100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks

На главную

Николай Некрасов «Коробейники»

Николай Некрасов Коробейники

Песня убогого странника

 

 

Я лугами иду – ветер свищет в лугах:

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

 

Я лесами иду – звери воют в лесах:

Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно!

 

Я хлебами иду: что вы тощи, хлеба?

С холоду, странничек, с холоду,

С холоду, родименькой, с холоду!

 

Я стадами иду: что скотинка слаба?

С голоду, странничек, с голоду,

С голоду, родименькой, с голоду!

 

Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

 

Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?

Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно!

 

Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?

С холоду, странничек, с холоду,

С холоду, родименькой, с холоду!

 

Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?

С голоду, странничек, с голоду,

С голоду, родименькой, с голоду!

 

Я опять во луга – ветер свищет в лугах:

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

 

Я опять во леса – звери воют в лесах:

Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно!

 

Я опять во хлеба, –

Я опять во стада, –

и т. д.

 

Пел старик, а сам поглядывал:

Поминутно лесничок

То к плечу ружье прикладывал,

То потрогивал курок.

На беду, ни с кем не встретишься!

– Полно петь… Эй, молодец!

Что отстал?… В кого ты метишься?

Что ты делаешь, подлец! –

«Трусы, трусы вы великие!» –

И лесник захохотал

(А глаза такие дикие!).

– Стыдно! – Тихоныч сказал. –

Как не грех тебе захожего

Человека так пугать?

А еще хотел я дешево

Миткалю тебе продать! –

Молодец не унимается,

Штуки делает ружьем,

Воем, лаем отзывается

Хохот глупого кругом.

– Эй! уймись! Чего дурачишься? –

Молвил Ванька. – Я молчу,

А заеду, так наплачешься,

Разом скулы сворочу!

Коли ты уж с нами встретился,

Должен честью проводить. –

А лесник опять наметился.

– Не шути! – «Чаво шутить!»

Коробейники отпрянули,

Бог помилуй – смерть пришла!

Почитай‑что разом грянули

Два ружейные ствола.

Без словечка Ванька валится,

С криком падает старик…

 

В кабаке бурлит, бахвалится

Тем же вечером лесник:

«Пейте, пейте, православные!

Я, ребятушки, богат;

Два бекаса нынче славные

Мне попали под заряд!

Много серебра и золотца,

Много всякого добра

Бог послал!» Глядят, у молодца

Точно – куча серебра.

Подзадорили детинушку –

Он почти всю правду бух!

На беду его – скотинушку

Тем болотом гнал пастух:

Слышал выстрелы ружейные,

Слышал крики… «Стой! винись!..»

И мирские и питейные

Тотчас власти собрались.

Молодцу скрутили рученьки:

«Ты вяжи меня, вяжи,

Да не тронь мои онученьки!»

– Их‑то нам и покажи! –

Поглядели: под онучами

Денег с тысячу рублей –

Серебро, бумажки кучами.

Утром пóзвали судей,

Судьи тотчас всё доведали

(Только денег не нашли!),

Погребенью мертвых предали,

Лесника в острог свезли…

 

 



[1] Впервые: Современник. 1861. № 10.

Посвящая поэму другу‑приятелю, костромскому крестьянину, Некрасов специально подчеркивал свою ориентацию на читателя из народа. По той же причине он опубликовал поэму в дешевом издании «Красные книжки. Книжка первая. Коробейники. Сочинил и издал Некрасов. Спб., 1862» и распространял ее в селах и деревнях с помощью коробейников, офень и мстерского книготорговца И. А. Голышева, которому 2 марта 1862 года сообщал: «Посылаю Вам 1500 экземпляров моих стихотворений, предназначающихся для народа. На обороте каждой книжечки выставлена цена – 3 копейки за экземпляр, – потому я желал бы, чтобы книжечки не продавались дороже: чтобы из 3‑х копеек одна поступала в Вашу пользу и две в пользу офеней (продавцов), – таким образом, книжечка и выйдет в три копейки, не дороже. После Пасхи я пришлю Вам еще и другие, о которых мы тогда и поговорим». Поэт действительно прислал второй выпуск «Красных книжек», куда входили стихи «Забытая деревня», «Школьник» и др. Но на этом, втором, выпуске издание Некрасова было запрещено цензурой.

Критика, особенно революционно‑демократическая, выделила в поэме «Песню убогого странника». На нее обращали внимание А. И. Герцен в «Колоколе», Н. Г. Чернышевский в статье «Не начало ли перемены». Д. И. Писарев в «Физиологических картинах» писал:

 

«Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно! –

 

отвечают прохожему в «Коробейниках» Некрасова луга, звери и мужики, у которых этот прохожий спрашивает причину их бедствий и горестей. Этот страшный по своей простоте ответ сменяется другим ответом, не менее выразительным:

 

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно.

 

И в этих двух ответах сказано столько, сколько не выскажешь десятью поэмами.

Голод и холод! Этими двумя простыми причинами объясняются все действительные страдания человечества, все тревоги его исторической жизни, все преступления отдельных лиц, вся безнравственность общественных отношений». (Писарев Д. И. Полн. собр. соч.: В 6 т. Спб., 1909. Т. 2. С. 364–365.)

«Дух захватывает от этой страшной, громадной силы! – писал В. Крестовский. – А между тем что может быть безыскусственнее и проще этой песни. Но простотой‑то она и сильна. Это великая и грозная своим величием простота. Она вылилась непосредственно из души как один вопль нашей всеобщей, великой скорби». (Русское слово. 1861. № 12. С. 66–67.)

Поэма написана в имении Некрасова Грешнево в августе 1861 года. Сюжет об убийстве коробейников подсказал Некрасову Гаврила Яковлевич Захаров. По преданию, «однажды на охоте с Гаврилой Некрасов убил бекаса, а Гаврила в тот же момент – другого, так что Некрасов не слыхал выстрела. Собака, к его удивлению, принесла ему обоих бекасов. „Как, – спрашивает он Гаврилу, – стрелял я в одного, а убил двух?“ По этому поводу Гаврила рассказал ему о двух других бекасах, которые попали одному охотнику под заряд. Этот случай дал повод для рассказа об убийстве коробейников, которое произошло в Мисковской волости.

 

Два бекаса нынче славные

Мне попались под заряд!

 

Другие подробности, например о Катеринушке, которой приходилось

 

Парня ждать до Покрова… –

 

основаны на рассказах Матрены, жены Гаврилы, которая так же сидела в одиночестве, как и Катеринушка». (Костромской листок. 1902. № 140.)

Реальную историю убийства коробейников рассказал некрасоведу А. Попову сын Гаврилы Яковлевича: «Охотник этот был Давыд Петров из деревни Сухоруковой. Он встретил в своей деревне коробейников, направлявшихся прямиком через болота в село Закобякино Ярославской губернии, „надумал“ их убить, чтобы забрать деньги, и проследил в лесу. Коробейники поняли, что не к добру оказался среди них как будто недавно виденный человек с ружьем, и просили оставить их. Когда Давыд убивал, то пастушок слышал выстрелы и крики. После убийства Давыд затащил одного убитого на дерево, другого спрятал под корни». (Ярославский альманах. Ярославль, 1941. С. 195.)

Костромской историк‑краевед В. Н. Бочков обнаружил, что в ревизских сказках (списках) за 1858 год «деревни Сухорукова той же, что и Шода, Андреевской казенной волости, значится Давыд Петров, 35 лет, имевший жену Настасью Лукьяновну, старше его, и четырех малолетних детей. А дальше указано, что он не обычный крестьянин, а подкидыш во дворе Петра Васильева. Положение подкидыша в старообрядческой деревне было вдвойне тяжело – они являлись париями, отщепенцами. В детстве Давыд, верно, натерпелся и наголодался. „Ростом мал и с виду слаб“, – охарактеризовал его поэт со слов Гаврилы. „Мужичонка негодный“, – сказал о нем Иван Гаврилыч. Подкидышам не положен земельный надел, пришлось идти в лесники, содержать большую семью на грошовое жалованье. Из таких, как Давыд, и формировались ущербные типы, готовые на все, дабы „выбиться в люди“. Преступление он готовит обдуманно и, спокойно убив коробейников, не мучится угрызениями совести, а, наоборот, похваляется». (Бочков В. «Скажи, которая Татьяна?» Образы и прототипы в русской литературе. М., 1990. С. 156.)

Поэма Некрасова «Коробейники» стала очень популярной в народной среде. Первая часть ее превратилась в народную песню. «Одной этой поэмы, – писал в 1862 году Аполлон Григорьев, – было бы достаточно, чтобы убедить каждого, насколько Некрасов поэт почвы, поэт народный». (Время. 1862. № 7. С. 42.)

 

[2] Кумачу я не хочу. Китайки не надо…  – цитата из народной песни «Во саду ли в огороде». Кумач  – хлопчатобумажная ткань алого цвета. Китайка  – гладкая бумажная ткань желтого цвета, первоначально вывозилась из Китая.

 

[3] Катя бережно торгуется…  – В свадебных народных песнях «торговаться» со стороны невесты означало: знать себе цену, сохранять девичью гордость, чувство собственного достоинства.

 

[4] Дал ей ситцу штуку целую…  – целый рулон фабричной ткани.

 

[5] На Покров домой приду.  – Покров Пресвятой Богородицы  – христианский праздник, отмечающийся 14 октября. К Покрову дню завершалась уборка урожая и начиналось в крестьянском быту веселое время свадеб.

 

[6] Новины свои несут.  – Новины  – холсты домашнего производства.

 

[7] И старушки вожеватые.  – Вожеватые  – обходительные, приветливые, учтивые.

 

[8] Есть кумач, миткаль и плис.  – Миткаль  – ситец. Плис  – хлопчатобумажный бархат.

 

[9] Любчики – деревенские талисманы, имеющие, по понятиям простолюдинок, привораживающую силу.

 

[10] Ну, исполать!  – слава, хвала.

 

[11] Вишь вы жадны, как кутейники.  – Кутейниками в народе звали лиц духовного сословия.

 

[12] Царь дурит – народу горюшко! ‹…› Ой! бабье неугомонное…  – Некрасов здесь использует мотивы рекрутских плачей в старообрядческих вариантах, наиболее резких по отношению к официальным властям: «Из‑за кого ты воевать пошел, ладо милое? Уж власти все безбожные… Уж взяла бы я в праву рученьку Саблю вострую И срубила бы я буйны головы Начальникам». (Труды костромского научного общества по изучению местного края. 1920. Вып. 15. С. 3.)

 

[13] Ты попомни целовальника…  – Целовальник  – продавец вина в питейном заведении, содержатель кабака.

 

[14] Ой! ты, зелие кабашное ‹…› Сломишь голову как раз.  – Старообрядцы Костромского края, по свидетельству местных этнографов, «не употребляли ничего хмельного, ни вина, ни пива, не пили чаю и почему‑то не ели картофелю». Курение табака они считали «за тяжкий грех, так как эта трава выросла из трупа какой‑то блудницы. Поэтому более набожные из них, если случится кому курить табак в их избе, целых трое суток после того беспрестанно курят ладаном, а если где упало несколько крошек его, то те же трое суток скоблят и моют то место, чтобы не только табак, но и самый „дух“ табачный выгнать из дому». «Табашников на том свете, говорят, заставят в гору бревно катить. Вот они катят‑катят, прокатят уже половину – им закричат: „Табашники, к рогу!“ (то есть табак курить – прежде табак держали в рогах, как теперь держат порох в некоторых местах). Отпустят они бревно, а потом опять приходится начинать работу».

 

[15] Грянут, грянут гласы трубные…  – Старообрядцы были проникнуты ожиданием скорого Второго пришествия Иисуса Христа, гибели этой грешной земли и неба, воскресения всех умерших и Страшного суда, поскольку они видели в современных правителях осуществившееся царство антихриста, которое, по Апокалипсису (завершающей Новый Завет богодухновенной книге), наступит именно в «последние времена» перед «светопреставлением».

 

[16] Общеизвестная народная шутка над бурлаками, которая спокон веку приводит их в негодование.

 

[17] Потянулись огурешники…  – Огурешниками называли жителей Ростовского уезда Ярославской губернии, искони занимавшихся огородным промыслом, мастеров на всю Россию по выращиванию огурцов и других огородных культур. На втором месте за ними шли огуречники галичские, выращивавшие огурцы на берегу озера в городе Галиче Костромской губернии.

 

[18] Чем в косуле мужика…  – Косуля  – соха или легкий плуг с одним лемехом.

 

[19] И в свиное ухо складывал Полы свиточки своей  – народная насмешка над мусульманами, которым запрещается употреблять в пищу свиное мясо.

 

[20] Кашпировы, Зюзины. Крестьяне, беседуя между собою об известных предметах и лицах, редко употребляют иную форму выражения.

 

[21] Кашпирята с Зюзенятами…  – Кашпировы  – ярославские помещики. Зюзины  – помещики костромские.

 

[22] Всполошилися борзители.  – Борзители  – охотники с борзыми собаками.

 

[23] Встрелось нам лицо духовное – Хуже не было б греха…  – По народным поверьям, идущим, по‑видимому, из старообрядческих кругов, отрицательно относившихся к церковнослужителям‑никонианам, встреча с духовным лицом сулит несчастье.

 

[24] Ой! ты, барыня спесивая…  – Здесь и далее Некрасов использует в поэме прибаутки офеней и раешников: «А это вот город Париж, не доедешь – угоришь», «А это вот Летний сад – там девушки гуляют в шубках – в юбках, в тряпках‑шляпках, зеленых подкладках. Юбки на ватках, пукли фальшивы, а девицы плешивы». (Максимов С. В. Собр. соч.: В 20 т. Спб., 1909. Т. 1. С. 155.)

 

[25] То кочажником, то бродами…  – Кочажник  – кочки на моховом болоте. Броды  – высокие места в топях, по которым идут болотные тропины.

 

[26] Коли три версты обходами, Прямиками будет шесть!  – Ср. народную пословицу: «Меряла старуха клюкой, да махнула рукой» – о проселочной петляющей дороге.

 

[27] Я из Шуньи…  – Имеется в виду село Шунга (по‑народному – Шунья) в окрестностях костромских охот Некрасова.

 

[28] Ты, я вижу, прокурат!  – Прокурат  – шутник, обманщик, притворщик.

 

[29] Деревенский, видно, плотничек Строил ложу – тяп да ляп!  – Сын Гаврилы Яковлевича рассказывал: «Был у нас мужичонка такой, хитрый, негодный, Давыд Петров, из Сухорукова, вот он и убил коробейников, ограбил, с них и разжился, кабак имел, под конец Господь его покарал: ослеп под старость. Тятенька и ружье‑то, из которого Давыд застрелил коробейников, делал».

 

[30] Бычки  – небольшие отрывочные тучки (Яросл. губ.).

 

[31] Ухалица  – филин‑пугач (grand‑duc).

 

[32] Пред зерцалом, в облачении…  – Зерцало  – эмблема правосудия, устанавливавшаяся в дореволюционной России в присутственных местах, в виде увенчанной двуглавым орлом трехгранной призмы с наклеенными на гранях указами Петра Великого о соблюдении законности.

 

<<<Страница 7
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика