IV
Прожил так Жилин месяц. Днём ходит по аулу или
рукодельничает, а как ночь придёт, затихнет в ауле, так он у себя в сарае
копает. Трудно было копать от камней, да он подпилком камни тёр, и прокопал он
под стеной дыру, что впору пролезть. «Только бы, - думает, - мне место
хорошенько узнать, в какую сторону идти. Да не сказывают никто татары».
Вот он выбрал время, как хозяин уехал; пошёл после обеда
за аул, на гору - хотел оттуда место посмотреть. А когда хозяин уезжал, он
приказывал малому за Жилиным ходить, с глаз его не спускать. Бежит малый за
Жилиным, кричит:
- Не ходи! Отец не велел. Сейчас народ позову!
Стал его Жилин уговаривать.
- Я, - говорит, - далеко не уйду, - только на ту гору
поднимусь, мне траву нужно найти - ваш народ лечить. Пойдём со мной; я с
колодкой не убегу. А тебе завтра лук сделаю и стрелы.
Уговорил малого, пошли. Смотреть на гору - недалеко, а с
колодкой трудно, шёл, шёл, насилу взобрался. Сел Жилин, стал место
разглядывать. На полдни за сарай лощина, табун ходит, и аул другой в низочке
виден. От аула другая гора, ещё круче; а за той горой ещё гора. Промеж гор лес
синеется, а там ещё горы - всё выше и выше поднимаются. А выше всех белые, как
сахар, горы стоят под снегом. И одна снеговая гора выше других шапкой стоит. На
восход и на закат всё такие же горы, кое-где аулы дымятся в ущельях. «Ну, -
думает, это всё ихняя сторона».
Стал смотреть в русскую сторону: под ногами речка, аул
свой, садики кругом. На речке - как куклы маленькие, видно - бабы сидят, полоскают.
За аулом пониже гора и через неё ещё две горы, по ним лес; а промеж двух гор
синеется ровное место, и на ровном месте далеко-далеко точно дым стелется. Стал
Жилин вспоминать, когда он в крепости дома жил, где солнце всходило и где
заходило. Видит - там точно, в этой долине, должна быть наша крепость. Туда,
промеж этих двух гор, и бежать надо.
Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых
- алые; в чёрных горах потемнело; из лощин пар поднялся, и самая та долина, где
крепость наша должна быть, как в огне загорелась от заката.
Стал Жилин вглядываться - маячит что-то в долине, точно
дым из труб. И так и думается ему, что это самое - крепость русская.
Уж поздно стало. Слышно - мулла прокричал[11]. Стадо гонят - коровы ревут. Малый всё
зовёт: «Пойдём», а Жилину и уходить не хочется.
Вернулись они домой. «Ну, - думает Жилин, - теперь место
знаю, надо бежать». Хотел он бежать в ту же ночь. Ночи были тёмные, - ущерб
месяца. На беду, к вечеру вернулись татары. Бывало, приезжают они - гонят с
собой скотину и приезжают весёлые. А на этот раз ничего не пригнали и привезли
на седле своего убитого татарина, брата рыжего. Приехали сердитые, собрались
все хоронить. Вышел и Жилин посмотреть. Завернули мёртвого в полотно, без
гроба, вынесли под чинары за деревню, сложили на траву. Пришёл мулла, собрались
старики, полотенцами повязали шапки, разулись, сели рядком на пятки перед
мёртвым.
Спереди мулла, сзади три старика в чалмах рядком, а сзади
их ещё татары. Сели, потупились и молчат. Долго молчали. Поднял голову мулла и
говорил:
- Алла! (значит бог. ) - Сказал это одно слово, и опять
потупились и долго молчали; сидят, не шевелятся.
Опять поднял голову мулла:
- Алла! - и все проговорили: «Алла» - и опять замолчали.
Мёртвый лежит на траве - не шелохнётся, и они сидят как мёртвые. Не шевельнётся
ни один. Только слышно, на чинаре листочки от ветерка поворачиваются. Потом
прочёл мулла молитву, все встали, подняли мёртвого на руки, понесли. Принесли к
яме; яма вырыта не простая, а подкопана под землю, как подвал. Взяли мёртвого
под мышки да под лытки[12],
перегнули, спустили полегонечку, подсунули сидьмя под землю, заправили ему руки
на живот.
Притащил ногаец камышу зелёного, заклали камышом яму,
живо засыпали землёй, сровняли, а в головы к мертвецу камень стоймя поставили.
Утоптали землю, сели опять рядком перед могилкой. Долго молчали.
- Алла! Алла! Алла! - Вздохнули и встали.
Роздал рыжий денег старикам, потом встал, взял плеть,
ударил себя три раза по лбу и пошёл домой.
Наутро видит Жилин - ведёт красный кобылу за деревню, и
за ним трое татар идут. Вышли за деревню, снял рыжий бешмет, засучил рукава -
ручищи здоровые, - вынул кинжал, поточил на бруске. Задрали татары кобыле
голову кверху, подошёл рыжий, перерезал глотку, повалил кобылу и начал
свежевать, кулачищами шкуру подпарывает. Пришли бабы, девки, стали мыть кишки и
нутро. Разрубили потом кобылу, стащили в избу. И вся деревня собралась к рыжему
поминать покойника.
Три дня ели кобылу, бузу пили - покойника поминали. Все
татары дома были. На четвёртый день, видит Жилин, в обед куда-то Собираются.
Привели лошадей, убрались и поехали человек десять, и красный поехал; только
Абдул дома остался. Месяц только народился - ночи ещё тёмные были.
«Ну, - думает Жилин, - нынче бежать надо», - и говорит
Костылину. А Костылин заробел.
- Да как же бежать, мы и дороги не знаем.
- Я знаю дорогу.
- Да и не дойдём в ночь.
- А не дойдём - в лесу переднюем. Я вот лепёшек набрал.
Что ж ты будешь сидеть? Хорошо - пришлют денег, а то ведь и не соберут. А
татары теперь злые, за то, что ихнего русские убили. Поговаривают - нас убить
хотят.
Подумал, подумал Костылин.
- Ну, пойдём!
|
