ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Работорговля
Работорговля!
Все знают, что значит это страшное слово, которому не должно быть места в человеческом
языке.
Позорная
торговля людьми долгое время с большой выгодой для себя производилась европейскими
странами владевшими колониями за океаном. Прошло уже много лет после запрещения
работорговли. Однако она все еще ведется, и притом в крупных размерах, –
главным образом в Центральной Африке. В XIX веке некоторые государства,
именующие себя христианскими, еще не поставили свою подпись под актом о
запрещении работорговли.
Многие
полагают, что купля-продажа живых людей безвозвратно канула в прошлое, что
больше ее не существует. Это заблуждение, и читателям необходимо это знать
чтобы глубже понять вторую часть нашего повествования. Пусть все знают, что в
Африке ведется охота на человека, грозящая обезлюдить весь материк. Пусть все
узнают, какие варварские набеги делаются по сие время для того чтобы поставлять
даровую рабочую силу – невольников в некоторые колонии, как полыхают огнем
разграбленные деревни, сколько льется крови при таких набегах и кто извлекает
из них прибыль.
Начало
торговли невольниками-неграми было положено в XV веке, и вот при каких обстоятельствах
она возникла. Изгнанные из Испании мусульмане обосновались по другую сторону
пролива[57]
– на африканском побережье. Португальцы, которые в то время захватили это побережье,
ожесточенно преследовали их. Некоторая часть беглецов была захвачена
преследователями и доставлена в Португалию. Пленников обратили в рабов. Это
были первые африканские рабы в Западной Европе с начала нашей эры.
Но
пленные мусульмане в большинстве своем принадлежали к состоятельным семействам.
Родственники пытались выкупить узников и предлагали много золота. Португальцы
отказывались от самого богатого выкупа. Куда девать иностранное золото? Рабочая
сила для нарождающихся колоний куда нужнее. Короче говоря, Португалии требуются
рабы, а не золото.
Не
получив возможности выкупить пленных родственников, богатые мусульмане предложили
обменять их на большое количество африканских негров, которых было очень легко
добыть. Португальцы приняли столь выгодное предложение. Так было положено
начало торговле рабами в Европе.
В конце
XVI века эта гнусная торговля получила широкое распространение, она не противоречила
варварским нравам той эпохи. Все государства покровительствовали работорговле,
видя в ней верное средство быстрой колонизации своих отдаленных владений в
Новом Свете.
Черные
рабы могли жить и работать в таких местах, где европейцы, не привычные к тропическому
климату, гибли бы тысячами. Поэтому специально построенные суда регулярно стали
поставлять в американские колонии большие партии рабов-негров. Международная
торговля людьми разрасталась, и вскоре на африканском побережье появились
крупные агентства. «Товар» недорого стоил на своей родине и давал огромную
прибыль.
Но как
бы ни были нужны, со всех точек зрения, основанные заморские колонии, это не
могло оправдать бесчеловечной торговли. Многие великодушные люди подняли свой
голос, протестуя против купли-продажи людей. Во имя гуманности требовали они от
европейских правительств закона об отмене рабства негров.
В 1751
году во главе аболиционистского движения стали квакеры. Это произошло в той
самой Северной Америке, где сто лет спустя вспыхнула война за отделение Юга от
Севера, одним из поводов к которой служил вопрос об освобождении негров. Четыре
северных штата – Виргиния, Коннектикут, Массачусетс, Пенсильвания –
провозгласили отмену рабства и дали свободу черным невольникам, доставка
которых на территорию этих штатов стоила им больших денег.
Но
компания, начатая квакерами, не ограничивалась пределами нескольких северных штатов
Нового Света. И по другую сторону Атлантического океана (особенно во Франции и
Англии) усилились нападки на защитников рабства и привлечение сторонников
правого дела.
«Да
погибнут скорее колонии, чем принцип!» – таков был благородный лозунг, прозвучавший
по всему Старому Свету, и он приобрел действенную силу в Европе, вопреки
крупным политическим и экономическим интересам, связанным с этим вопросом.
Толчок был дан.
В 1807
году Англия запретила торговлю рабами в своих колониях, и Франция последовала
ее примеру в 1814 году. Две могущественные нации заключили договор о
запрещении работорговли, который был подтвержден Наполеоном во время Ста дней.[58]
Однако
это была чисто теоретическая декларация. Невольничьи корабли по-прежнему бороздили
моря и выгружали в колониальных портах свой груз «черного дерева».
Нужны
были более практические меры, чтобы положить конец этому злу. Соединенные Штаты
в 1820 году, Англия в 1824 году приравняли работорговлю к пиратству и объявили,
что с работорговцами будут поступать как с пиратами. Это означало, что
пойманным с поличным работорговцам угрожает немедленная казнь. Франция вскоре
примкнула к этому договору. Но южные американские штаты, испанские и
португальские колонии не присоединились к акту об отмене рабства негров. С
большой выгодой для себя они продолжали торговать черными невольниками,
несмотря на то что право досмотра кораблей получило международное признание.
Впрочем, этот досмотр обычно ограничивался проверкой документов подозрительных
судов.
Однако
закон об отмене рабства негров не имел обратной силы. Закон запрещал приобретать
новых рабов, но старым невольникам он не возвратил свободы.
Англия
первая подала пример. 14 мая 1833 года была издана декларация об освобождении
всех негров в британских колониях, и в августе 1838 года шестьсот семьдесят
тысяч черных невольников получили свободу.
Десятью
годами позже, в 1848 году, французская республика освободила рабов в своих колониях
– всего двести шестьдесят тысяч негров.
В 1859
году война, вспыхнувшая между федералистами и конфедералистами Соединенных
Штатов, закончила дело уничтожением рабства негров, и во всей Северной Америке
черные невольники получили свободу.
Итак,
три великие державы завершили это гуманное дело. Ныне работорговля производится
лишь в испанских и португальских колониях и на Востоке для удовлетворения
хозяйственных потребностей в турецких и арабских владениях. Хотя Бразилия не
освободила своих прежних невольников, однако она не допускает появления новых,
и дети негров рождаются в ней свободными людьми.
Но во
Внутренней Африке не прекращаются кровопролитные войны. Туземные царьки
продолжают охотиться на людей, и в результате этих междоусобий целые племена
попадают в рабство.
Невольничьи
караваны следуют по двум направлениям: первый путь лежит на запад, к португальской
колонии – Анголе, второй – на восток, к Мозамбику. Только небольшая часть
несчастных невольников добирается живой до этих конечных пунктов следования
караванов. Отсюда уцелевших отправляют кого на остров Кубу, кого на Мадагаскар,
кого в арабские или турецкие провинции в Азии, в Мекку или в Маскат.
Английские
и французские сторожевые суда не могут помешать этой торговле: при огромной
протяженности береговой линии трудно установить бдительный надзор.
Возникает
вопрос: так ли уж велик размах этого гнусного экспорта?
Да,
очень велик. По самым осторожным подсчетам не менее восьмидесяти тысяч рабов
приводят на побережье, и это, видимо, только десятая часть туземцев, уцелевших
после избиения.
Там, где
происходила эта омерзительная бойня, остаются лишь вытоптанные поля, дымящиеся
развалины опустевших селений. Там реки несут по течению трупы и дикие звери
завладевают всей местностью.
Ливингстон,
идя по следам этих кровавых набегов, не узнавал провинций, в которых он побывал
несколькими месяцами раньше. Его свидетельство подтверждают все остальные путешественники
– Грант, Спик, Бертон, Камерон, Стенли, – посетившие лесистое плоскогорье
Центральной Африки – главную арену кровавых войн туземных царьков. То же зрелище
безлюдья, опустошения и разгрома являют собой некогда цветущие селения в районе
Больших озер, во всей обширной области, поставляющей «черный товар» на
занзибарский рынок, в Борну, и в Феццане, и южнее – вдоль берегов Ньяссы и
Замбези, и западнее – в районе верховий Заира, который пересек отважный Стенли.
Неужели работорговля в Африке прекратится лишь тогда, когда будет уничтожена
вся черная раса. Неужто африканским неграм уготована та же судьба, какая
постигла австралийских туземцев.
Но рынки
испанских и португальских колоний закроются когда-нибудь, их больше не будет –
цивилизованные народы не могут дольше допускать работорговлю!
Да,
конечно, и ныне, в 1878 году, мы должны увидеть как освободят всех рабов,
которыми еще владеют люди в христианских государствах. Тем не менее еще долгие
годы мусульманские страны будут, вероятно, продолжать этот торг, который
сокращает население африканского континента. В эти страны теперь и направляется
наибольшая часть вывозимых из Африки невольников; число туземцев, оторванных от
родины и отправленных на восточное побережье, превосходит ежегодно сорок тысяч.
Задолго до египетской экспедиции негры Сеннаара тысячами продавались неграм
Дарфура, и наоборот. Даже генерал Бонапарт закупил немало негров, из которых он
набрал солдат и составил из них отряды наподобие мамелюков. Прошло уже четыре
пятых XIX века, а работорговля в Африке не уменьшилась. Даже наоборот.
И
действительно, исламизм благосклонно относится к работорговле. Ведь нужно было,
чтобы черный раб заменил в мусульманских странах прежнего белого невольника. И
работорговцы любого происхождения занимаются этой отвратительной торговлей в
широком масштабе. Они доставляют таким образом добавочное население угасающим
расам, которые обречены на вымирание, так как не трудятся и поэтому не
возрождаются. Эти рабы, как во времена Бонапарта, часто становятся солдатами. У
некоторых народов верховья Нила они составляют половину войск африканских
царьков. При этих условиях их участь немногим хуже участи свободных людей. Но
если раб не становится солдатом, он превращается в ходячую монету, даже в
Египте и в Борну офицерам и чиновникам платят этой монетой. Гийом Лежан
рассказывает об этом как свидетель-очевидец.
Таково
состояние работорговли в настоящее время.
Нельзя
замалчивать постыдное снисхождение к торговле людьми, какое проявляют многие
представители европейских держав в Африке. Ведь это неоспоримый факт: в то
время как патрульные суда крейсируют вдоль африканских берегов Атлантического и
Индийского океанов, внутри страны, на глазах у европейских чиновников, широко
развернулся торг людьми. Здесь идут один за другим караваны захваченных
невольников, в определенные сроки происходят массовые избиения, во время
которых убивают десять негров, чтобы одного обратить в рабство.
Так
обстоят дела в Африке и по сей день.
Теперь
будет понятно, почему Дик Сэнд с таким ужасом воскликнул:
– Африка!
Экваториальная Африка! Страна работорговцев и рабов!
И он не
ошибся.
Это
действительно была Африка, где неисчислимые опасности грозили ему самому и всем
его спутникам.
Но в
какую часть африканского континента необъяснимая роковая случайность забросила
их? Несомненно в западную, и это отягощало положение. Скорее всего «Пилигрим»
потерпел крушение именно у побережья Анголы, куда приходят караваны работорговцев
из внутренних областей Экваториальной Африки.
Действительно,
это было побережье Анголы, тот край, который несколько лет спустя ценой
неимоверных усилий пересекли Камерон на юге и Стенли на севере. Из этой
обширной территории, состоящей из трех провинций – Бенгелы, Конго и
Анголы, – в то время была исследована только прибрежная полоса – она
тянется от Нурсы на юге до Заира на севере. Два важнейших населенных пункта на
этом побережье служат портами. Это – Бенгела и Сан-Паоло-де-Луанда, столица
колонии, принадлежащей Португалии.
Внутренние
области Экваториальной Африки в то время почти не были исследованы. Лишь
немногие путешественники отваживались углубляться в эти места. Сырые и жаркие
края, где свирепствует лихорадка, где живут дикари, из которых иные до сих пор
являются людоедами, непрестанные войны между племенами – вот что представляет
собой Ангола, одна из самых опасных областей Экваториальной Африки.
Подозрительное отношение работорговцев ко всякому чужаку, пытающемуся
проникнуть в тайну их бесчестной торговли, еще больше усложняет задачу
путешественников, предпринявших поход в Анголу.
Тюккей в
1816 году поднялся вверх по течению Конго, за водопады Иеллала. Но ему удалось
пройти не более двухсот миль. В такой небольшой экспедиции невозможно было сколько-нибудь
серьезно изучить страну, однако она стоила жизни большей части ее участников.
Тридцать
семь лет спустя доктор Ливингстон прошел от мыса Доброй Надежды до верховья
Замбези. Отсюда в ноябре 1853 года со смелостью, которая осталась
непревзойденной, он пересек Африку с юга на северо-запад, переправился через
Куанго – один из притоков Конго – и 31 мая 1854 года прибыл в
Сан-Паоло-де-Луанда. Ливингстон проложил первую тропинку в неизведанных дебрях
обширной португальской колонии.
Восемнадцать
лет спустя двое отважных исследователей пересекли Африку с востока на запад.
Преодолев неслыханные трудности, оба вышли на побережье Ангола: один – в южной,
другой – в северной его части.
Первым
этот переход совершил лейтенант английского флота Верней-Ловетт Камерон. В 1872
году возникли предположения, что экспедиция американца Стенли, высланная на
поиски Ливингстона в область Больших озер терпит бедствие. Лейтенант Камерон
вызвался отправиться по следам Стенли. Предложение было принято. Камерон
выступил в поход из Занзибара; его сопровождали доктор Диллон, лейтенант Сесиль
Мерфи и Роберт Моффа, племянник Ливингстона. Перейдя Угого, они встретили
печальный караван: верные слуги несли тело Ливингстона к восточному берегу. Камерон
все же продолжал свое путешествие к западу, поставив себе целью во что бы то ни
стало пересечь материк от океана к океану. Через Унияниембе, Угунду он дошел до
Кагуэле, где нашел дневники Ливингстона.
Камерон
переплыл озеро Танганьику, одолел горы Бамбаре, переправился через Луалабу, но
не мог спуститься вниз по течению этой реки. Затем он посетил области,
опустошенные недавними войнами, обезлюдевшие после набегов работорговцев:
Килембу, Уруа, верховье Ломане Улуду, Ловале, прошел через Кванзу и девственные
леса в которые Гэррис завел Дика Сэнда и его спутников. Энергичный лейтенант
Камерон увидел, наконец, волны Атлантического океана. Это путешествие от
Занзибара до Сан-Фелиппе в Бенгеле длилось три года и четыре месяца и стоило
жизни двум спутникам Камерона – доктору Диллону и Роберту Моффа.
На этом
пути открытий американец Генри Стенли вскоре сменил англичанина Камерона.
Известно, что этот неустрашимый корреспондент газеты «Нью-Йорк геральд»,
отправившийся на поиски Ливингстона, нашел его 30 октября 1871 года у Уджиджи,
на берегу озера Танганьика.
Путешествие,
удачно совершенное во имя человеколюбия, Стенли решил продолжить в интересах
географической науки и подробно исследовать берега Луалабы, с которыми в первое
путешествие ознакомился лишь мельком. Камерон еще странствовал в дебрях
Центральной Африки, когда Стенли в ноябре 1874 года выступил из Багамойо на
восточном побережье. Через год и девять месяцев, 24 августа 1876 года, он
покинул опустошенный эпидемией оспы Уджиджи и после семидесятичетырехдневного
перехода достиг Ньянгве, большого невольничьего рынка, где уже до него побывали
Ливингстон и Камерон. В Ньянгве Стенли был свидетелем ужаснейшего кровавого
набега отрядов занзибарского султана на области Марунгу и Маниуема.
Отсюда
Стенли предпринял исследование берегов Луалабы и прошел до самого ее устья. В
его экспедицию входили сто сорок носильщиков, нанятых в Ньянгве, и девятнадцать
лодок. С первых же шагов отряд Стенли должен был сражаться с людоедами из
Угусу. Лодки пришлось тащить на руках, чтобы обойти непроходимые пороги реки. У
экватора, в том месте, где Луалаба изгибается к се-веро-северо-востоку,
пятьдесят четыре лодки, в которых было несколько сот туземцев, напали на маленькую
флотилию Стенли; ему удалось обратить их в бегство.
Затем
отважный исследователь поднялся до второго градуса северной широты и установил,
что Луалаба не что иное, как верховье Заира, или Конго, и, следуя по ее
течению, можно выйти к берегу океана. Этот путь Стенли и выбрал. Дорогой ему
почти каждый день приходилось отбивать нападения прибрежных племен. 3 июня 1877
года во время перехода через пороги Массаса погиб один из его спутников Фрэнсис
Покок. 18 июня лодка Стенли, подхваченная потоком, понеслась прямо к водопаду
Мбело, и только каким-то чудом он спасся от смерти.
Наконец
6 августа Генри Стенли прибыл в селение Ни-Санда, находившееся в четырех днях
пути от берега океана. Через два дня он был в Банца-Мбуко. Здесь его ждали
припасы, посланные навстречу экспедиции двумя торговцами из Эмбомы; в этом
маленьком прибрежном городке Стенли, наконец, разрешил себе отдохнуть.
Трудности и лишения перехода через весь африканский материк, отнявшего у Стенли
два года и десять месяцев жизни, преждевременно состарили этого еще молодого
человека (ему было тридцать пять лет). Зато течение реки Луалабы было
исследовано им до Атлантического океана. Было установлено, что наряду с Нилом,
главной северной артерией Африки, и Замбези, главной восточной ее артерией, на
западе африканского континента течет третья в мире по величине река, длиною в
две тысячи девятьсот миль. Река эта, носящая в разных частях своего течения
названия – Луалаба, Заир и Конго, – соединяет область Больших озер с
Атлантическим океаном.
Экспедиции
Стенли и Камерона прошли вдоль северной и южной границ Анголы. Сама же область
в 1873 году, то есть в то время, когда «Пилигрим» потерпел крушение, была еще
почти не исследована. Об Анголе знали только то, что она представляет собой
главный невольничий рынок на западе Африки и что центрами работорговля в ней
являются Бихе, Касонго и Казонде.
И в эти –
то гибельные места, затерянные в сотне миль от океанского побережья, Гэррис
завлек Дика Сэнда и его спутников: женщину, измученную горем и усталостью,
умирающего ребенка и пятерых негров, обреченных стать добычей алчных
работорговцев.
Да, это
была Африка, а не Южная Америка, где ни туземцы, ни звери, ни климат ничем не
угрожали путникам, где между хребтом Анд и океанским побережьем протянулась
благодатная полоса земли, где разбросано множество поселений, в которых
миссионеры гостеприимно предоставляют приют каждому путешественнику. Как далеко
были Перу и Боливия, куда буря, наверное, принесла бы «Пилигрим», если б
злодейская рука не изменила его курс, и где потерпевшие крушение нашли бы
столько возможностей возвратиться на родину.
Но они
очутились в Африке, в страшной Анголе, да еще в самой глухой ее части, куда не
заглядывали даже португальские колониальные власти. Они попали в дикий край,
где под свист бича надсмотрщиков тянулись караваны рабов.
Что знал
Дик об этой стране, куда забросила его измена? Очень немногое. Он читал сообщения
миссионеров XVI и XVII веков, читал о путешествиях португальских купцов,
которые ездили из Сан-Паоло-де-Луанда по Занру. Наконец, он был знаком с
отчетом доктора Ливингстона о его поездке 1853 года. Этих немногих сведений
было достаточно, чтобы человеку, менее мужественному, чем Дик, внушить ужас.
Действительно,
положение было страшное.
|
