100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Я лугами иду – ветер свищет в лугах:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!
Я лесами иду – звери воют в лесах:
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!
Я хлебами иду: что вы тощи, хлеба?
С холоду, странничек, с холоду,
С холоду, родименькой, с холоду!
Я стадами иду: что скотинка слаба?
С голоду, странничек, с голоду,
С голоду, родименькой, с голоду!
Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!
Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!
Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?
С холоду, странничек, с холоду,
С холоду, родименькой, с холоду!
Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?
С голоду, странничек, с голоду,
С голоду, родименькой, с голоду!
Я опять во луга – ветер свищет в лугах:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!
Я опять во леса – звери воют в лесах:
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!
Я опять во хлеба, –
Я опять во стада, –
и т. д.
Пел старик, а сам поглядывал:
Поминутно лесничок
То к плечу ружье прикладывал,
То потрогивал курок.
На беду, ни с кем не встретишься!
– Полно петь… Эй, молодец!
Что отстал?… В кого ты метишься?
Что ты делаешь, подлец! –
«Трусы, трусы вы великие!» –
И лесник захохотал
(А глаза такие дикие!).
– Стыдно! – Тихоныч сказал. –
Как не грех тебе захожего
Человека так пугать?
А еще хотел я дешево
Миткалю тебе продать! –
Молодец не унимается,
Штуки делает ружьем,
Воем, лаем отзывается
Хохот глупого кругом.
– Эй! уймись! Чего дурачишься? –
Молвил Ванька. – Я молчу,
А заеду, так наплачешься,
Разом скулы сворочу!
Коли ты уж с нами встретился,
Должен честью проводить. –
А лесник опять наметился.
– Не шути! – «Чаво шутить!»
Коробейники отпрянули,
Бог помилуй – смерть пришла!
Почитай‑что разом грянули
Два ружейные ствола.
Без словечка Ванька валится,
С криком падает старик…
В кабаке бурлит, бахвалится
Тем же вечером лесник:
«Пейте, пейте, православные!
Я, ребятушки, богат;
Два бекаса нынче славные
Мне попали под заряд!
Много серебра и золотца,
Много всякого добра
Бог послал!» Глядят, у молодца
Точно – куча серебра.
Подзадорили детинушку –
Он почти всю правду бух!
На беду его – скотинушку
Тем болотом гнал пастух:
Слышал выстрелы ружейные,
Слышал крики… «Стой! винись!..»
И мирские и питейные
Тотчас власти собрались.
Молодцу скрутили рученьки:
«Ты вяжи меня, вяжи,
Да не тронь мои онученьки!»
– Их‑то нам и покажи! –
Поглядели: под онучами
Денег с тысячу рублей –
Серебро, бумажки кучами.
Утром пóзвали судей,
Судьи тотчас всё доведали
(Только денег не нашли!),
Погребенью мертвых предали,
Лесника в острог свезли…
[1] Впервые: Современник. 1861. № 10.
Посвящая поэму другу‑приятелю, костромскому крестьянину, Некрасов специально подчеркивал свою ориентацию на читателя из народа. По той же причине он опубликовал поэму в дешевом издании «Красные книжки. Книжка первая. Коробейники. Сочинил и издал Некрасов. Спб., 1862» и распространял ее в селах и деревнях с помощью коробейников, офень и мстерского книготорговца И. А. Голышева, которому 2 марта 1862 года сообщал: «Посылаю Вам 1500 экземпляров моих стихотворений, предназначающихся для народа. На обороте каждой книжечки выставлена цена – 3 копейки за экземпляр, – потому я желал бы, чтобы книжечки не продавались дороже: чтобы из 3‑х копеек одна поступала в Вашу пользу и две в пользу офеней (продавцов), – таким образом, книжечка и выйдет в три копейки, не дороже. После Пасхи я пришлю Вам еще и другие, о которых мы тогда и поговорим». Поэт действительно прислал второй выпуск «Красных книжек», куда входили стихи «Забытая деревня», «Школьник» и др. Но на этом, втором, выпуске издание Некрасова было запрещено цензурой.
Критика, особенно революционно‑демократическая, выделила в поэме «Песню убогого странника». На нее обращали внимание А. И. Герцен в «Колоколе», Н. Г. Чернышевский в статье «Не начало ли перемены». Д. И. Писарев в «Физиологических картинах» писал:
«Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно! –
отвечают прохожему в «Коробейниках» Некрасова луга, звери и мужики, у которых этот прохожий спрашивает причину их бедствий и горестей. Этот страшный по своей простоте ответ сменяется другим ответом, не менее выразительным:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно.
И в этих двух ответах сказано столько, сколько не выскажешь десятью поэмами.
Голод и холод! Этими двумя простыми причинами объясняются все действительные страдания человечества, все тревоги его исторической жизни, все преступления отдельных лиц, вся безнравственность общественных отношений». (Писарев Д. И. Полн. собр. соч.: В 6 т. Спб., 1909. Т. 2. С. 364–365.)
«Дух захватывает от этой страшной, громадной силы! – писал В. Крестовский. – А между тем что может быть безыскусственнее и проще этой песни. Но простотой‑то она и сильна. Это великая и грозная своим величием простота. Она вылилась непосредственно из души как один вопль нашей всеобщей, великой скорби». (Русское слово. 1861. № 12. С. 66–67.)
Поэма написана в имении Некрасова Грешнево в августе 1861 года. Сюжет об убийстве коробейников подсказал Некрасову Гаврила Яковлевич Захаров. По преданию, «однажды на охоте с Гаврилой Некрасов убил бекаса, а Гаврила в тот же момент – другого, так что Некрасов не слыхал выстрела. Собака, к его удивлению, принесла ему обоих бекасов. „Как, – спрашивает он Гаврилу, – стрелял я в одного, а убил двух?“ По этому поводу Гаврила рассказал ему о двух других бекасах, которые попали одному охотнику под заряд. Этот случай дал повод для рассказа об убийстве коробейников, которое произошло в Мисковской волости.
Два бекаса нынче славные
Мне попались под заряд!
Другие подробности, например о Катеринушке, которой приходилось
Парня ждать до Покрова… –
основаны на рассказах Матрены, жены Гаврилы, которая так же сидела в одиночестве, как и Катеринушка». (Костромской листок. 1902. № 140.)
Реальную историю убийства коробейников рассказал некрасоведу А. Попову сын Гаврилы Яковлевича: «Охотник этот был Давыд Петров из деревни Сухоруковой. Он встретил в своей деревне коробейников, направлявшихся прямиком через болота в село Закобякино Ярославской губернии, „надумал“ их убить, чтобы забрать деньги, и проследил в лесу. Коробейники поняли, что не к добру оказался среди них как будто недавно виденный человек с ружьем, и просили оставить их. Когда Давыд убивал, то пастушок слышал выстрелы и крики. После убийства Давыд затащил одного убитого на дерево, другого спрятал под корни». (Ярославский альманах. Ярославль, 1941. С. 195.)
Костромской историк‑краевед В. Н. Бочков обнаружил, что в ревизских сказках (списках) за 1858 год «деревни Сухорукова той же, что и Шода, Андреевской казенной волости, значится Давыд Петров, 35 лет, имевший жену Настасью Лукьяновну, старше его, и четырех малолетних детей. А дальше указано, что он не обычный крестьянин, а подкидыш во дворе Петра Васильева. Положение подкидыша в старообрядческой деревне было вдвойне тяжело – они являлись париями, отщепенцами. В детстве Давыд, верно, натерпелся и наголодался. „Ростом мал и с виду слаб“, – охарактеризовал его поэт со слов Гаврилы. „Мужичонка негодный“, – сказал о нем Иван Гаврилыч. Подкидышам не положен земельный надел, пришлось идти в лесники, содержать большую семью на грошовое жалованье. Из таких, как Давыд, и формировались ущербные типы, готовые на все, дабы „выбиться в люди“. Преступление он готовит обдуманно и, спокойно убив коробейников, не мучится угрызениями совести, а, наоборот, похваляется». (Бочков В. «Скажи, которая Татьяна?» Образы и прототипы в русской литературе. М., 1990. С. 156.)
Поэма Некрасова «Коробейники» стала очень популярной в народной среде. Первая часть ее превратилась в народную песню. «Одной этой поэмы, – писал в 1862 году Аполлон Григорьев, – было бы достаточно, чтобы убедить каждого, насколько Некрасов поэт почвы, поэт народный». (Время. 1862. № 7. С. 42.)
[2] Кумачу я не хочу. Китайки не надо… – цитата из народной песни «Во саду ли в огороде». Кумач – хлопчатобумажная ткань алого цвета. Китайка – гладкая бумажная ткань желтого цвета, первоначально вывозилась из Китая.
[3] Катя бережно торгуется… – В свадебных народных песнях «торговаться» со стороны невесты означало: знать себе цену, сохранять девичью гордость, чувство собственного достоинства.
[4] Дал ей ситцу штуку целую… – целый рулон фабричной ткани.
[5] На Покров домой приду. – Покров Пресвятой Богородицы – христианский праздник, отмечающийся 14 октября. К Покрову дню завершалась уборка урожая и начиналось в крестьянском быту веселое время свадеб.
[6] Новины свои несут. – Новины – холсты домашнего производства.
[7] И старушки вожеватые. – Вожеватые – обходительные, приветливые, учтивые.
[8] Есть кумач, миткаль и плис. – Миткаль – ситец. Плис – хлопчатобумажный бархат.
[9] Любчики – деревенские талисманы, имеющие, по понятиям простолюдинок, привораживающую силу.
[10] Ну, исполать! – слава, хвала.
[11] Вишь вы жадны, как кутейники. – Кутейниками в народе звали лиц духовного сословия.
[12] Царь дурит – народу горюшко! ‹…› Ой! бабье неугомонное… – Некрасов здесь использует мотивы рекрутских плачей в старообрядческих вариантах, наиболее резких по отношению к официальным властям: «Из‑за кого ты воевать пошел, ладо милое? Уж власти все безбожные… Уж взяла бы я в праву рученьку Саблю вострую И срубила бы я буйны головы Начальникам». (Труды костромского научного общества по изучению местного края. 1920. Вып. 15. С. 3.)
[13] Ты попомни целовальника… – Целовальник – продавец вина в питейном заведении, содержатель кабака.
[14] Ой! ты, зелие кабашное ‹…› Сломишь голову как раз. – Старообрядцы Костромского края, по свидетельству местных этнографов, «не употребляли ничего хмельного, ни вина, ни пива, не пили чаю и почему‑то не ели картофелю». Курение табака они считали «за тяжкий грех, так как эта трава выросла из трупа какой‑то блудницы. Поэтому более набожные из них, если случится кому курить табак в их избе, целых трое суток после того беспрестанно курят ладаном, а если где упало несколько крошек его, то те же трое суток скоблят и моют то место, чтобы не только табак, но и самый „дух“ табачный выгнать из дому». «Табашников на том свете, говорят, заставят в гору бревно катить. Вот они катят‑катят, прокатят уже половину – им закричат: „Табашники, к рогу!“ (то есть табак курить – прежде табак держали в рогах, как теперь держат порох в некоторых местах). Отпустят они бревно, а потом опять приходится начинать работу».
[15] Грянут, грянут гласы трубные… – Старообрядцы были проникнуты ожиданием скорого Второго пришествия Иисуса Христа, гибели этой грешной земли и неба, воскресения всех умерших и Страшного суда, поскольку они видели в современных правителях осуществившееся царство антихриста, которое, по Апокалипсису (завершающей Новый Завет богодухновенной книге), наступит именно в «последние времена» перед «светопреставлением».
[16] Общеизвестная народная шутка над бурлаками, которая спокон веку приводит их в негодование.
[17] Потянулись огурешники… – Огурешниками называли жителей Ростовского уезда Ярославской губернии, искони занимавшихся огородным промыслом, мастеров на всю Россию по выращиванию огурцов и других огородных культур. На втором месте за ними шли огуречники галичские, выращивавшие огурцы на берегу озера в городе Галиче Костромской губернии.
[18] Чем в косуле мужика… – Косуля – соха или легкий плуг с одним лемехом.
[19] И в свиное ухо складывал Полы свиточки своей – народная насмешка над мусульманами, которым запрещается употреблять в пищу свиное мясо.
[20] Кашпировы, Зюзины. Крестьяне, беседуя между собою об известных предметах и лицах, редко употребляют иную форму выражения.
[21] Кашпирята с Зюзенятами… – Кашпировы – ярославские помещики. Зюзины – помещики костромские.
[22] Всполошилися борзители. – Борзители – охотники с борзыми собаками.
[23] Встрелось нам лицо духовное – Хуже не было б греха… – По народным поверьям, идущим, по‑видимому, из старообрядческих кругов, отрицательно относившихся к церковнослужителям‑никонианам, встреча с духовным лицом сулит несчастье.
[24] Ой! ты, барыня спесивая… – Здесь и далее Некрасов использует в поэме прибаутки офеней и раешников: «А это вот город Париж, не доедешь – угоришь», «А это вот Летний сад – там девушки гуляют в шубках – в юбках, в тряпках‑шляпках, зеленых подкладках. Юбки на ватках, пукли фальшивы, а девицы плешивы». (Максимов С. В. Собр. соч.: В 20 т. Спб., 1909. Т. 1. С. 155.)
[25] То кочажником, то бродами… – Кочажник – кочки на моховом болоте. Броды – высокие места в топях, по которым идут болотные тропины.
[26] Коли три версты обходами, Прямиками будет шесть! – Ср. народную пословицу: «Меряла старуха клюкой, да махнула рукой» – о проселочной петляющей дороге.
[27] Я из Шуньи… – Имеется в виду село Шунга (по‑народному – Шунья) в окрестностях костромских охот Некрасова.
[28] Ты, я вижу, прокурат! – Прокурат – шутник, обманщик, притворщик.
[29] Деревенский, видно, плотничек Строил ложу – тяп да ляп! – Сын Гаврилы Яковлевича рассказывал: «Был у нас мужичонка такой, хитрый, негодный, Давыд Петров, из Сухорукова, вот он и убил коробейников, ограбил, с них и разжился, кабак имел, под конец Господь его покарал: ослеп под старость. Тятенька и ружье‑то, из которого Давыд застрелил коробейников, делал».
[30] Бычки – небольшие отрывочные тучки (Яросл. губ.).
[31] Ухалица – филин‑пугач (grand‑duc).
[32] Пред зерцалом, в облачении… – Зерцало – эмблема правосудия, устанавливавшаяся в дореволюционной России в присутственных местах, в виде увенчанной двуглавым орлом трехгранной призмы с наклеенными на гранях указами Петра Великого о соблюдении законности.