямо на колонну, стоявшую на каменном полу. На некоторые колонны капли падали
по одной через каждые две-три минуты. Интересно было бы подсчитать, сколько
времени при такой скорости просачивания понадобится, чтобы образовалась колонна
примерно в восемьдесят футов высотой и десять футов в диаметре. Достаточно
будет следующего примера, чтобы показать, каким неизмеримо медленным был этот
процесс. Мы обнаружили, что на одной из колонн высечено грубое подобие мумии, у
изголовья которой виднелось изображение сидящего божества. Это было явно одно
из египетских божеств, созданное рукой человека, в глубокой древности
работавшего в копях. Неизвестный художник высек это «произведение искусства» на
уровне нормального человеческого роста, то есть на высоте около пяти футов. Очевидно,
во все времена находилось достаточно бездельников – от жившего в древности финикийского
рабочего до современного английского мальчишки, – желающих во что бы то ни
стало обессмертить себя за счет шедевра, созданного природой. Однако, когда мы
рассматривали это изображение, то есть почти три тысячи лет спустя после того,
как оно было сделано, колонна была еще только восемь футов вышиной и процесс
формирования ее еще далеко не закончился, из чего следует, что скорость его
равнялась одному футу за тысячу лет, или дюйму с небольшим за столетие. Мы
высчитали это, стоя у колонны и прислушиваясь к мерному падению водяных капель.
В
некоторых случаях сталагмиты принимали причудливые формы, в особенности там,
где капли воды, падая, не всегда попадали в одну и ту же точку. Так, одна
огромная глыба, по всей вероятности весом не менее ста тонн, имела форму
церковной кафедры и была снаружи украшена красивым резным узором, похожим на
кружево. Другие напоминали фантастических чудовищ, а на стенах пещеры виднелся
красивый веерообразный орнамент, как будто сделанный из слоновой кости, похожий
на морозный узор на оконном стекле.
Из
огромного главного зала открывались многочисленные выходы в пещеры меньшего
размера, по словам сэра Генри, совсем как выходы, ведущие в маленькие часовни в
больших соборах. Некоторые из них были обширны, но одна или две оказались
совсем крошечными, и все они представляли собой изумительный пример того, как
природа совершает свою работу, руководствуясь теми же самыми неизменными
законами, совершенно независимо от ее масштаба. Одна крошечная пещерка была,
например, размером с большой кукольный дом, и тем не менее она могла бы сойти
за архитектурную модель огромного зала: в ней так же падали капли воды, так же свисали
крошечные сосульки и точно так же формировались белые колонны из шпата.
К
сожалению, у нас было недостаточно времени для того, чтобы осмотреть это красивое
место так внимательно, как хотелось бы, потому что, к несчастью, Гагула
проявляла полное отсутствие интереса к сталактитам и, очевидно, стремилась
покончить с делом как можно скорее. Это ужасно меня раздражало, в особенности
потому, что мне страшно хотелось узнать, если возможно, каким образом в пещеру
проникал свет, была ли создана эта система руками человека или самой природой и
использовалась ли она каким-нибудь образом в древности – что казалось вполне
вероятным. Однако мы утешали себя мыслью, что на обратном пути осмотрим все как
следует, и последовали за нашей зловещей проводницей.
Все
вперед и вперед вела она нас, прямо к дальнему концу огромной молчаливой пещеры.
Там мы увидели другую дверь. Она не образовывала наверху арку, как первая, а
была квадратная и напоминала вход в египетский храм.
– Готовы
ли вы вступить в Чертог Смерти? – спросила Гагула, очевидно со специальной
целью, чтобы нам стало не по себе.
– Веди
же пас, Макдуф, – торжественно произнес Гуд, пытаясь сделать вид, что ому
совсем не страшно.
Мы все
притворялись спокойными, за исключением Фулаты, которая схватила Гуда за руку,
как бы в поисках защиты.
– Становится
немного страшновато, – заметил сэр Генри, заглядывая в темный пролет
двери. – Ступайте вперед, Квотермейн: seniorcs priores. He заставляйте
ждать почтенную леди! – И он вежливо пропустил меня вперед, за что я в
душе совершенно не был ему благодарен.
Тук-тук! –
стучала по полу палка старой Гагулы. Она ковыляла вперед по темному проходу,
зловеще посмеиваясь. Охваченный безотчетным предчувствием несчастья, я начал
отставать.
– Ну,
идите же вперед, дружище, – сказал Гуд, – а не то мы отстанем от
пашей прекрасной проводницы.
После
этого замечания я пошел быстрее и шагов через двадцать оказался в мрачной
пещере около сорока футов длиной, футов тридцать в ширину и высоту. Очевидно, в
глубокой древности она была высечена человеческими руками. Это помещение было
освещено гораздо хуже, чем огромная сталактитовая пещера, через которую мы
только что прошли. Единственное, что я различил в полутьме с первого взгляда,
был массивный каменный стол, простиравшийся по всей длине пещеры, во главе
которого сидела колоссальная белая фигура. Вокруг стола также сидели белые
фигуры нормальной величины. Затем мне удалось рассмотреть в центре стола
какой-то коричневый предмет, а еще через мгновение мои глаза привыкли к
полутьме, и я увидел, что представляли собой все эти фигуры, и опрометью бросился
бежать со всей скоростью, на которую были способны мои ноги. Вообще говоря, я
не из нервных людей и к тому же человек почти совсем не суеверный, так как имел
много случаев убедиться в нелепости суеверий, но я должен сознаться, что то,
что я увидел, потрясло меня до такой степени, что если бы сэр Генри не удержал
меня, ухватив за шиворот, то, честно говоря, через пять минут меня не было бы
уже в сталактитовой пещере. Даже если бы мне посулили все алмазы Кимберли, то и
это не заставило бы меня туда вернуться. Но сэр Генри держал меня так крепко,
что мне не оставалось ничего иного, как покориться своей участи. А через
секунду, когда и его глаза привыкли к темноте, он тотчас же отпустил меня и
начал вытирать со лба покрывший его холодный пот. Что касается Гуда – он тихо
ругался, а Фулата с криком бросилась ему на шею.
Только
Гагула хихикала громко и непрерывно. Действительно, зрелище было страшное. На
дальнем конце длинного каменного стола, держа в костлявых пальцах огромное белое
копье, сидела сама Смерть в виде колоссального человеческого скелета, более
пятнадцати футов высотой. Высоко над головой она держала копье, как бы
собираясь нанести удар. Другой костлявой рукой она опиралась на каменный стол,
как человек, поднимающийся с своего сиденья, а весь скелет наклонился вперед,
так что его шейные позвонки и ухмыляющийся блестящий череп были напряженно
вытянуты в нашу сторону. Пустые глазницы скелета были устремлены на пас, а
челюсти немного разомкнуты, как будто он вот-вот заговорит.
– Силы
небесные! – прошептал я наконец. – Что же это такое?
– А
это что за фигуры? – спросил Гуд, указывая на белое общество, сидящее за
столом.
– А
что же там за предмет, черт возьми? – взволнованно сказал сэр Генри,
указывая на коричневое существо, сидящее на столе.
– Хи-хи-хи! –
смеялась Гагула. – Горе тем, кто входит в Чертог Смерти. Хн-хн хп! Ха-ха!
Приблизься же, Инкубу, столь отважный и бою, приблизься и взгляни на того, кого
ты убил! – и с этими словами старуха схватила его за рукав своими
костлявыми пальцами и потянула к столу.
Мы
последовали за ними. Вдруг она остановилась и указала на коричневую фигуру,
сидящую на столе. Сэр Генри посмотрел туда и с восклицанием отпрянул назад.
Неудивительно, что он был так взволнован,
– там,
на столе, сидел огромный труп Твалы, последнего короля кукуанов. Он был совершенно
обнажен, а голова его, отсеченная боевым топором сэра Генри, покоилась у него
на коленях. Вся поверхность мертвого тела была покрыта топкой стекловидной
пленкой, отчего оно казалось еще более ужасным. Сначала мы совершенно не могли
догадаться о происхождении этой пленки, но вдруг заметили, что с потолка
комнаты регулярно падают капли воды – кап! кап! кап! – прямо на шею трупа,
откуда вода сбегала, растекаясь по всей его поверхности, и наконец уходила в
скалу через крошечное отверстие, пробуравленное в столе. Тогда мне все стало
ясно: тело Твалы превращалось в сталагмит.
Взгляд,
брошенный на белые фигуры, сидящие на каменной скале, окаймлявшей этот жуткий
стол, подтвердил правильность моей догадки. Это несомненно были человеческие
тела, вернее то, что некогда было человеческим телом, превратившимся в
сталагмиты. Таким образом кукуаны с незапамятных времен сохраняли тела своих
умерших королей: они превращали их в камень.
Мне так
и не удалось узнать, в чем заключался весь метод петрификации, если он вообще
существовал, кроме того, что умерших сажали на много лет туда, где каплями просачивалась
вода. Так или иначе, они сидели за столом, покрытые похожей на лед оболочкой,
образовавшейся из кремниевой жидкости, которая сохраняла их на вечные времена.
Невозможно
представить себе что-либо вселяющее больший ужас, чем зрелище этого длинного
ряда царственных мертвецов, облаченных в саваны из прозрачного, как лед, шпата,
сквозь которые можно было смутно различить их черты. Всего их было двадцать
семь, и последним был отец Игнози. Они сидели вокруг этого негостеприимного
стола, за которым председательствовала сама Смерть. По общему количеству
мертвецов можно было заключить, что этот способ сохранения трупов начал
применяться не менее четырех с четвертью веков назад. Если предположить, что
сюда помещали всех царствовавших королей, что, пожалуй, невероятно, так как
безусловно некоторые из них погибали в бою, и считать, что каждый из них
царствовал в среднем пятнадцать лет, то получится примерно эта цифра. Но
колоссальная фигура Смерти, сидящая во главе стола, несомненно была гораздо
старше этого обычая и, если я не ошибаюсь, обязана была своим происхождением
рукам того же художника, который создал трех колоссов. Она была высечена из
цельного сталактита и, если рассматривать ее как произведение искусства, была
задумана и выполнена с исключительным мастерством. Гуд, который разбирался в
анатомии, заявил, что, по его мнению, в анатомическом отношении этот скелет был
совершенным и точно воспроизводил подлинный человеческий скелет до мельчайших
косточек.
Я
считаю, что эта ужасная фигура была плодом извращенной фантазии какого-то
древнего скульптора и что кукуанам уже впоследствии пришла мысль сажать своих царственных
мертвецов за этот стол, за которым председательствовал старший призрак Смерти.
Возможно также, что скелет был некогда помещен здесь, чтобы отпугивать
грабителей, которые могли делать попытки пробраться в сокровищницу, находящуюся
рядом. Не знаю, действительно ли это так. Единственно, что я могу
сделать, – это описать все, как оно есть, а читатель пусть делает
собственные выводы.
Такова
была, во всяком случае, Белая Смерть, и таковы были Белые Мертвецы.
|
