Глава IX.
Разрыв в цепи
Когда я
проснулся, день уже клонился к вечеру. Я чувствовал себя окрепшим и полным
энергии. Сон вернул мне силы. Шерлок Холмс сидел все на том же месте, только
скрипки у него в руках не было. Услыхав, что я шевелюсь, он посмотрел в мою
сторону, лицо у него потемнело и выражало тревогу.
– Вы
так крепко спали, – сказал он, – а я боялся, что мы разбудим вас
своим разговором.
– Нет,
я ничего не слыхал, – ответил я. – Есть какие-нибудь новости?
– К
сожалению, нет. И должен признаться, что я удивлен и разочарован. Я рассчитывал
к этому времени уже узнать что-то определенное. Только что прибегал Уиггинс. Он
сказал мне, что никаких следов катера нигде нет. Досадное промедление, когда
дорога каждая минута.
– Не
могу ли я помочь чем-нибудь? Я чувствую себя вполне отдохнувшим и готов еще
одну ночь провести на ногах.
– Нет,
сейчас делать нечего. Ждать – вот все, что нам осталось. Если мы уйдем, в
наше отсутствие может прибыть долгожданное известие, и опять будет задержка.
Располагайте собой как хотите, а я останусь здесь, на посту.
– Тогда
я съезжу в Камберуэлл, навещу миссис Сесил Форрестер. Она просила меня вчера
зайти.
– Миссис
Сесил Форрестер? – переспросил Холмс, и в его глазах блеснула искорка
смеха.
– И
мисс Морстен тоже, само собой разумеется. Им так хотелось, чтобы я пришел и
рассказал, что будет дальше!
– Я
бы не стал им рассказывать всего. Женщинам никогда нельзя доверять полностью,
даже лучшим из них.
Я не
стал оспаривать это вопиющее заявление, а только заметил, что вернусь часа
через два.
– Прекрасно!
Счастливого пути. Да, вот что, если уж вы отправляетесь через реку, захватите с
собой Тоби. Я думаю, он нам теперь не понадобится.
Я
сделал, как сказано, и отдал его старому натуралисту с Пинчин-лейн вместе с
полсовереном. Оттуда я поехал прямо в Камберуэлл. Мисс Морстен еще не
оправилась от переживаний прошлого вечера, но была полна любопытства. И миссис
Форрестер жаждала узнать дальнейший ход событий. Я рассказал им все, как было,
опустив только самые ужасные подробности. Рассказывая о смерти мистера Шолто, я
умолчал о деталях убийства. Но, несмотря на сокращения, мой рассказ все-таки
сильно поразил и разволновал их.
– Как
в романе! – воскликнула миссис Форрестер. – Принцесса – жертва
несправедливости, клад с драгоценностями, чернокожий каннибал, разбойник на
деревянной ноге. Это вместо традиционного дракона или какого-нибудь коварного
графа.
– И
два странствующих рыцаря-спасителя, – прибавила мисс Морстен и ясными
глазами посмотрела в мою сторону.
– Послушайте,
Мэри, ведь от исхода поисков зависит ваша судьба. Мне кажется, что вы не
подумали об этом и поэтому так равнодушны. Только вообразите, что значит быть
богатой и чтобы весь мир был у твоих ног.
Сердце
мое радостно забилось, когда я увидел, что мисс Морстен не проявила никакого восторга
по поводу блестящих возможностей, открывающихся ей. Наоборот, она небрежно
тряхнула своей гордой головкой, как будто эти сокровища не имели к ней
отношения.
– Меня
очень беспокоит судьба мистера Таддеуша Шолто, – сказала она. – Все
остальное неважно. Он был так добр и благороден. Наш долг сделать так, чтобы с
него сняли это ужасное, несправедливое обвинение.
Когда я
покинул дом миссис Форрестер, уже сильно смеркалось. На Бейкер-стрит я вернулся,
когда было совсем темно. Книга и трубка моего друга лежали в его кресле, но его
самого не было. Я поискал записку, но не нашел.
– Что,
мистер Холмс вышел куда-нибудь? – спросил я хозяйку, когда она вошла в
комнату, чтобы опустить шторы.
– Нет,
он ушел к себе. Знаете, мистер Уотсон, – тут хозяйка перешла на
многозначительный шепот, – я боюсь, что он нездоров.
– Почему
вы так думаете?
– Очень
он сегодня странный. Как только вы ушли, он стал ходить по комнате туда-сюда,
туда-сюда, я слушать и то устала эти бесконечные шаги. Потом он стал
разговаривать сам с собой, бормотал что-то. И всякий раз, как брякал звонок,
выходил на площадку и спрашивал: «Что там такое, миссис Хадсон?» А потом пошел
к себе и хлопнул дверью, но и оттуда все время слышно, как он ходит. Хоть бы он
не заболел. Я предложила ему успокаивающее лекарство, но он так посмотрел на
меня, что я не помню, как и убралась из его комнаты.
– Думаю,
миссис Хадсон, что особенных причин для беспокойства нет, – сказал
я. – Я не раз видел его в таком состоянии. Он сейчас решает одну небольшую
задачу и, конечно, волнуется.
Я
говорил с нашей хозяйкой самым спокойным тоном, но, признаться, и сам начал
тревожиться о состоянии моего друга, когда, просыпаясь несколько раз ночью, все
время слышал за стеной глухой стук его шагов. Я понимал, какой вред может
причинить его деятельному уму это вынужденное бездействие.
За
завтраком Холмс выглядел осунувшимся и усталым. На щеках лихорадочно горели два
пятнышка.
– Вы
не жалеете себя, Холмс, – заметил я. – Вы ведь всю ночь, я слыхал, не
прилегли ни на часок.
– Я
не мог спать, – ответил он. – Это проклятое дело изводит меня.
Застрять на месте из-за какого-то пустяка, когда так много сделано, это уже
слишком. Я знаю преступников, знаю их катер, знаю все. И ни с места. Я пустил в
ход весь мой арсенал. Вся Темза, оба ее берега обшарены вдоль и поперек, и
никаких следов проклятой «Авроры». Ни ее, ни ее хозяина. Можно подумать, что
они затопили катер. Хотя есть факты, говорящие против.
– Может
быть, миссис Смит направила нас по ложному следу?
– Нет,
это исключается. Я навел справки. Катер с такими приметами существует.
– Может,
он поднялся вверх по реке?
– Я
и это учел. Сейчас ведутся поиски до самого Ричмонда. Если сегодня не будет новостей,
я завтра выеду сам. И буду искать не катер, а людей. Но я все-таки уверен,
абсолютно уверен, что известие придет.
Однако
оно не пришло. Ни от Уиггинса, ни из других источников. Газеты продолжали печатать
сообщения о норвудской трагедии. Все они были настроены враждебно к бедному
Таддеушу Шолто. Ни в одной из газет не сообщалось ничего нового, не считая
того, что дознание было назначено на завтра.
Вечером
я опять побывал в Камберуэлле и рассказал о нашем невезении. Вернувшись, я застал
Холмса в самом мрачном расположении духа. Он едва отвечал на мои вопросы и
ставил весь вечер какие-то сложнейшие химические опыты. Нагревал реторты,
дистиллировал воду и развел под конец такую вонь, что я чуть не убежал из дому.
До рассвета я слышал, как он звенит пробирками и колбами, занимаясь своими
ароматными экспериментами.
Проснулся
я рано утром, как будто кто-то толкнул меня. Надо мной стоял Холмс, одетый, к
моему удивлению, в грубую матросскую робу. На нем был бушлат, и вокруг шеи
повязан грубый красный шарф.

– Я
отправляюсь в поиски вниз по реке, Уотсон, – сказал он мне. – Я много
думал над моим планом и считаю, что попытаться стоит.
– Я
тоже поеду с вами.
– Нет,
вы мне поможете гораздо больше, если останетесь здесь. Я ухожу неохотно. В любую
минуту может прийти долгожданное известие, хотя Уиггинс, как я заметил вчера
вечером, совсем упал духом. Прошу вас вскрывать все телеграммы и письма,
адресованные мне. И если прочтете что-нибудь важное, действуйте по собственному
усмотрению. Могу я положиться на вас?
– Вполне.
– Боюсь,
что мне нельзя будет послать телеграмму, потому что я и сам еще не знаю, где в
какое время я буду. Но если мне повезет, я вернусь скоро. И уж, конечно, не с
пустыми руками.
Все утро
и во время завтрака от Холмса не было никаких известий. Открыв «Стандард», я
нашел, однако, сообщение, отличающееся от прежних. Газета писала:
«Что
касается трагедии в Аппер-Норвуде, то дело может оказаться куда более сложным и
загадочным, чем показалось сначала. Как только что установлено, мистер Таддеуш
Шолто абсолютно непричастен к смерти брата. Он и экономка миссис Берстон вчера
вечером выпущены на свободу. Как сообщают, полиция располагает данными,
позволяющими установить личность настоящих преступников. Расследование дела
находится в надежных руках полицейского инспектора из Скотленд-Ярда мистера
Этелни Джонса, известного своей энергией и проницательностью. Преступники каждую
секунду могут быть арестованы».
«Ну,
слава Богу, – подумал я. – По крайней мере наш друг Шолто на свободе.
Что же это за „данные“, интересно? Впрочем, так всегда пишут, когда полиция
садится в лужу».
Я бросил
газету на стол, и вдруг в глаза мне бросилось объявление в колонке
происшествий. В нем говорилось:
«Разыскиваются
пропавшие: Мордекай Смит и его сын Джон, покинувшие причал Смита около трех
часов ночи во вторник на катере „Аврора“. Катер черный с двумя красными полосами,
труба черная с белой каймой. Вознаграждение – пять фунтов тому, кто
сообщит о местонахождении вышеупомянутого Смита и катера „Аврора“ его жене
миссис Смит, причал Смита, или на Бейкер-стрит, 221-б».
Адрес
говорил, что объявление помещено Холмсом. «Хитро составлено, – подумал
я. – Беглецы увидят в нем только естественное беспокойство жены,
разыскивающей мужа».
День
тянулся очень долго. Всякий раз, как стучали в дверь или снаружи раздавались
чьи-то громкие шаги, я настораживался, ожидая, что это или вернулся Холмс, или
пришли с ответом на объявление. Я пытался читать, но мысли мои неотступно
вращались вокруг этого странного преступления и его странных участников, за
которыми мы охотились. А вдруг в рассуждения моего друга вкралась роковая
ошибка и он стал жертвой чудовищного самообмана? Вдруг его точный логический ум
построил эту фантастическую версию на ложных посылках? Я не знал случая, когда
бы Шерлок Холмс ошибся, но ведь даже самый сильный ум один раз может ошибиться.
Его могла ввести в заблуждение слишком уж изощренная логика. Он предпочитал
странные, хитроумные объяснения, отбрасывая прочь более простые и естественные,
находившиеся под рукой. Но, с другой стороны, я сам был очевидцем происшедшего,
своими ушами слышал доводы Холмса. Проследив в который раз с самого начала всю
длинную цепь странные событий, многие из которых сами по себе могли бы
показаться пустяком, я должен был признать, что если Холмс и заблуждается, то
истина все равно лежит где-то в области удивительного и маловероятного.
В три
часа пополудни послышалось резкое звяканье колокольчика, в прихожей раздался
чей-то властный голос, и, к моему удивлению, в комнату вошел не кто иной, как
мистер Этелни Джонс собственной персоной. Но как не походил он сегодня на того
высокомерного и бесцеремонного поборника здравого смысла, который с таким
непререкаемым апломбом взялся расследовать норвудскую трагедию! Лицо у него
было понурое, весь он как-то обмяк, а в его осанке появилось даже что-то
просительное.
– Добрый
день, сэр, добрый день, – проговорил он. – Мистера Холмса, как я
вижу, нет дома?
– Нет.
И я не знаю, когда он придет. Но, может быть, вы подождете его? Садитесь в это
кресло. Вот вам сигары.
– Благодарю
вас. Я и правда подожду, – сказал он, вытирая лицо красным, в клетку носовым
платком.
– Виски
с содовой хотите?
– Э-э,
полстакана. Слишком жаркая стоит погода для сентября. К тому же нет конца
всяким волнениям. Вы ведь знаете мою норвудскую версию?
– Помню,
вы излагали ее.
– Ну
вот, я был вынужден ее пересмотреть. Я так ловко подвел сеть под мистера Шолто,
так крепко ее затянул, и вдруг – бац! – в сети оказалась дырка,
и он ушел. У него неоспоримое алиби. С той минуты, как за ним захлопнулась
дверь комнаты брата, его видели то здесь, то там, словом, он ни на одну секунду
не оставался один. И не мог поэтому ни влезть на крышу, ни проникнуть на чердак
сквозь слуховое окно. Это очень темное дело, и мой профессиональный престиж
поставлен на карту. Я был бы очень рад небольшой помощи.
– Все
мы нуждаемся иногда в помощи, – заметил я.
– Ваш
друг мистер Шерлок Холмс – выдающаяся личность, сэр, – сказал он
доверительно осипшим голосом. – Он человек, не знающий поражений. Мне-то
известно, в скольких делах участвовал этот молодой человек, и всегда ему
удавалось докопаться до истины. Он несколько непоследователен в своих методах
и, пожалуй, чересчур торопится делать выводы, но вообще, я думаю, он мог бы
стать самым выдающимся сыщиком Скотленд-Ярда, и готов заявить это кому угодно.
Сегодня утром я получил от него телеграмму, из которой ясно, что у него есть
свежие факты по этому делу. Вот телеграмма.
Он вынул
ее из кармана и протянул мне. Она была послана в двенадцать часов из Поплара.
«Немедленно идите на Бейкер-стрит, – писал Холмс. – Если я не успею
вернуться, подождите меня. Следую по пятам норвудской парочки. Если хотите
участвовать в финише, можете присоединиться к нам».
– Хорошие
новости! Значит, Холмс опять напал на их след, – сказал я.
– Ага,
значит, и он допустил промах! – воскликнуло явным удовольствием
Джонс. – Даже лучшим из нас свойственно ошибаться. Конечно, эта телеграмма
может оказаться ложной тревогой, но мой долг инспектора Скотленд-Ярда не
упускать ни одного шанса. Я слышу шаги. Возможно, это Холмс.
На
лестнице послышалось тяжелое шарканье ног, сильное пыхтение и кашель, как будто
шел человек, для которого дышать было непосильным трудом. Один или два раза он
останавливался. Но вот наконец он подошел к нашей двери и отворил ее. Его
внешность вполне соответствовала звукам, которые доносились до нас. Это был
мужчина преклонных лет в одежде моряка – старый бушлат был застегнут до
подбородка. Спина у него была согнута, колени дрожали, а дыхание было
затрудненное и болезненное, как у астматика. Он стоял, опершись на толстую
дубовую палку, и его плечи тяжело поднимались, набирая в легкие непослушный
воздух. На шее у него был цветной платок, лица, обрамленного длинными седыми
бакенбардами, почти не было видно, только светились из-под белых мохнатых
бровей темные умные глаза. В общем, он произвел на меня впечатление почтенного
старого моряка, впавшего на склоне лет в бедность.
– Чем
можем вам служить, папаша? – спросил я.
Он обвел
комнату медленным взглядом старика.
– Мистер
Шерлок Холмс дома? – спросил он.
– Нет.
Но я его заменяю. Вы можете рассказать мне все, что хотели рассказать ему.
– А
я хочу видеть самого Шерлока Холмса, – упрямо повторил старик.
– Но
я же вам говорю, что я его заменяю. Вы пришли по поводу катера Смита, конечно?
– Да,
я знаю, где он. Еще я знаю, где люди, которых он ищет. Знаю, где сокровища. Я
все знаю!
– Расскажите
мне; это все равно, что рассказать Холмсу.
– Нет,
я должен рассказать только ему самому, – твердил наш гость со стариковским
упрямством и раздражительностью.
– Тогда
подождите его.
– Не
хочу ждать. Не хочу даром терять день ни ради кого. Если мистера Холмса нет,
пусть себе все узнает сам. А вам я ничего не скажу, больно мне ваши физиономии
не нравятся.
Он
поковылял к двери, но Джонс обогнал его.
– Подожди,
приятель, – сказал он. – У тебя есть важные сведения, и ты не уйдешь
отсюда. Придется тебе подождать, хочешь ты или нет, нашего друга Холмса.
Старик,
рванулся к двери, но Этелни Джонс заслонил ее своей широкой спиной, и старик понял,
что сопротивление бесполезно.
– Хорошенькое
обращение с гостем, – сказал он, стуча палкой. – Я пришел сюда, чтобы
поговорить с мистером Холмсом. А вы двое набросились на меня, хотя я вас знать
не знаю. Хорошенькое обращение с человеком!
– Вам
не сделают ничего плохого, – сказал я. – Садитесь сюда на диван и
подождите. Холмс очень скоро вернется.
Он мрачно
подошел к дивану и сел, подперев ладонями свою большую голову. Мы с Джонсом
снова взяли наши сигары и продолжили разговор.
Вдруг
голос Холмса оборвал нас на полуслове:
– Могли
бы предложить сигару и мне.

Мы так и
подпрыгнули в креслах. Прямо перед нами сидел Холмс и довольно улыбался.
– Холмс! –
воскликнул я. – Вы здесь? А где же старик?
– Вот
он, – ответил Холмс, протягивая в руке копну белых волос. – Вот он
весь – бакенбарды, парик, брови. Я знал, что мой маскарад удачен, но не
предполагал, что он выдержит такое испытание.
– Вот
это класс! – с искренним восхищением воскликнул Джонс. – Из вас вышел
бы отличный актер, первосортный! Вы кашляете точь-в-точь как постоялец
работного дома. А за ваши дрожащие колени можно дать десять фунтов в неделю.
Мне, правда, показался знакомым блеск глаз. Но уйти вы все-таки от нас не
смогли.
– Я
работал в этом маскарадном костюме весь день, – сказал он, зажигая
сигару. – Видите ли, преступный мир уже довольно хорошо знает меня,
особенно после того, как мой друг, сидящий здесь, взялся за перо. Так что я
теперь могу появляться на передовых позициях только в переодетом виде. Вы
получили мою телеграмму?
– Да,
поэтому-то я здесь.
– Как
подвигается ваша версия?
– Лопнула.
Мне пришлось отпустить двух моих пленников, а против остальных двух нет ни
одной улики.
– Не
расстраивайтесь. Мы вам дадим парочку других взамен. Я только прошу вас на
время целиком подчиняться мне, действовать по выработанному мной плану.
Согласны? Конечно, вся заслуга в этом деле будет официально признана за вами.
– Согласен,
если вы поможете мне взять этих двоих.
– Тогда,
во-первых, мне необходима быстроходная посудина – полицейский
моторный катер. К семи часам у Вестминстерского причала.
– Будет
сделано. Там всегда дежурит полицейская лодка. Но, пожалуй, мне лучше пойти через
дорогу и позвонить для верности.
– Затем
два полицейских посильнее на случай сопротивления.
– В
катере всегда есть два или три человека.
– Когда
мы их возьмем, у нас в руках окажутся сокровища. Я думаю, мой друг будет очень
рад доставить сундучок одной молодой леди, которой по праву принадлежит
половина. Пусть она первая откроет его. А, Уотсон?
– Мне
это было бы очень приятно.
– Нарушение
процедуры, но дело такое необычное, что можно будет закрыть глаза. Но потом
клад надо передать властям до окончания следствия.
– Конечно.
Это будет легко сделать. Еще один момент. Мне бы очень хотелось услыхать о
некоторых подробностях из уст самого Джонатана Смолла. Вы знаете, я люблю
выяснять все до конца. Не будет возражений, если я с ним неофициально встречусь
здесь, у меня, или в каком-нибудь другом месте, конечно, под надежной охраной?
– Вы
хозяин положения, вам и карты в руки. Но у меня до сих пор нет никаких доказательств
существования этого самого Джонатана Смолла. Однако если вы мне представите
его, я не смогу отказать вам в вашей просьбе.
– Значит,
решено?
– Решено.
Еще что?
– Это
уже последнее: я хочу, чтобы вы пообедали с нами. У нас есть устрицы, пара
куропаток и небольшой выбор белых вин. Нет, Уотсон, вы не умеете ценить мои
достоинства домашней хозяйки.
|