 Увеличить |
Глава XXXI
Вперёд, мои друзья! В брешь, напролом!
Закроем брешь стеной английских тел!
… Вы, иомены мои,
Вы англичане родом — покажите,
Что от природы и по воспитанью
Вы храбрецы…
«Король Генрих V»
Хотя Седрик не слишком полагался на слова Ульрики, всё же
он поспешил сообщить Чёрному Рыцарю и иомену Локсли о данном ею обещании. Они
были рады узнать, что в осаждённой крепости у них есть союзница, которая в
случае нужды облегчит им доступ в замок. И Чёрный Рыцарь и Локсли были вполне
согласны с саксом, что следует попытаться во что бы то ни стало взять стены
приступом, так как это единственное средство выручить пленных, попавших в руки
жестокого барона Фрон де Бефа.
— Потомок короля Альфреда в опасности, — сказал
Седрик.
— Честь благородной дамы в опасности, —
прибавил Чёрный Рыцарь.
— Клянусь образом святого Христофора, что у меня на
перевязи, — воскликнул иомен, — если бы дело шло только о спасении
верного слуги, бедняги Вамбы, я бы не пожалел своей руки или ноги, лишь бы ни
один волос не упал с его головы!
— И я также, — сказал отшельник. — Как
можно, сэры! Я уверен, что дурак — такой дурак, который ни в чём не виноват, да
ещё мастер своего дела и умеет придать вкус и смак каждой чаше вина, не хуже
доброго ломтя ветчины, — такой дурак, братцы, говорю я, всегда может
рассчитывать на умного монаха. Тот за него и помолится и подерётся, пока сам не
забудет, как читать молитвы и орудовать бердышом! — С этими словами он
завертел над головой своей тяжёлой дубиной, словно это был лёгкий пастушеский
посох.
— Дело говоришь, святой причетник! — воскликнул
Чёрный Рыцарь. — Это так же верно, как если бы это говорил не ты, а сам
святой Дунстан. Ну, добрый мой Локсли, не пора ли благородному Седрику принять
на себя начальство и вести нас на приступ?
— Нет, я не возьмусь, — возразил Седрик. —
Я не обучен ни искусству осады, ни обороны тех твердынь, которые норманские
тираны воздвигли в нашей угнетённой стране. Драться я готов в первых рядах. Но
мои честные соседи знают, что я не солдат и не обучен воинскому искусству вести
штурм крепостей.
— Коли так, благородный Седрик, — сказал
Локсли, — я с охотой возьмусь командовать стрелками, и повесьте меня на том
дубе, под которым собирался мой отряд, если хоть один из защитников,
показавшийся из-за стен, не будет осыпан таким множеством стрел, сколько бывает
чесноку в рождественском окороке.
— Хорошо сказано, бравый иомен! — отвечал
Чёрный Рыцарь. — Если вы считаете меня подходящим человеком для
командования и если среди этих смелых молодцов найдётся достаточное количество
желающих идти за настоящим английским рыцарем, каким я смело могу считать себя,
я с радостью предлагаю своё искусство и боевой опыт — и поведу атаку на стены
замка.
Распределив таким образом роли, вожди пошли на приступ,
исход которого уже известен читателю.
Когда передовая башня была завоёвана, Чёрный Рыцарь
послал эту радостную весть иомену Локсли; в то же время он просил Локсли как
можно внимательнее наблюдать за осаждёнными и помещать им сосредоточить свои
силы для внезапной атаки, чтобы снова отбить взятое у них укрепление. Для
рыцаря было особенно важно не допустить неприятеля произвести вылазку: он знал,
что плохо вооружённые и вовсе не обученные добровольцы, которыми он командовал,
не будут в состоянии выдержать натиск опытных воинов, составлявших свиту
норманских рыцарей, так как те не только превосходили осаждающих своим
вооружением, но и обладали спокойной самоуверенностью, возникающей под влиянием
дисциплины и долгих военных упражнений.
Рыцарь воспользовался временем затишья, приказав
соорудить плавучий мост или, вернее, длинный плот, с помощью которого он
надеялся перебраться через ров. Устройство такого плота задерживало дальнейшее
наступление, но предводители не очень жалели об этом промедлении, тем более что
оно давало возможность Ульрике оказать осаждающим обещанную помощь.
Когда плот был готов. Чёрный Рыцарь обратился к
осаждающим с такой речью:
— Больше ждать нечего, друзья мои. Солнце склоняется
к западу, а у меня есть такое дело, которое не дозволит мне провести с вами ещё
один день. К тому же будет чудо, если на помощь противнику из Йорка не
подоспеет конница. Нам надо торопиться. Один из вас пойдёт к Локсли и скажет
ему, чтобы он начинал стрельбу из луков с противоположной стороны замка и
подвигался вперёд, как бы на приступ. А вы, стойкие английские молодцы,
оставайтесь со мной и приготовьтесь спустить на воду плот, как только откроют
ворота башни. Смело следуйте за мной по доскам и помогите мне разбить вон те
ворота в главной стене крепости. Те из вас, кто не желает участвовать в этом
деле или у кого нет подходящего оружия, пусть займут вершину передовой башни,
хорошенько натянут луки и стреляют в каждого, кто покажется на противоположной
стене замка. Благородный Седрик, ты возьмёшь на себя труд распоряжаться
остающимися?
— О нет! Клянусь душой Херварда, — отвечал
Сакс, — распоряжаться я не умею! Но пусть потомство проклинает меня и в
могиле, если я не стану биться в первом ряду, куда бы ты ни повёл нас. Ведь это
моё кровное дело, и потому мне прилично идти впереди всех.
— Подумай, однако, благородный Сакс, — возразил
рыцарь, — на тебе ни панциря, ни кольчуги, ты в одном лёгком шлеме, а
вместо ратных доспехов у тебя только шит да меч.
— Тем лучше, — отвечал Седрик. — Тем легче
мне будет лезть на эту стену. И — не сочти за похвальбу, сэр рыцарь, — я
тебе покажу сегодня, что саксонец с обнажённой грудью так же смело идёт в бой,
как норманн в стальном панцире.
— Ну, так с богом! — сказал Чёрный
Рыцарь. — Растворяйте ворота и спускайте на воду плавучий мост.
Ворота, которые вели из передовой башни ко рву и
приходились напротив ворот для вылазок в главной стене замка, внезапно
распахнулись. Плот столкнули на воду. Он образовал поперёк рва скользкий и
опасный переход, на котором умещалось не больше двух человек в ряд. Вполне
сознавая, как важно захватить неприятеля врасплох, Чёрный Рыцарь, а за ним и
Седрик спрыгнули на плавучий мост и быстро перебрались на другой берег. Тут
рыцарь принялся наносить громовые удары топором по воротам замка. От сыпавшихся
сверху стрел и камней он был несколько защищён остатками подъёмного моста,
уничтоженного храмовником во время отступления из передовой башни. Часть настила
этого моста вместе с подъёмными блоками так и осталась прикреплённой к верхнему
выступу портала, образуя нечто вроде навеса над Седриком и рыцарем. Люди,
перешедшие по плавучему мосту вслед за рыцарем, были лишены этого прикрытия.
Двое, пронзённые стрелами, были убиты наповал, двое других упали в ров,
остальные поспешно скрылись в башне.
Положение Седрика и Чёрного Рыцаря было поистине опасно.
Оно было бы ещё опаснее, если бы не дружная помощь стрелков, засевших в
передовой башне: они не переставали осыпать стрелами бойницы на стенах,
отвлекая внимание защитников замка и мешая им обрушивать на обоих вождей
метательные снаряды, которые угрожали уничтожить навес над их головами. Тем не
менее грозившая Чёрному Рыцарю опасность увеличивалась с каждой минутой.
— Не стыдно ли вам! — кричал де Браси своим
солдатам. — Какие же вы стрелки, если эти два пса хозяйничают под самыми
стенами замка! Сворачивайте зубцы с вершины стены и валите их вниз! Доставьте
ломы, рычаги и своротите вот этот зубец! — Он указал на тяжёлый каменный
выступ, украшенный резьбой и выдававшийся над парапетом.
В эту минуту осаждающие увидели красный флаг,
выставленный из окна угловой башни, о которой Ульрика говорила Седрику.
Отважный иомен Локсли, пробираясь в передовое укрепление, чтобы узнать, как
идёт осада, первый заметил этот сигнал.
— Георгий Победоносец! — крикнул он. —
Святой Георгий за Англию! Вперёд, смелые иомены! Что же вы оставили рыцаря и
благородного Седрика? Вдвоём, что ли, они будут штурмовать крепость? Эй, монах,
шальная голова, покажи, как ты умеешь драться за свои чётки! Вперёд, отважные
иомены! Замок наш, у нас есть союзники внутри крепости. Видите красный флаг?
Это условный сигнал. Замок Торкилстон наш! Подумайте о чести, о добыче! Ещё
одно усилие — и мы возьмём крепость!
С этими словами он натянул лук и пронзил стрелой грудь
одного из воинов, который, по приказу де Браси, принялся сдвигать огромный
камень со стены, собираясь обрушить его на головы Седрика и Чёрного Рыцаря.
Другой воин выхватил из рук умирающего железный лом, которым тот орудовал,
подсунул его под каменный зубец, но меткая стрела вонзилась в его шлем, и он
мёртвый упал через парапет в ров, полный воды. Остальные бойцы растерялись,
видя, что никакие доспехи не могут устоять против страшного стрелка.
— Струсили, подлецы? — крикнул де Браси. —
Mount joye Saint Denis![27] Подайте
мне лом!
Он схватил лом и начал подсовывать под камень, который
был так велик и тяжёл, что если бы упал вниз, то, наверно, сломал бы упоры
подъёмного моста, служившие прикрытием для осаждающих, и, кроме того, потопил
бы плот, по которому они переправились через ров. Все увидели опасность, и даже
храбрейшие (в том числе и отважный отшельник) не решались ступить на плот.
Локсли трижды стрелял в де Браси, и всякий раз стрела отскакивала от его
непроницаемой брони.
— Чёрт бы побрал твои испанские доспехи! —
ворчал Локсли. — Будь они сработаны английским кузнецом, мои стрелы давно
бы прокололи их насквозь, как шёлк или холстину. — И он закричал во весь
голос: — Эй, товарищи! Друзья! Благородный Седрик! Идите назад! Дайте свалить
глыбу!
Но они не слышали его голоса, так как грохот,
производимый топором рыцаря, разбивавшего ворота, мог бы заглушить даже
двадцать боевых труб. Правда, верный Гурт спрыгнул на мостик и побежал предупредить
Седрика об угрожавшей опасности или разделить его участь. Но предупреждение
пришло бы слишком поздно, потому что громадный камень начинал уже колебаться и
де Браси в конце концов свалил бы его вниз, если бы у самого его уха не
раздался голос храмовника:
— Всё пропало, де Браси: замок горит.
— Да ты с ума сошёл! — воскликнул рыцарь.
— Вся западная сторона охвачена пламенем. Я пробовал
тушить, но всё было тщетно.
Бриан де Буагильбер сообщил эту ужасную новость с суровым
спокойствием, составлявшим основную черту его характера; но не так принял это
известие его изумлённый товарищ.
— Святые угодники! — сказал де Браси. —
Что делать? Обещаю поставить святому Николаю в Лиможе подсвечник из чистого
золота…
— Не торопись со своими обетами, — прервал его
храмовник. — Выслушай меня, веди своих людей вниз, будто бы на вылазку,
раствори ворота. Там на плоту только двое человек, опрокинь их в ров, а сам со
своими людьми бросайся к передовой башне. Тем временем я подоспею к наружным
воротам и буду атаковать башню с той стороны. Если нам удастся снова овладеть
этим пунктом, будь уверен, что мы сумеем защищаться до тех пор, пока не придут
к нам на выручку, или по крайней мере сдадимся на выгодных условиях.
— Это хорошая мысль, — сказал де Браси. —
Я свою задачу выполню… А ты, храмовник, меня не выдашь?
— Вот тебе моя рука и перчатка, не выдам, —
отвечал Буагильбер. — Но надо спешить! Скорее, во имя бога!
Де Браси наскоро собрал своих людей и бросился вниз, к
воротам, которые приказал распахнуть настежь. Как только это было исполнено,
чудовищная сила Чёрного Рыцаря позволила ему ворваться внутрь, невзирая на
сопротивление де Браси и его воинов. Двое передовых тотчас упали мёртвыми, а
остальные были оттеснены назад, как ни старался их начальник остановить
отступавших.
— Скоты! — кричал де Браси. — Неужели вы
дадите двоим овладеть нашим единственным средством к спасению?
— Да ведь это сам чёрт! — сказал один старый
воин, сторонясь от ударов Чёрного Рыцаря.
— А хоть бы и чёрт! — возразил де Браси. —
В ад вы, что ли, хотите от него бежать? Замок горит, негодяи! Пусть отчаяние
придаст вам храбрости, или пустите меня вперёд — я сам разделаюсь с этим
рыцарем!
И вправду, в этот день де Браси постоял за свою рыцарскую
честь и показал, что он достоин славы, завоёванной им в междоусобных войнах
этого ужасного времени. Сводчатый проход в стене, куда вели ворота, стал ареной
рукопашной схватки двух бойцов. Гулко отдавались под каменными сводами яростные
удары, которые наносили они друг другу: де Браси — мечом, а Чёрный Рыцарь —
тяжёлым топором. Наконец де Браси получил такой удар, отчасти отражённый щитом,
что во весь рост растянулся на каменном полу.
— Сдавайся, де Браси, — сказал Чёрный Рыцарь,
склонившись над ним и занеся над решёткой его забрала роковой кинжал, которым
рыцари приканчивали поверженных врагов (оружие это называлось кинжалом
милосердия), — сдавайся, Морис де Браси, покорись без оглядки, не то
сейчас тебе конец!
— Не хочу сдаваться неизвестному победителю, —
отвечал де Браси слабым голосом, — скажи мне своё имя или прикончи меня…
Пусть никто не сможет сказать, что Морис де Браси сдался в плен безымянному
простолюдину.
Чёрный Рыцарь прошептал несколько слов на ухо
поверженному противнику.
— Сдаюсь в плен, — отвечал норманн, переходя от
упрямого и вызывающего тона к полной, хотя и мрачной покорности.
— Ступай в передовую башню, — сказал победитель
властно, — и там ожидай моих приказаний.
— Сначала позволь доложить тебе, — сказал де
Браси, — что Уилфред Айвенго, раненый и пленённый, погибнет в горящем
замке, если не оказать ему немедленной помощи.
— Уилфред Айвенго, — воскликнул Чёрный
Рыцарь, — в плену и погибает! Если хоть один волос на его голове опалит
огнём, всё население замка ответит мне за это жизнью. Укажи мне, в которой он
комнате.
— Вон там витая лестница, — сказал де
Браси. — Взойди наверх, она ведёт в его комнату… Если угодно, я провожу
тебя, — прибавил он покорным тоном.
— Нет, иди в передовую башню и жди моих
распоряжений. Я тебе не доверяю, де Браси.
В продолжение этой схватки и последовавшего за ней
краткого разговора Седрик во главе отряда, среди которого особенно видное место
занимал отшельник, оттеснил растерявшихся и впавших в отчаяние воинов де Браси;
одни из них просили пощады, другие тщетно пытались сопротивляться, а большая
часть бросилась бежать ко внутреннему двору. Сам де Браси поднялся на ноги и
печальным взглядом проводил своего победителя.
— Он мне не доверяет! — прошептал де
Браси. — Но разве я заслужил его доверие?
Он поднял меч, валявшийся на полу, снял шлем в знак
покорности и, перейдя через ров, отдал свой меч иомену Локсли.
Пожар между тем разгорался всё сильнее; отсветы его
постепенно проникли в ту комнату, где Ревекка ухаживала за раненым Айвенго. Шум
возобновившейся битвы пробудил его от короткого сна. По его настоятельной
просьбе заботливая сиделка снова заняла место у окна, с тем чтобы наблюдать за
ходом борьбы и сообщать ему, что делается под стенами; но некоторое время она
ничего не могла разобрать, так как всё заволокло какимто смрадным туманом.
Наконец дым чёрными клубами ворвался в комнату; затем, невзирая на
оглушительный шум сражения, послышались крики: «Воды, воды!» — и они поняли,
что им угрожает новая опасность.
— Замок горит! — сказала Ревекка. — Пожар!
Как нам спастись?
— Беги, Ревекка, спасай свою жизнь, — сказал
Айвенго, — а мне уже нет спасения.
— Я не уйду от тебя, — отвечала Ревекка. —
Вместе спасёмся или погибнем. Но, великий боже, мой отец, отец! Какая судьба
постигнет его?
В эту минуту дверь распахнулась настежь, и на пороге
появился храмовник. Вид его был ужасен: золочёные доспехи — проломлены и залиты
кровью, а перья на шлеме частью сорваны, частью обгорели.
— Наконец-то я нашёл тебя, Ревекка! — сказал
он. — Ты увидишь теперь, как я сдержу своё обещание делить с тобой и горе
и радости. Нам остался один только путь к спасению. Я преодолел десятки
препятствий, чтобы указать тебе этот путь, — вставай и немедля иди за
мной.
— Одна я не пойду, — сказала Ревекка. —
Если ты рождён от женщины, если есть в тебе хоть капля милосердия, если твоё
сердце не так жестоко, как твоя железная броня, — спаси моего старого
отца, спаси этого раненого рыцаря.
— Рыцарь, — отвечал храмовник со свойственным
ему спокойствием, — всякий рыцарь, Ревекка, должен покоряться своей
участи, хотя бы ему пришлось погибнуть от меча или огня. И какое мне дело до
того, что станет с евреем?
— Свирепый воин, — воскликнула Ревекка, —
я скорее погибну в пламени, чем приму спасение от тебя!
— Тебе не придётся выбирать, Ревекка, — один
раз ты заставила меня отступить, но ни один смертный не добьётся от меня этого
дважды.
С этими словами он схватил испуганно кричавшую девушку и
унёс её вон из комнаты, невзирая на её отчаянные крики и на угрозы и проклятия,
которые посылал ему вслед Айвенго:
— Храмовник, подлый пёс, позор своего ордена!
Отпусти сейчас же эту девицу! Предатель Буагильбер! Это я, Айвенго, тебе
приказываю! Негодяй! Ты заплатишь мне за это своей кровью.
— Я бы, пожалуй, не нашёл тебя, Уилфред, если бы не
услышал твоих криков, — сказал Чёрный Рыцарь, входя в эту минуту в
комнату.
— Если ты настоящий рыцарь, — отвечал
Уилфред, — не заботься обо мне, а беги за тем похитителем, спаси леди
Ровену и благородного Седрика.
— Всех по порядку, — сказал Рыцарь Висячего
Замка, — но твоя очередь первая.
И, схватив на руки Айвенго, он унёс его так же легко, как
храмовник унёс Ревекку, добежал с ним до ворот и, поручив свою ношу заботам
двух иоменов, сам бросился обратно в замок выручать остальных пленных.
Одна башня была вся объята пламенем; огонь стремительно
вырывался изо всех окон и бойниц. Но в других частях замка толщина стен и
сводчатых потолков ещё противилась действию огня, и тут бушевала человеческая
ярость, едва ли не более страшная и разрушительная, чем пламя пожара.
Осаждающие преследовали защитников замка из одной комнаты в другую и, проливая
их кровь, удовлетворяли ту жажду мести, которая давно уже накопилась у них
против свирепых воинов тирана Фрон де Бефа. Большинство защищалось до последнего
вздоха; немногие просили пощады, но никто не получил её. Воздух был наполнен
стонами и звоном оружия, на полу было скользко от крови умирающих и раненых.
Среди этого смятения Седрик бегал по всему замку,
отыскивая Ровену, а верный Гурт, поминутно рискуя жизнью, следовал за ним,
чтобы отвратить удары, направленные на его хозяина. Благородному Саксу
посчастливилось достигнуть комнаты его питомицы в ту минуту, когда она уже
совершенно отчаялась в возможности спасения и, крепко прижимая к груди распятие,
сидела в ожидании неминуемой смерти. Седрик поручил Ровену попечениям Гурта,
приказав проводить её до передовой башни, куда путь был уже очищен от врагов и
ещё не был преграждён пожаром. Покончив с этим делом, честный Седрик поспешил
на выручку своему другу Ательстану, твёрдо решившись любой ценой спасти
последнего отпрыска саксонской королевской фамилии. Но находчивость Вамбы уже
обеспечила свободу ему самому и его товарищу по злоключениям, прежде чем Седрик
дошёл до старинного зала.
Когда шум битвы возвестил, что сражение в самом разгаре,
Вамба принялся кричать изо всех сил: «Святой Георгий и дракон! Победоносец
святой Георгий, постой за родную Англию! Ура, наша взяла!» Чтобы эти крики были
страшнее, он стал грохотать ржавым оружием, находившися в зале, где они были
заключены.
Часовой, стоявший в смежной комнате, струсил, но ещё
больше испугался он шума, производимого Вамбой, и, растворив настежь наружную
дверь, побежал доложить храмовнику, что неприятель ворвался в старый зал. Между
тем пленники без всяких затруднений вышли в эту смежную комнату, а оттуда
пробрались во двор замка, где разыгрывалась последняя схватка. Тут был
высокомерный Буагильбер, верхом на коне, окружённый горстью конных и пеших
защитников замка, сплотившихся вокруг своего знаменитого вождя, в надежде под
его руководством как-нибудь спастись отсюда. Подъёмный мост был по его
распоряжению спущен, но осаждающие уже успели занять его. Стрелки, которые до
сих пор только издали обстреливали своими стрелами эту часть замка, как только
увидели пожар и заметили, что подъёмный мост спускают, кинулись к воротам,
чтобы помешать бегству защитников и обеспечить себе долю добычи, прежде чем
замок успеет сгореть.
В то же время часть осаждающих, прорвавшаяся со стороны
передового укрепления, только что проникла во двор и яростно нападала на
уцелевших защитников, которые, таким образом, подверглись нападению и спереди и
с тыла.
Одушевлённые отчаянием и ободрённые примером своего
бесстрашного вождя, оставшиеся защитники замка дрались с величайшим мужеством;
их было немного, но они были хорошо вооружены, и им удалось несколько раз
оттеснить напиравшую на них толпу осаждающих. Ревекка, посаженная на лошадь
одного из сарацинских невольников Буагильбера, находилась в самой середине его
маленького отряда, и храмовник, невзирая на беспорядочный кровавый бой, всё
время заботился о её безопасности. Он беспрестанно возвращался к ней и, не
думая о том, как защитить самого себя, держал перед ней свой треугольный,
выложенный сталью щит. Время от времени он покидал её, выскакивал вперёд,
выкрикивая боевой клич, опрокидывал на землю нескольких передовых бойцов из
числа нападавших и тотчас снова возвращался к Ревекке.
Ательстан, который, как известно читателю, был великий
лентяй, но не трус, увидев на коне женскую фигуру, так ревностно охраняемую
рыцарем Храма, вообразил, что это леди Ровена и что Буагильбер задумал её
похитить, несмотря на её отчаянное сопротивление.
— Клянусь душой святого Эдуарда, — воскликнул
он, — я отниму её у этого зазнавшегося рыцаря, и он умрёт от моей руки!
— Что вы делаете? — закричал Вамба. —
Погодите! Поспешить — людей насмешить. Клянусь моей погремушкой, что это вовсе
не леди Ровена. Вы посмотрите, какие у неё длинные чёрные волосы. Ну, раз вы не
умеете отличать чёрного от белого, можете быть вождём, а я вам не свита. Не дам
ломать себе кости неведомо ради кого. Да на вас и панциря нет. Подумайте, да
разве шёлковая шапка устоит против стального меча? Ну, повадился кувшин по воду
ходить, тут ему и голову сломить! Deus vobiscum, доблестный Ательстан! —
заключил он свою речь, выпустив полу камзола, за которую старался удержать
сакса.
Ательстан мигом схватил с земли палицу, выпавшую из рук
умирающего бойца, и, размахивая ею направо и налево, кинулся к отряду
храмовника, каждым ударом сбивая с ног то того, то другого из защитников замка,
что при его мощной силе, разжигаемой внезапным припадком ярости, было нетрудно.
Очутившись вскоре в двух шагах от Буагильбера, он громко крикнул ему:
— Поворачивай назад, вероломный храмовник! Отдавай
сейчас ту, которой ты недостоин коснуться! Поворачивай» говорят тебе, ты,
разбойник и лицемер из разбойничьего ордена!
— Пёс! — произнёс Буагильбер, заскрежетав
зубами. — Я покажу тебе, что значит богохульствовать против священного
ордена рыцарей Сионского Храма!
С этими словами он повернул коня и, заставив его взвиться
на дыбы, приподнялся на стременах, а в то мгновение, когда лошадь опускалась на
передние ноги, использовал силу её падения и нанёс Ательстану сокрушительный
удар мечом по голове.
Правду говорил Вамба, что шёлковая шапка не защитит от
стального меча. Напрасно Ательстан попытался парировать удар своей окованной
железом палицей. Острый меч храмовника разрубил её, как тростинку, и обрушился
на голову злополучного сакса, который замертво упал на землю.
— А! Босеан! — воскликнул Буагильбер. —
Вот как мы расправляемся с теми, кто оскорбляет рыцарей Храма. Кто хочет
спастись — за мной!
И, устремившись через подъёмный мост, он, пользуясь
замешательством, вызванным падением Ательстана, рассеял стрелков, пытавшихся
остановить его. За ним поскакали его сарацины и человек пять-шесть воинов,
успевших вскочить на коней. Отступление храмовника было тем более опасно, что
целая туча стрел понеслась вслед за ним и его отрядом. Ему удалось доскакать до
передовой башни, которой Морис де Браси должен был овладеть, согласно их
первоначальному плану.
— Де Браси! — закричал он. — Де Браси,
здесь ли ты?
— Здесь, — отозвался де Браси, — но я
пленный.
— Могу я выручить тебя? — продолжал Буагильбер.
— Нет, — отвечал де Браси, — я сдался в
плен на милость победителя и сдержу своё слово. Спасайся сам. Сокол прилетел.
Уходи из Англии за море. Больше ничего не смею тебе сказать.
— Ладно, — сказал храмовник, — оставайся,
коли хочешь, но помни, что и я сдержал своё слово. Какие бы соколы ни
прилетали, полагаю, что от них можно укрыться в прецептории Темплстоу, —
это убежище надёжное, туда я и отправлюсь, как цапля в своё гнездо.
Сказав это, он поскакал дальше, а за ним и его свита.
После отъезда храмовника те из защитников замка, которым
не удалось бежать с ним, продолжали оказывать отчаянное сопротивление
осаждавшим, так как не надеялись на пощаду. Огонь быстро распространялся по
всему зданию. Вдруг Ульрика, виновница пожара, появилась на верху одной из
боковых башен, словно какая-то древняя фурия, и громко запела боевую песню,
похожую на те, какие во времена язычества распевали саксонские скальды на полях
сражений. Её растрёпанные волосы длинными прядями развевались вокруг головы, безумное
упоение местью сверкало в её глазах, она размахивала в воздухе своей прялкой,
точно одна из роковых сестёр, по воле которых прядётся и прекращается нить
человеческой жизни. Предание сохранило несколько строф того варварского гимна,
который она пела среди окружённого огнём побоища:
Точите мечи,
Дракона сыны!
Факел зажги,
Хенгиста дочь!
Мы не на пиршестве мясо разрежем
Крепким, широким и острым ножом.
Факел не к мирному ложу невесты
Пламенем синим нам путь осветит.
Точите мечи — ворон кричит!
Факел зажги — ревёт Зернебок!
Точите мечи. Дракона сыны!
Факел зажги, Хенгиста дочь!
Тучею чёрною замок окутан,
Как всадник — на туче летящий
орёл.
Наездник заоблачный, ты не
тревожься,
Пир твой готов.
Девы Валгаллы, ждите гостей -
Хенгиста племя вам их пошлёт.
О чернокудрые девы Валгаллы,
Радостно в бубны бейте свои!
Множество воинов гордых придёт
К вам во дворец.
Вот темнота опустилась на замок,
Тучи вокруг собрались.
Скоро они заалеют, как кровь!
Красная грива того, кто леса
разрушает,
Взметнётся над ними!
Это он, сжигающий замки,
Пылающим знаменем машет,
Знамя его багровеет
Над полем, где храбрые бьются.
Рад он звону мечей и щитов,
Любит лизать он шипящую кровь,
что из раны течёт.
Всё погибает, всё погибает!
Меч разбивает шлемы,
Копьё пронзает доспехи,
Княжьи хоромы огонь пожирает.
Удары таранов разрушат ограду.
Всё погибает! Всё погибает!
Хенгиста род угас,
Имя Хорсы забыто!
Не бойтесь судьбы своей, дети
мечей!
Пусть кинжалы пьют кровь, как
вино!
Угощайтесь на пиршестве битвы!
Озаряют вас стены в огне!
Крепко держите мечи, пока горяча
ваша кровь,
Ни пощады, ни страха не знайте!
Мщения время пройдёт,
Ненависть скоро угаснет,
Скоро сама я погибну!
Неудержимое пламя победило теперь все препятствия и
поднялось к вечерним небесам одним громадным огненным столбом, который был
виден издалека. Одна за другой обрушивались высокие башни; горящие крыши и
балки летели вниз; сражающиеся были вытеснены со двора замка. Немногие из
побеждённых, оставшиеся в живых, разбежались по соседним лесам. Победители с
изумлением и даже со страхом взирали на пожар, отблески которого окрашивали
багровым цветом их самих и их оружие. Исступлённая фигура саксонски Ульрики ещё
долго виднелась на верхушке избранного ею пьедестала. Она с воплями дикого
торжества взмахивала руками, словно владычица пожарища, ею зажжённого. Наконец
и эта башня с ужасающим треском рухнула, и Ульрика погибла в пламени,
уничтожившем её врага и тирана. Ужас сковал язык всем бойцам, и в течение
нескольких минут они не шелохнулись, только осеняли себя крёстным знамением.
Потом раздался голос Локсли:
— Радуйтесь, иомены: гнездо тиранов разрушено!
Тащите добычу на сборное место, к дубу у Оленьего холма: на рассвете мы честно
разделим всё между собою и нашими достойными союзниками, которые помогли нам
выполнить это великое дело мщения.
|
