ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
Остров на горизонте
В этот
день разразился ураган – самая ужасная форма бури. Воздушные потоки неслись теперь
с юго-запада со скоростью девяносто миль в час.
Это был
настоящий ураган, один из тех, которые швыряют на берег суда, стоящие в порту
на якорях, срывают с домов крыши и валят на землю прочные строения. Таков был
ураган, разрушивший 23 июля 1825 года Гваделупу.
Если
ураганный ветер может сбросить с лафетов тяжелые орудия, то легко себе представить,
как он швыряет судно, не имеющее другой точки опоры, кроме разбушевавшихся волн.
Но в
этой подвижности и заключается для корабля единственная надежда на спасение. Корабль
не пытается противостоять страшным порывам ветра, он уступает им, и, если
только его конструкция прочна, он может устоят перед любым неистовством бури.
Так было
и с «Пилигримом».
Через
несколько минут после того, как ветер унес марсель, новый порыв изодрал в
клочья стаксель. Ди Сэнд не мог поставить даже трисель, хотя этот маленький
кусок прочной парусины значительно облегчил бы управление судном.
Все
паруса на «Пилигриме» были убраны, но ветер давил на корпус судна, на мачты, на
такелаж, и корабль мчался с огромной скоростью. Порой казалось даже, что он
выскакивает из волн и мчится, едва касаясь воды. Судне отчаянно подбрасывало на
громадных валах, катившихся по океану, и эта килевая качка была страшна.
Но волны
угрожали судну и предательским ударов сзади, потому что целые горы воды неслись
по морю, и скорее, чем шхуна-бриг. Когда корма недостаточно быстро поднималась
на гребень набегавшего сзади вала, он грозил обрушиться на нее и утопить
корабль. В этом-то и заключалась главная опасность для судов, убегающих от
бури.
Но как
бороться с этой опасностью? Ускорить ход «Пилигрима» было нельзя – ведь на
судне все паруса были убраны, а поставить их – не уцелел бы даже крошечные
лоскутик. Единственное, что оставалось делать, – это держать нос вразрез
волне при посредстве руля, но судно часто не слушалось руля.
Дик Сэнд
не отходил от штурвала. Он привязал себя веревкой, чтобы какая-нибудь шальная
волна не смыла его в море. Том и Бат, также привязанные, стояли рядом, готовые
прийти на помощь своему капитану. На носу дежурили, ухватившись за битенг,[48] Геркулес и
Актеон.
Миссис
Уэлдон, маленький Джек, старая Нан и кузен Бенедикт, повинуясь приказу Дика
Сэнда, не покидали свои каюты. Миссис Уэлдон охотнее осталась бы на палубе, но
Дик категорически воспротивился этому – он не мог позволить ей без нужды
рисковать жизнью.
Все люки
были наглухо задраены. Дик надеялся, что они выдержат даже в том случае, если,
по несчастью, волна обрушится на судно. Но если они не выдержат тяжести воды,
случится беда: корабль наполнится водой, потеряет плавучесть и пойдет ко дну. К
счастью, «Пилигрим» был правильно нагружен, и, несмотря на страшную качку, груз
в трюмах не сдвинулся с места.
Дик еще
больше сократил часы, отведенные им для сна. Миссис Уэлдон начала даже тревожиться,
как бы он не заболел от переутомления. Она настояла, чтобы Дик хотя бы
ненадолго лег спать.
В ночь с
13 на 14 марта, в то время как Дик отдыхал, произошло следующее.
Том и
Бат находились на корме. Негоро – он редко появлялся в этой части корабля –
неожиданно подошел к ним и даже попытался завести разговор. Но ни старин Том,
ни его сын ничего не ответили ему.
Вдруг
судно резко накренилось на борт. Негоро упал и, наверное, был бы снесен в море,
если бы не успел уцепиться за нактоуз.
Том
вскрикнул: он испугался за компас.
Дик
Сэнд, расслышав сквозь сон этот крик, мгновенно выбежал на палубу и бросился на
корму.
Но
Негоро уже поднялся на ноги. В руках у него был железный брусок, который он
вынул из-под нактоуза. Он выбросил этот брусок в воду, прежде чем Дик увидел
его.
Значит,
Негоро хотел, чтобы стрелка компаса снова указывала правильное направление?
По-видимому, юго-западный ветер, гнавший теперь судно вперед, служил его тайным
целям.
– Что
случилось? – спросил юноша.
– Да
вот проклятый кок упал на компас! – ответил Том.
В
страшной тревоге Дик нагнулся к нактоузу – он был невредим, и компас,
освещенный лампочками, по-прежнему покоился на двух концентрических кругах
своего подвеса.
Молодой
капитан вздохнул с облегчением. Если бы испортился единственный компас, это
было бы непоправимым несчастьем.
Но Дик
Сенд не мог знать, что после того, как из-под нактоуза был убран железный
брусок, стрелка компаса заняла вновь нормальное положение и указывала своим
острием прямо на магнитный полюс.
Негоро
нельзя было винить за то, что он упал на компас (это могло быть простой случайностью),
но все же Дик Сенд вправе был удивиться, застав его в такой поздний час на
корме судна.
– Что
вы делаете здесь? – спросил он.
– То,
что мне нравится, – отвечал Негоро.
– Что
вы сказали?… – сердито крикнул Дик.
– Я
сказал, – спокойно ответил судовой кок, – что нет правила, которое
запрещало бы гулять по корме.
– Такого
правила не было, но с этого часа я его устанавливаю, – сказал Дик
Сенд. – Я запрещаю вам ходить на корму!
– Вот
как! – насмешливо протянул Негоро.
И этот
человек, обычно так хорошо владевший собой, сделал угрожающее движение.
Молодой
капитан выхватил из кармана револьвер и прицелился в судового кока.
– Негоро, –
сказал он, – знайте, что я никогда не расстаюсь с револьвером и что при
первом же случае нарушения дисциплины я прострелю вам голову!
Негоро
вдруг почувствовал, что какая-то непреодолимая сила клонит его к палубе. Это
Геркулес положил свою тяжелую руку ему на плечо.
– Капитан
Сенд, – сказал великан, – разрешите мне выбросить этого негодяя за
борт? Акулы будут довольны. Они ведь ничем не брезгуют.
– Нет,
еще не время, Геркулес, – ответил Дик Сенд.
Негоро
выпрямился, когда гигант снял руку с его плеча. Проходя мимо Геркулеса, он пробормотал
сквозь зубы:
– Погоди,
проклятый негр, ты дорого заплатишь мне за это!
Направление
ветра изменилось, по крайней мере так подумал Дик Сенд, посмотрев на компас, –
он перескочил сразу на четыре руьба. Юношу очень удивило, что такая резкая
перемена никак не отразилась на море.
Судно
шло прежним курсом, но волны, вместо того чтобы ударять в корму, били теперь
под углом в левый борт. Такое положение было опасным, и Дику Сенду пришлось,
спасаясь от этих коварных ударов волн, изменить курс на четыре румба.
Тревожные
мысли не давали покоя молодому капитану. Он спрашивал себя, не существовало ли
связи между сегодняшним нечаянным падением Негоро и поломкой первого компаса.
Зачем пришел на корму судовой кок? Что ему было делать там? Может быть, он
почему-либо заинтересован в том, чтобы и второй компас пришел в негодность? Для
чего это могло ему понадобиться? Дик не мог найти объяснения этой загадке. Ведь
Негоро не меньше, чем все остальные, должен был желать поскорее добраться до
американского материка.
Мисс
Уэлдон, когда Дик Сенд рассказал ей об этом происшествии, заметила, что и она
не доверяет Негоро, но не видит оснований подозревать его в предумышленной
порче навигационных приборов.
Все же
осторожности ради Дик решил постоянно наблюдать за Негоро. Не довольствуясь
этим, он переселил Динго на корму, зная что судовой кок избегает собаки. Но
Негоро помнил запрет молодого капитана и больше не показывался на корме, где
ему решительно нечего было делать по своим служебным обязанностям.
Всю
неделю буря свирепствовала с прежней силой. Барометр упал еще ниже. С 14 по 26
марта ветер не спадал ни на минуту, так что нельзя было выбрать момента
затишья, чтобы поставить паруса.
«Пилигрим»
несся на северо-восток со скоростью не менее двухсот миль в сутки, а земля все
не показывалась! Между тем эта земля – континент Америки – огромным барьером
протянулась более чем на сто двадцать градусов между Тихим и Атлантическим
океанами.
Дик Сенд
спрашивал себя, не потерял ли он рассудка, не совершил ли он какой-нибудь
ужасной ошибки в счислении – ошибки, вследствие которой «Пилигрим» уже много
дней идет по неправильному курсу. Но нет, он не мог так ошибиться. Солнце, хоть
и пряталось за тучами, неизменно всходило перед носом корабля и закатывалось
позади кормы. Что же в таком случае произошло с землей, о которую его корабль
мог разбиться? Куда девалась эта Америка, если ее нет здесь? Северная или Южная
Америка – все было возможно в этом хаосе, – но к одной из двух должен был
пристать «Пилигрим». Что произошло с начала этой ужасной бури? Что происходит
сейчас, если этот берег – к счастью или несчастью путников – все не появлялся
перед их глазами? И не следовало ли предположить, что компас обманул их? Ведь
Дик не мог проверять его показания после того, как был испорчен второй компас.
Предположение это все крепло у Дика, потому что только оно одно могло объяснить,
почему до сих пор не видно никакой земли.
Все
время, свободное от дежурства у штурвала, Дик внимательно изучал карту. Но
сколько он ни вопрошал карту, он не находил объяснения непостижимой загадке.
Около
восьми часов утра 26 марта произошло событие величайшей важности.
Вахтенный
– это был Геркулес – вдруг закричал:
– Земля!
Земля!
Дик Сэнд
ринулся на бак. Геркулес не был моряком. Может быть, глаза обманывали его?
– Где
земля? – крикнул Дик.
– Там! –
ответил Геркулес, указывая рукой на едва различимую точку в северо-восточной
части горизонта.
Голос
его был едва слышен среди отчаянного рева ветра и моря.
– Вы
видели землю? – переспросил юноша.
– Да! –
ответил Геркулес, кивая головой. И он снова протянул руку, указывая на
северо-восток юноша вперил глаза вдаль… и ничего не увидел.
В эту
минуту, нарушая обещание, данное Дику, на палубу вышла миссис Уэлдон – она
услышала восклицание Геркулеса.
– Миссис
Уэлдон! – крикнул Дик.
Слов
миссис Уэлдон нельзя было расслышать; она те же пыталась разглядеть землю, которую
заметил Геркулес, и, казалось, вся жизнь ее сосредоточилась в этом взгляде.
Но,
очевидно, Геркулес указывал неверное направление – ни миссис Уэлдон, ни Дик ничего
не обнаружили на горизонте.
Но вдруг
Дик в свою очередь вытянул руку вперед.
– Да!
Земля! Земля! – крикнул он.
В
просвете между тучами показалось что-то похоже на горную вершину. Глаза моряка
не могли ошибиться – это была земля.
– Наконец-то,
наконец-то! – повторял он вне себя радости.
Дик
крепко ухватился за поручни; миссис Уэлдон поддерживал Геркулес, она не сводила
глаз с земли, которую уже не чаяла увидеть.
Берег
находился в десяти милях с подветренной стороны, по левому борту. Просвет между
тучами увеличился, показался кусок неба. И теперь уже явственно можно было
различить высокую вершину горы. Без сомнения, это был какой-нибудь мыс па
американском континенте.
«Пилигрим»,
плывший с оголенными мачтами, не мог держать курс на этот мыс. Но судно
неизбежно должно было подойти к земле – это стало вопросом нескольких часов.
Было уже восемь часов утра; значит, до наступления полудня «Пилигрим» подойдет
к самому берегу.
По знаку
юного капитана Геркулес отвел в каюту миссис Уэлдон: в такую сильную качку она
не могла бы сама пройти по палубе.
Постояв
еще минутку на носу, молодой капитан вернулся к штурвалу, у которого стоял Том.
Наконец –
то Дик увидел эту долгожданную и такую желанную землю! Почему же вместо радости
он испытывал страх? Потому что появление земли под ураганным ветром перед
быстро несущимся кораблем означало крушение со всеми его ужасными
последствиями.
Прошло
два часа. Скалистый мыс был уже виден на траверсе.[49]
В этот
момент Негоро снова появился на палубе. Он пристально посмотрел на берег, кивнул
головой с многозначительным видом человека, знающего то, чего не знают другие,
и, пробормотав какое-то слово, которое никто не расслышал, тотчас же ушел на
свой камбуз.
Дик Сэнд
тщетно старался разглядеть за мысом низкую линию побережья.
На исходе
второго часа мыс остался справа за кормой судна, но очертания берега все еще не
обрисовались.
Между
тем горизонт прояснился, и высокий американский берег, окаймленный горной цепью
Анд, должен был бы отчетливо виднеться даже на расстоянии двадцати миль.
Дик Сэнд
вооружился подзорной трубой и, медленно переводя ее, осмотрел всю восточную
сторону горизонта.
Земли в
виду не было.
В два
часа пополудни замеченная утром земля исчезла бесследно позади «Пилигрима».
Впереди
подзорная труба не могла обнаружить ни высоких, ни низких берегов.
Тогда
Дик, громко вскрикнув, бросился вниз по трапу и вбежал в капоту, где находились
миссис Уэлдон, маленький Джек, Нан и кузен Бенедикт.
– Остров!
Это был остров! – воскликнул он. – Только остров!
– Остров,
Дик? Но какой? – спросила миссис Уэлдон.
– Сейчас
посмотрим по карте! – ответил юноша и, сбегав в каюту, он принес
корабельную карту.
– Вот,
миссис Уэлдон, вот! – сказал он, развернув карту. – Земля, которую мы
заметили, может быть только этой точкой, затерянной среди Тихого океана. Это
остров Пасхи. Других островов в этих местах нет.
– Значит,
земля осталась позади? – спросила миссис Уэлдон.
– Да,
нас уже далеко отнесло ветром… Миссис Уэлдон пристально всматривалась в едва
заметную точку на карте – остров Пасхи.
– На
каком расстоянии от американского берега находится этот остров?
– В
тридцати пяти градусах.
– Сколько
это миль?
– Около
двух тысяч.
– Но,
значит, «Пилигрим» почти не сдвинулся с места! Как могло случиться, что мы все
еще находимся так далеко от земли?
– Миссис
Уэлдон… – начал Дик Сэнд и несколько раз провел рукой по лбу, как бы для
того чтобы собраться с мыслями. – Я не знаю… Я не могу объяснить… Да, не
могу… Разве что компас у нас неисправен… Но этот остров может быть только
островом Пасхи – ветер все время гнал нас к северо-востоку… Да, это остров
Пасхи, и надо; бога благодарить, что мы, наконец, узнали, где мы находимся. Мы
в двух тысячах миль от берега – что ж!.. Зато я теперь знаю, куда нас загнала
буря! Когда она утихнет, мы высадимся на американском побережье. У нас есть
надежда на спасение! По крайней мере теперь наш корабль не затерян в
беспредельности Тихого океана.
Уверенность
молодого капитана передалась всем окружающим. Даже миссис Уэлдон повеселела.
Несчастным путешественникам казалось, что уже все беды миновали и «Пилигрим»
как будто находится близ надежной гавани и надо теперь только подождать
прилива, чтобы войти в нее.
Остров
Пасхи – его настоящее название Вай-Гу, или Рап-Нуи, – был открыт Давидом в
1686 году; его посетили Кук и Лаперуз. Он расположен под 27° южной широты и
112° восточной долготы. Так выяснилось, что шхуна-бриг на пятнадцать градусов
уклонилась на север от своего курса. Дик Сэнд приписал это буре, которая гнала
корабль на северо-запад.
Итак,
«Пилигрим» все еще находился в двух тысячах миль от суши. Если ветер будет дуть
с той же ураганной силой, судно пробежит это расстояние дней за десять и
достигнет побережья Южной Америки. Но неужели за это время погода не улучшится?
Неужели нельзя будет поднять паруса даже тогда, когда «Пилигрим» окажется в
виду земли?
Дик Сэнд
надеялся на это, он говорил себе, что ураган, бушующий уже много дней подряд, в
конце концов утихнет. Появление острова Пасхи юноша считал счастливым
предзнаменованием: ведь теперь он точно знал, в каком месте океана находится
«Пилигрим». Это вернуло ему веру в самого себя и надежду на благополучный исход
путешествия.
Да,
словно по милости провидения, путники заметили средь беспредельного простора океана
одинокий остров, малую точку, и это сразу подняло в них бодрость. Корабль их
все еще был игрушкой ветра, но по крайней мере они плыли теперь не вслепую.
Прочно
построенный и хорошо оснащенный «Пилигрим» мало пострадал от неистовых натисков
бури. Он лишился только марселя и стакселя, но этот ущерб нетрудно будет возместить.
Ни одна капля воды не просочилась внутрь судна сквозь тщательно законопаченные
швы корпуса и палубы. Помпы были в полной исправности.
В этом
отношении опасность не грозила «Пилигриму».
Но
ураган все еще продолжал бушевать, и казалось – ничто не могло умерить ярость
стихий. Молодой капитан в какой-то мере вооружил свое судно для борьбы с ними,
но не в его силах было заставить ветер утихнуть, волны – успокоиться, небо –
проясниться… На борту своего корабля он был первым после бога, а за бортом –
один лишь бог повелевал ветрами и волнами.
|
