Глава двадцать вторая
Когда
Мод Брустер направилась ко мне, я уже знал, о чем пойдет речь. Минут десять я
наблюдал, как она толкует о чем-то с механиком, и теперь молча поманил ее в
сторону, подальше от рулевого. Лицо ее было бледно и решительно, глаза,
расширившиеся от волнения, казались особенно большими и смотрели на меня
испытующе. Я почувствовал какую-то робость и даже страх, так как знал, что она
хочет заглянуть в душу Хэмфри Ван-Вейдена, а Хэмфри Ван-Вейден едва ли мог
особенно гордиться собой, с тех пор как ступил на борт «Призрака».
Мы
подошли к краю юта, и девушка повернулась и взглянула на меня в упор. Я
осмотрелся: не подслушивают ли нас.
– В
чем дело? – участливо спросил я, но лицо ее оставалось все таким же
решительным и суровым.
– Я
готова допустить, – начала она, – что утреннее происшествие было
просто несчастным случаем. Но я только что говорила с мистером Хэскинсом. Он
рассказал мне, что в тот день, когда нас спасли, в то самое время, когда я
спала в каюте, двух человек утопили, преднамеренно утопили, попросту говоря –
убили.
В голосе
ее звучал вопрос, и она все так же смотрела на меня в упор, словно обвиняя в
этом преступлении или по крайней мере в соучастии в нем.
– Вам
сказали правду, – ответил я. – Их действительно убили.
– И
вы допустили это! – воскликнула она.
– Вы
хотите сказать, что я не мог этого предотвратить? – мягко возразил я.
– Но
вы пытались? – Она сделала ударение на «пытались»; в голосе ее звучала
надежда. – Да нет, вы и не пытались! – тут же добавила она,
предвосхитив мой ответ. – Но почему же?
Я пожал
плечами.
– Не
забывайте, мисс Брустер, что вы еще совсем недавно попали сюда и не знаете,
какие тут царят законы. Вы принесли с собой некие высокие понятия о туманности,
чести, благородстве и тому подобных вещах. Но вы скоро убедитесь, что здесь им
нет места. – И, помолчав, я добавил с невольным вздохом: – Мне уже
пришлось убедиться в этом.
Она
недоверчиво покачала головой.
– Чего
же вы хотите? – спросил я. – Чтобы я взял нож, ружье или топор и убил
этого человека?
Она
испуганно отшатнулась.
– Нет,
только не это!
– Так
что же? Убить себя?
– Почему
вы все говорите только о физическом воздействии? – возразила она. –
Ведь существует еще духовное мужество, и оно всегда оказывало свое влияние.
– Так, –
улыбнулся я. – Вы не хотите, чтобы я убивал его или себя, но хотите, чтобы
я позволил ему убить меня.
И, не
дав ей возразить, я продолжал:
– Духовное
мужество – бесполезная добродетель в этом крохотном плавучем мирке, куда мы с
вами попали. У одного из убитых, Лича, это мужество было развито необычайно
сильно. Да и у второго, у Джонсона, – тоже. И это не принесло им добра –
наоборот, погубило их. Такая же судьба ждет и меня, если я вздумаю проявить то
небольшое мужество, которое еще во мне осталось.
Вы
должны понять, мисс Брустер, понять раз и навсегда, что Ларсен – это не
человек, а чудовище. Он лишен совести. Для него нет ничего святого. Он не
останавливается ни перед чем. По его прихоти меня насильно задержали на этой
шхуне, и только по его прихоти я пока еще цел. Я ничего не предпринимаю и не
могу предпринять, потому что я раб этого чудовища, как и вы теперь его рабыня,
потому, что я хочу жить, как и вы хотите жить и еще потому, что я не в состоянии
бороться и победить его, как и вы этого не можете.
Она
молчала, ожидая, что я скажу еще.
– Что
же остается? Я в положении слабого. Я молчу и терплю унижения, как и вам
придется молчать и терпеть. И это разумно. Это лучшее, что мы можем сделать,
если хотим жить. Победа не всегда достается сильному. У нас не хватит сил,
чтобы открыто бороться с ним. Значит, мы должны действовать иначе и постараться
победить его хитростью. И вы, если захотите последовать моему совету, должны
будете поступать так. Я знаю, что мое положение опасно, но ваше, скажу вам
откровенно, – еще опаснее. И мы должны стоять друг за друга и действовать
сообща, но хранить наш союз в тайне. Может случиться, что я не смогу открыто
поддержать вас; точно так же и вы должны молчать при любых оскорблениях,
которые могут выпасть на мою долю. Нельзя перечить этому человеку и раздражать
его. Как бы это нам ни претило, мы должны улыбаться и быть любезны с ним.
– Все
же я не понимаю... – сказала она и с растерянным видом провела рукой по
лбу.
– Послушайтесь
меня, – решительно произнес я, заметив, что Волк Ларсен, который расхаживал
по палубе, разговаривая с Лэтимером, начал поглядывать в нашу сторону. –
Послушайтесь меня, и вы очень скоро убедитесь, насколько я прав.
– Так
что же мне все-таки делать? – спросила она, заметив тревожный взгляд,
брошенный мною на Волка Ларсена, и, по-видимому, поддавшись силе моих
убеждений, что не могло не польстить мне.
– Прежде
всего оставьте мысль о духовном мужестве, – поспешно сказал я. – Не
восстанавливайте этого зверя против себя. Держитесь с ним приветливо, беседуйте
о литературе и искусстве – такие темы он очень любит. Вы увидите, что он
внимательный слушатель и отнюдь не дурак. И ради самой себя старайтесь не
присутствовать при всевозможных зверствах, которые частенько повторяются на
этом судне. Тогда вам легче будет играть свою роль.
– Так
я должна лгать? – с возмущением произнесла она. – Лгать словами и
поступками?
Волк
Ларсен отошел от Лэтимера и направлялся к нам. Я был в отчаянии.
– Умоляю
вас, поймите меня, – торопливо проговорил я, понизив голос. – Весь
ваш жизненный опыт здесь ничего не стоит. Вы должны все начинать сызнова. Да, я
знаю, я вижу, что вы привыкли взглядом подчинять себе людей. Я читаю в ваших
глазах большое духовное мужество, и вы уже подчиняли себе меня, повелевали
мной. Но не пытайтесь воздействовать таким путем на Волка Ларсена, – он
только посмеется над вами. Скорее вам удалось бы укротить льва. Он станет... Я
всегда гордился тем, что открыл этот талант, – поспешно свернул я разговор
на другое, заметив, что Ларсен уже поднялся на ют и приближается к нам. –
Редакторы побаивались его, издатели слышать о нем не хотели. Но я оценил его
сразу и не ошибся: его гений показал себя в полном блеске, когда он выступил со
своей «Кузницей».
– И
подумать только, что это газетные стихи! – ловко подхватила мисс Брустер.
– Да,
они действительно впервые увидели свет в газете, – подтвердил я, – но
отнюдь не потому, что редакторам журналов не удалось заранее познакомиться с
ними.
– Мы
толковали о Гаррисе, – пояснил я, обращаясь к Волку Ларсену.
– А! –
проронил он. – Помню я эту «Кузницу». Всякие красивые чувства и
несокрушимая вера в иллюзии. Кстати, мистер Ван-Вейден, заглянули бы вы к
нашему коку. Он воет от боли и мечется на койке.
Так меня
бесцеремонно спровадили с юта к Магриджу; Магридж лежал, погруженный в крепкий
сон после хорошей дозы морфия, которую я сам же ему дал. Но я не стал
торопиться обратно на палубу, а когда поднялся, то почувствовал некоторое
удовлетворение, увидев, что мисс Брустер оживленно беседует с капитаном.
Значит, она все-таки последовала моему совету. Повторяю, я был доволен. И
вместе с тем несколько огорчен и уязвлен: итак, она оказалась способной на то,
о чем я ее просил и что так явно претило ей!
|