I
Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин.
Пришло ему раз письмо из дома. Пишет ему старуха мать:
«Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со
мной проститься, похорони, а там и с богом поезжай опять на службу. А я тебе и
невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе может, и
женишься и совсем останешься».
Жилин и раздумался: «И в самом деле, плоха уж старуха
стала, может, и не придётся увидать. Поехать; а если невеста хороша - и
жениться можно».
Пошёл он к полковнику, выправил отпуск, простился с
товарищами, поставил своим солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался
ехать.
На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днём, ни ночью
не было проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдёт от крепости, татары[1] или убьют, или уведут в
горы. И было заведено, что два раза в неделю из крепости в крепость ходили
провожатые солдаты. Спереди и сзади идут солдаты, а в середине едет народ.
Дело было летом. Собрались на зорьке обозы за крепость,
вышли провожатые солдаты и тронулись по дороге. Жилин ехал верхом, и телега его
с вещами шла в обозе.
Ехать было двадцать пять вёрст. Обоз шёл тихо: то солдаты
остановятся, то в обозе колесо у кого соскочит или лошадь станет, и все стоят
дожидаются.
Солнце уже и за полдни перешло, а обоз только половину
дороги прошёл. Пыль, жара, солнце так и печёт, и укрыться негде. Голая степь:
ни деревца, ни кустика по дороге.
Выехал Жилин вперёд, остановился и ждёт, пока подойдёт к
нему обоз. Слышит, сзади на рожке заиграли - опять стоять. Жилин и подумал: «А
не уехать ли одному, без солдат? Лошадь подо мной добрая, если и нападусь на
татар - ускачу. Или не ездить?..» Остановился, раздумывает. И подъезжает к нему
на лошади другой офицер Костылин, с ружьём, и говорит:
- Поедем, Жилин, одни. Мочи нет, есть хочется, да и жара.
На мне рубаху хоть выжми. - А Костылин - мужчина грузный, толстый, весь
красный, а пот с него так и льёт. Подумал Жилин и говорит:
- А ружьё заряжено?
- Заряжено.
- Ну, так поедем. Только уговор - не разъезжаться.
И поехали они вперёд по дороге. Едут степью,
разговаривают да поглядывают по сторонам. Кругом далеко видно.
Только кончилась степь, вошла дорога промеж двух гор в
ущелье. Жилин и говорит:
- Надо выехать на гору поглядеть, а то тут, пожалуй,
выскочат из горы, и не увидишь.
А Костылин говорит:
- Что смотреть? Поедем вперёд.
Жилин не послушал его.
- Нет, - говорит, - ты подожди внизу, а я только взгляну.
И пустил лошадь налево, на гору. Лошадь под Жилиным была
охотницкая (он за неё сто рублей заплатил в табуне жеребёнком и сам выездил);
как на крыльях, взнесла его на кручь. Только выскакал - глядь, а перед самым
им, на десятину[2] места,
стоят татары верхами. Человек тридцать. Он увидал, стал назад поворачивать; и
татары его увидали, пустились к нему, сами на скаку выхватывают ружья из
чехлов. Припустил Жилин под кручь во все лошадиные ноги, кричит Костылину:
- Вынимай ружьё! - а сам думает на лошадь на свою:
«Матушка, вынеси, не зацепись ногой; спотыкнёшься - пропал. Доберусь до ружья,
я и сам не дамся».
А Костылин, заместо того чтобы подождать, только увидал
татар, закатился что есть духу к крепости. Плетью ожаривает лошадь то с того
бока, то с другого. Только в пыли видно, как лошадь хвостом вертит.
Жилин видит - дело плохо. Ружьё уехало, с одной шашкой
ничего не сделаешь. Пустил он лошадь назад, к солдатам - думал уйти. Видит -
ему наперерез катят шестеро. Под ним лошадь добрая, а под теми ещё добрее, да и
наперерез скачут. Стал он окорачивать, хотел назад поворотить, да уж разнеслась
лошадь - не удержит, прямо на них летит. Видит - близится к нему с красной
бородой татарин на сером коне. Визжит, зубы оскалил, ружьё наготове.
«Ну, - думает Жилин, - знаю вас, чертей: если живого
возьмут, посадят в яму, будут плетью пороть. Не дамся же живой...»
А Жилин хоть не велик ростом, а удал был. Выхватил шашку,
пустил лошадь прямо на красного татарина, думает: «Либо лошадью сомну, либо
срублю шашкой».
На лошадь места не доскакал Жилин - выстрелили по нём
сзади из ружей и попали в лошадь. Ударилась лошадь оземь со всего маху -
навалилась Жилину на ногу.
Хотел он подняться, а уж на нём два татарина вонючие
сидят, крутят ему назад руки. Рванулся он, скинул с себя татар, да ещё
соскакали с коней трое на него, начали бить прикладами по голове. Помутилось у
него в глазах, и зашатался. Схватили его татары, сняли с сёдел подпруги
запасные, закрутили ему руки за спину, завязали татарским узлом, поволокли к
седлу. Шапку с него сбили, сапоги стащили, всё обшарили - деньги, часы вынули,
платье всё изорвали. Оглянулся Жилин на свою лошадь. Она, сердечная, как упала
на бок, так и лежит, только бьётся ногами - до земли не достаёт; в голове дыра,
а из дыры так и свищет кровь чёрная - на аршин кругом пыль смочила. Один
татарин подошёл к лошади, стал седло снимать, - она всё бьётся; он вынул
кинжал, прорезал ей глотку. Засвистело из горла, трепенулась - и пар вон.
Сняли татары седло, сбрую. Сел татарин с красной бородой
на лошадь, а другие подсадили Жилина к нему на седло, а чтобы не упал,
притянули его ремнём за пояс к татарину и повезли в горы.
Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в
вонючую татарскую спину. Только и видит перед собой здоровенную татарскую
спину, да шею жилистую, да бритый затылок из-под шапки синеется. Голова у
Жилина разбита, кровь запеклась над глазами. И нельзя ему ни поправиться на
лошади, ни кровь обтереть. Руки так закручены, что в ключице ломит.
Ехали они долго на гору, переехали вброд реку, выехали на
дорогу и поехали лощиной.
Хотел Жилин примечать дорогу, куда его везут, да глаза
замазаны кровью, а повернуться нельзя.
Стало смеркаться: переехали ещё речку, стали подниматься
по каменной горе, запахло дымом, забрехали собаки. Приехали в аул[3]. Послезли с лошадей татары,
собрались ребята татарские, окружили Жилина, пищат, радуются, стали камнями
пулять в него.
Татарин отогнал ребят, снял Жилина с лошади и кликнул
работника. Пришёл ногаец[4],
скуластый, в одной рубахе. Рубаха оборванная, вся грудь голая. Приказал что-то
ему татарин. Принёс работник колодку: два чурбака дубовых на железные кольца
насажены, и в одном кольце пробойчик и замок.
Развязали Жилину руки, надели колодку и повели в сарай;
толкнули его туда и заперли дверь. Жилин упал на навоз. Полежал, ощупал в
темноте, где помягче, и лёг.
|
