 Увеличить |
II
Почти всю эту ночь не спал Жилин. Ночи короткие были.
Видит - в щёлке светиться стало. Встал Жилин, раскопал щёлку побольше, стал
смотреть.
Видна ему из щёлки дорога - под гору идёт, направо сакля[5] татарская, два дерева
подле ней. Собака чёрная лежит на пороге, коза с козлятами ходит - хвостиками
подёргивают. Видит из-под горы идёт татарка молоденькая, в рубахе цветной,
распояской, в штанах и сапогах, голова кафтаном покрыта, а на голове большой
кувшин жестяной с водой. Идёт, в спине подрагивает, перегибается, а за руку
татарчонка ведёт бритого, в одной рубашонке. Прошла татарка в саклю с водой,
вышел татарин вчерашний с красной бородой, в бешмете[6] в шёлковом, на ремне кинжал серебряный, в
башмаках на босу ногу. На голове шапка высокая, баранья, чёрная, назад
заломлена. Вышел, потягивается, бородку красную сам поглаживает. Постоял, велел
что-то работнику и пошёл куда-то.
Проехали потом на лошадях двое ребят к водопою. У лошадей
храп[7] мокрый. Выбежали ещё
мальчишки бритые в одних рубашках, без порток, собрались кучкой, подошли к
сараю, взяли хворостину и суют в щёлку. Жилин как ухнет на них: завизжали
ребята, закатились бежать прочь - только коленки голые блестят.
А Жилину пить хочется, в горле пересохло. Думает: «Хоть
бы пришли проведать». Слышит - отпирают сарай. Пришёл красный татарин, а с ним
другой, поменьше ростом, черноватенький. Глаза чёрные, светлые, румяный,
бородка маленькая, подстрижена; лицо весёлое, всё смеётся. Одет черноватый ещё
лучше: бешмет шёлковый синий, галунчиком[8] обшит.
Кинжал на поясе большой, серебряный; башмачки красные, сафьянные, тоже серебром
обшиты. А на тонких башмачках другие, толстые башмаки. Шапка высокая, белого
барашка.
Красный татарин вошёл, проговорил что-то, точно ругается,
и стал, облокотился на притолку, кинжалом пошевеливает, как волк исподлобья
косится на Жилина. А черноватый - быстрый, живой, так весь на пружинах и ходит
подошёл прямо к Жилину, сел на корточки, оскаливается, потрепал его по плечу,
что-то начал часто-часто по-своему лопотать, глазами подмигивает, языком
прищёлкивает. Всё приговаривает:
- Корошо урус! корошо урус!
Ничего не понял Жилин и говорит:
- Пить, воды пить дайте.
Чёрный смеётся.
- Корош урус, - всё по-своему лопочет.
Жилин губами и руками показал, чтоб пить ему дали.
Чёрный понял, засмеялся, выглянул в дверь, кликнул
кого-то:
- Дина!
Прибежала девочка, тоненькая, худенькая, лет тринадцати и
лицом на чёрного похожа. Видно, что дочь. Тоже глаза чёрные, светлые и лицом
красивая. Одета в рубаху длинную, синюю, с широкими рукавами и без пояса. На
полах, на груди и на рукавах оторочено красным. На ногах штаны и башмачки, а на
башмачках другие, с высокими каблуками, на шее монисто[9], всё из русских полтинников. Голова
непокрытая, коса чёрная, и в косе лента, а на ленте привешены бляхи и рубль
серебряный.
Велел ей что-то отец. Убежала и опять пришла, принесла
кувшинчик жестяной. Подала воду, сама села на корточки, вся изогнулась так, что
плечи ниже колен ушли. Сидит, глаза раскрыла, глядит на Жилина, как он пьёт, -
как на зверя какого.
Подал ей Жилин назад кувшин. Как она прыгнет прочь, как
коза дикая. Даже отец засмеялся. Послал её ещё куда-то. Она взяла кувшин,
побежала, принесла хлеба пресного на дощечке круглой и опять села, изогнулась,
глаз не спускает, смотрит.
Ушли татары, заперли опять двери. Погодя немного приходит
к Жилину ногаец и говорит:
- Айда, хозяин, айда!
Тоже не знает по-русски. Только понял Жилин, что велит
идти куда-то.
Пошёл Жилин с колодкой, хромает, ступить нельзя, так и
воротит ногу в сторону. Вышел Жилин за ногайцем. Видит - деревня татарская,
домов десять и церковь ихняя, с башенкой. У одного дома стоят три лошади в
сёдлах. Мальчишки держат в поводу. Выскочил из этого дома черноватый татарин,
замахал рукой, чтоб к нему шёл Жилин. Сам смеётся, всё говорит что-то
по-своему, и ушёл в дверь. Пришёл Жилин в дом. Горница хорошая, стены глиной
гладко вымазаны. В передней стене пуховики пёстрые уложены, по бокам висят
ковры дорогие; на коврах ружья, пистолеты, шашки - всё в серебре. В одной стене
печка маленькая вровень с полом. Пол земляной, чистый, как ток, и весь передний
угол устлан войлоками; на войлоках ковры, и на коврах пуховые подушки. И на
коврах в одних башмаках сидят татары: чёрный, красный и трое гостей. За спинами
у всех пуховые подушки подложены, а перед ними на круглой дощечке блины
просяные, и масло коровье распущено в чашке, и пиво татарское - буза, в
кувшинчике. Едят руками, и руки все в масле.
Вскочил чёрный, велел посадить Жилина к сторонке, не на
ковёр, а на голый пол; залез опять на ковёр, угощает гостей блинами и бузой.
Посадил работник Жилина на место, сам снял верхние башмаки, поставил у двери
рядком, где и другие башмаки стояли, и сел на войлок поближе к хозяевам,
смотрит, как они едят, слюни утирает.
Поели татары блины, пришла татарка в рубахе такой же, как
и девка, и в штанах; голова платком покрыта. Унесла масло, блины, подала
лоханку хорошую и кувшин с узким носком. Стали мыть руки татары, потом сложили
руки, сели на коленки, подули во все стороны и молитвы прочли. Поговорили
по-своему. Потом один из гостей-татар повернулся к Жилину, стал говорить по-русски.
- Тебя, - говорит, - взял Кази-Мугамет, - сам показывает
на красного татарина, - и отдал тебя Абдул-Мурату, - показывает на черноватого.
Абдул-Мурат теперь твой хозяин.
Жилин молчит. Заговорил Абдул-Мурат и всё показывает на
Жилина, и смеётся, и приговаривает:
- Солдат, урус, корошо, урус.
Переводчик говорит:
- Он тебе велит домой письмо писать, чтобы за тебя выкуп
прислали. Как пришлют деньги, он тебя пустит.
Жилин подумал и говорит:
- А много ли он хочет выкупа?
Поговорили татары; переводчик и говорит:
- Три тысячи монет.
- Нет, - говорит Жилин, - я этого заплатить не могу.
Вскочил Абдул, начал руками махать, что-то говорит Жилину
- всё думает, что он поймёт. Перевёл переводчик, говорит:
- Сколько же ты дашь?
Жилин подумал и говорит:
- Пятьсот рублей.
Тут татары заговорили часто, все вдруг. Начал Абдул
кричать на красного, залопотал так, что слюни изо рта брызжут.
А красный только жмурится да языком пощёлкивает.
Замолчали они, переводчик говорит:
- Хозяину выкупа мало пятьсот рублей. Он сам за тебя
двести рублей заплатил. Ему Кази-Мугамет был должен. Он тебя за долг взял. Три
тысячи рублей, меньше нельзя пустить. А не напишешь, в яму посадят, наказывать
будут плетью.
«Эх, - думает Жилин, - с ними что робеть, то хуже».
Вскочил на ноги и говорит:
- А ты ему, собаке, скажи, что, если он меня пугать
хочет, так ни копейки ж не дам, да и писать не стану. Не боялся, да и не буду
бояться вас, собак.
Пересказал переводчик, опять заговорили все вдруг.
Долго лопотали, вскочил чёрный, подошёл к Жилину.
- Урус, - говорит, - джигит, джигит урус!
Джигит по-ихнему значит «молодец». И сам смеётся; сказал
что-то переводчику, а переводчик говорит:
- Тысячу рублей дай.
Жилин стал на своём:
- Больше пятисот рублей не дам. А убьёте - ничего не
возьмёте.
Поговорили татары, послали куда-то работника, а сами то
на Жилина, то на дверь поглядывают. Пришёл работник, и идёт за ним человек
какой-то, высокий, толстый, босиком и ободранный; на ноге тоже колодка.
Так и ахнул Жилин - узнал Костылина. И его поймали.
Посадили их рядом; стали они рассказывать друг другу, а татары молчат, смотрят.
Рассказал Жилин, как с ним дело было; Костылин рассказал,
что лошадь под ним стала и ружьё осеклось и что этот самый Абдул нагнал его и
взял.
Вскочил Абдул, показывает на Костылина, что-то говорит.
Перевёл переводчик, что они теперь оба одного хозяина и кто прежде деньги даст,
того прежде отпустят.
- Вот, - говорит Жилину, - ты всё серчаешь, а товарищ
твой смирный; он написал письмо домой, пять тысяч монет пришлют. Вот его и
кормить будут хорошо и обижать не будут.
Жилин и говорит:
- Товарищ как хочет, он, может, богат, а я не богат. Я, -
говорит, как сказал, так и будет. Хотите - убивайте, пользы вам не будет, а
больше пятисот рублей не напишу.
Помолчали. Вдруг как вскочит Абдул, достал сундучок,
вынул перо, бумаги лоскут и чернила, сунул Жилину, хлопнул по плечу,
показывает: «Пиши». Согласился на пятьсот рублей.
- Погоди ещё, - говорит Жилин переводчику, - скажи ты
ему, чтоб он нас кормил хорошо, одел-обул, как следует, чтоб держал вместе, -
нам веселее будет, и чтобы колодку снял.
Сам смотрит на хозяина и смеётся. Смеётся и хозяин.
Выслушал и говорит:
- Одёжу самую лучшую дам: и черкеску, и сапоги, хоть
жениться. Кормить буду, как князей. А коли хотят жить вместе, пускай живут в
сарае. А колодку нельзя снять, - уйдут. На ночь только снимать буду. -
Подскочил, треплет по плечу. - Твоя хорош, моя хорош!
Написал Жилин письмо, а на письме не так написал - чтобы
не дошло. Сам думает: «Я уйду».
Отвели Жилина с Костылиным в сарай, принесли им туда
соломы кукурузной, воды в кувшине, хлеба, две черкески старые и сапоги
истрёпанные, солдатские. Видно, - с убитых солдат стащили. На ночь сняли с них
колодки и заперли в сарай.
|
