Глава седьмая
Центральный сектор
Медицинское
заключение доктора Эхтернаха, главного врача шахтёрского участка Альбрехт,
гласило, что смерть Карла Бауэра, № 41902, тринадцати лет от роду, «заслонщика»
в галерее 228, последовала от асфиксии[22]
в результате отравления углекислотой, поглощённой в большом количестве
дыхательными органами.
Другое,
не менее учёное заключение – инженера Маульсмюле – указывало на необходимость
расширить вентиляционную сеть и охватить ею участок «В» пятнадцатой зоны, где
наблюдается медленное просачивание вредных газов.
Второй,
краткий рапорт инженера Маульсмюле обращал внимание высшей администрации на самоотверженное
поведение мастера Райера и литейщика первого разряда Иоганна Шварца.
Спустя
дней десять после этого трагического случая литейщик Иоганн Шварц, войдя утром
в караульную будку, чтобы снять с доски свой жетон, увидел на этой доске
следующий приказ:
«Литейщику
Шварцу явиться сегодня в десять часов утра в контору главного директора,
центральный сектор, ворота и улица „А“. Одежда городская».
«Наконец-то! –
подумал Марсель. – Долго же они думали, но хорошо, что додумались».
Из своих
воскресных прогулок в окрестностях Штальштадта и разговоров с товарищами
Марсель успел узнать кое-что об организации города. Он знал, что приглашения
явиться в центральный сектор удостаивались немногие, и по этому поводу
рассказывали всякие легенды. Говорили, что смельчаки, пытавшиеся хитростью
проникнуть в запретную зону, не возвращались обратно; что каждый рабочий и
служащий, допущенный в это святая святых, подвергался всякого рода таинственным
испытаниям и приносил торжественную клятву хранить все виденное и слышанное им
в тайне, а нарушившего клятву судили тайным судом и карали смертью.
Святилище
это соединялось с окружной линией подземной железной дорогой. По этой дороге
ночью нередко прибывали таинственные гости. За высокими стенами в центральном
здании происходили заседания Высшего совета, в которых эти загадочные
незнакомцы принимали участие…
Марсель
не очень доверял подобным разговорам и слухам, но знал, что они вызваны действительно
трудным доступом в центральный сектор.
У него
было немало друзей среди рабочих – и рудокопы, и углекопы, и доменщики, в формовщики,
и плотники, и кузнецы, но ни один из тех, кого он знал, никогда не переступал
заповедных ворот «А».
Со
смешанным чувством любопытства и тайного удовлетворения Марсель в назначенный
час подходил к воротам. Он сразу мог убедиться в том, что здесь поистине
соблюдались все самые строгие меры предосторожности.
Прежде всего
выяснилось, что его уже ждали. Два человека в серых мундирах, с саблями на боку
и револьверами у пояса, стояли в караульном помещении. Это помещение, подобное
келье сестры-привратницы какого-нибудь сурового монастыря, имело две двери:
одну – отворявшуюся наружу, другую – внутреннюю. При этом двери никогда не
отворялись одновременно.
Марсель
подал пропуск; его тщательно проверили, поставили печать, а затем люди в серой
форме, ни слова не говоря, завязали Марселю глаза и, подхватив его под руки,
повели в неизвестном направлении.
Они
прошли около трех тысяч шагов, поднялись по лестнице, перед ними распахнулась
дверь, которая, впустив их, тотчас же захлопнулась, и наконец Марселю разрешили
снять повязку.
Молодой
человек увидел, что находится в просторной комнате, где стояло всего несколько
стульев, чёрная доска и большой чертёжный стол со всеми принадлежностями для
черчения. Свет проникал в комнату через высокие окна с матовыми стёклами.
Тотчас
же вслед за ними вошли два человека, напоминавшие своим видом университетских
профессоров.
– Нам
аттестовали вас как исключительно одарённого субъекта, – сказал один из
них. – Мы намерены проэкзаменовать вас, и, если ваши знания окажутся
удовлетворительными, вы будете переведены в модельный цех. Угодно вам сейчас
подвергнуться испытаниям?
Марсель
скромно ответил, что он готов.
Тогда
оба экзаменатора по очереди стали задавать ему вопросы из химии, геометрии и алгебры.
Молодой человек отвечал безошибочно и ясно; вычерченные им на доске
геометрические фигуры отличались безупречной отчётливостью, строгостью и
изяществом линий. Цифры его уравнений вытягивались стройными, правильными
рядами, как колонны войск на параде. Одно из его решений поразило экзаменаторов
своей необыкновенной тонкостью и новизной доказательства, они не замедлили
выразить ему своё удивление и спросили, где он учился математике.
– На
родине, в Шафгаузене, в средней школе, – скромно ответил Марсель.
– Вы,
по-видимому, прекрасный чертёжник?
– Это
был мой любимый предмет.
– Вы
не находите, что народное образование в Швейцарии поставлено на удивительную
высоту? – сказал экзаменатор, обращаясь к своему коллеге. – Так вот,
мы вам даём два часа на выполнение этого чертежа, – продолжал он,
повернувшись к Марселю и передавая ему схему довольно сложной паровой машины,
представленной в разрезе. – Если вы проявите себя в этом так же, как
проявили в устных ответах, мы дадим вам оценку «весьма удовлетворительно и вне
конкурса».
И с
этими словами они удалились.
Марсель,
оставшись один, с жаром принялся за работу.
Ровно через
два часа экзаменаторы вернулись. Чертёж Марселя, по-видимому, настолько поразил
их, что они не ограничились обещанной лаконичной оценкой, а с обоюдного
согласия приписали: «У нас нет чертёжников с таким исключительным дарованием».
Вслед за
тем в комнату снова вошли молчаливые серые проводники и, подвергнув Марселя той
же церемонии, то есть завязав ему глаза, повели его в кабинет главного
директора.
– Вас
рекомендуют чертёжником в модельный цех, – сказал Марселю директор. –
Готовы ли вы подчиниться всем нашим правилам?
– Я
их не знаю, но полагаю, что они приемлемы, – отвечал Марсель.
– Так
вот. Во-первых, вам надлежит в течение всего срока вашей службы жить на территории
самого цеха. Вы не можете выходить за пределы этой территории без особого
разрешения, которое даётся только в исключительных случаях. Во-вторых, вы
подчиняетесь военному уставу и должны беспрекословно повиноваться вашему
начальству. Всякое нарушение дисциплины влечёт за собой соответствующее
взыскание согласно воинскому уставу. Вам присваивается звание унтер-офицера
действующей армии Стального города, и, проявляя себя достойным образом, вы
можете достигнуть самых высших чинов. В-третьих, вы даёте присягу никогда
никому не разглашать того, что вы увидите или услышите в отделе, где будете работать.
В-четвёртых, ваша переписка будет вскрываться начальством, и вести её
разрешается только с родными…
«Короче
говоря, настоящая тюрьма», – подумал Марсель, но вслух сказал спокойно:
– Я
нахожу эти условия справедливыми и готов им подчиниться.
– Хорошо.
Поднимите руку и повторяйте за мной слова присяги… Итак, вы зачисляетесь
чертёжником в четвёртый цех. Вам будет предоставлено помещение. Питаться вы
будете здесь же – у нас отличная столовая. Ваши вещи с вами?
– Нет,
я не знал, зачем меня вызывали. Все моё имущество у меня на квартире.
– За
ним будет послано, ибо вы с этого момента не имеете права выходить за пределы
этой территории.
«Хорошо,
что я писал свои заметки шифром, – подумал Марсель. – Вот бы они
попались им в лапы!»
К концу
дня Марсель окончательно расположился в уютной комнате на четвёртом этаже
огромного здания, стоявшего в глубине двора, и уже мог составить себе некоторое
представление о своей будущей жизни. Она уже не казалась ему такой безотрадной,
как вначале.
Его
товарищи по работе, с которыми он познакомился в столовой, были по большей
части спокойные, мягкие люди, всецело поглощённые своим трудом.
Чтобы
внести некоторое оживление в своё чересчур монотонное существование, они организовали
своими силами недурной оркестр и каждый вечер устраивали интересные концерты. В
редкие часы досуга можно было пойти в библиотеку или читальню, которые
предоставляли богатейший выбор научной литературы. Кроме того, при цехе были
устроены специальные, обязательные для всех курсы, где занятия вели старые, опытные
профессора. Время от времени слушатели подвергались испытаниям или участвовали
в конкурсах. Словом, в этом ограниченном мирке не хватало только движения,
воздуха, свободы. Это было своего рода закрытое учебное заведение для вполне
сложившихся взрослых людей, но учебное заведение с таким суровым режимом, что,
как бы ни были люди приучены к железной дисциплине, такая атмосфера не могла не
действовать угнетающе.
Зима
прошла в усидчивой работе, которой Марсель отдавался душой и телом. Его
усердие, совершенство его чертежей и поразительные успехи по всем предметам
были отмечены всеми профессорами и экзаменаторами и завоевали ему славу среди
товарищей. Он считался, по общему признанию, самым талантливым, изобретательным
и самым искусным чертёжником-конструктором. Возникало ли какое-нибудь
затруднение – обращались к Марселю. Даже начальство, считаясь с его опытностью
и знаниями, относилось к нему с невольным уважением, которое внушает к себе
истинное дарование наперекор самой чёрной зависти.
Но, если
Марсель, проникнув в центральный сектор Стального города, надеялся, что теперь
проникнет во все его тайны, он жестоко ошибся. Вся его жизнь протекала за
железной решёткой, окружавшей пространство в триста метров в диаметре.
Умственная
деятельность Марселя охватывала все самые разнообразные отрасли металлургической
промышленности. Практически же она ограничивалась конструкцией и чертежами паровых
машин.
Он
чертил машины любого размера, любой мощности, для любой отрасли производства и
промышленности, начиная с военного корабля и кончая типографией. Но дальше
этого он не шёл. Строжайшее разделение труда, доведённое до крайности, замыкало
его, словно тиски.
После
четырехмесячного пребывания в центральном секторе Марсель знал о продукции
Стального города в целом не больше, чем до своего поступления сюда. Ему удалось
только приобрести некоторое представление об организации этой машины, в которой
он, несмотря на все свои заслуги, был не более чем ничтожным винтиком. Он знал
теперь, что центром этой паутины, именуемой Штальштадтом, была так называемая
«Башня быка» – циклопическая постройка, высоко вздымающаяся над всем городом.
Из рассказов, которые обычно передавались шёпотом в столовой и не всегда
отличались правдоподобием, Марсель узнал, что личная резиденция герра Шульце находится
в основании башни и там же, в самой глубине, в центре помещается и знаменитый
тайный кабинет. Рассказывали, что это большой сводчатый зал со всякими противопожарными
приспособлениями, бронированный изнутри, как военное судно снаружи, что у него
целая система стальных дверей с секретными скорострельными замками, которые
сделали бы честь любому банку.
По
общему мнению, герр Шульце заканчивал работу над новой чудовищной военной машиной
неслыханной мощности, которая якобы должна обеспечить Германии владычество над
всем миром.
Тщетно
Марсель ломал себе голову, стараясь найти способ проникнуть в тайну профессора
Шульце, тщетно придумывал он тысячи самых отчаянных планов с переодеванием и
верёвочной лестницей. Он вынужден был признаться себе, что все его проекты
неосуществимы. Эти мрачные толстые стены, залитые ночью потоками яркого света,
охраняемые испытанной стражей, были непреодолимой преградой для всех его надежд
и усилий. Но, если бы даже ему удалось каким-то чудом одолеть эту преграду, что
увидел бы он за ней? Частности, только частности, ведь всё равно ему не удалось
бы раскрыть все сложные махинации этого злодейского замысла.
Но
ничего! Он поклялся себе не отступать и не отступит. Если ему придётся тянуть
эту лямку десять лет, он выдержит десять лет. Но пробьёт час, когда эта тайна
откроется ему. Это должно случиться. А между тем благодатный город Франсевилль
растёт и процветает, открывая усталым, исстрадавшимся людям новый, сияющий
горизонт.
Марсель
не сомневался, что это великое достижение, этот триумф латинской расы приводит
Шульце в ярость и что он сейчас более, чем когда-либо, исполнен решимости
привести в исполнение свои угрозы. Подтверждением этому были Штальштадт и вся
деятельность этого страшного города.
Прошло
несколько месяцев. Как-то раз в марте, когда Марсель в тысячный раз давал себе
эту клятву Ганнибала[23],
перед ним внезапно выросла серая фигура служителя и объявила ему, что его
требует главный директор.
– Я получил приказ от герра
Шульце, – сообщил ему этот высокий сановник, – прислать ему нашего
лучшего чертёжника. Это, без сомнения, вы. Извольте сейчас же собрать ваши
вещи, и вас немедленно проводят во внутренний сектор. Кроме того, имею честь
вам сообщить, что вы произведены в лейтенанты.
Итак, в
ту минуту, когда он уже почти готов был отчаяться, его мужественный, героический
труд в силу естественного, логического хода вещей открывал ему доступ к цели.
Марсель
так обрадовался, что забыл о самообладании, – лицо его просияло.
– Я
счастлив сообщить вам такую прекрасную новость, – продолжал
директор, – и могу только посоветовать вам и впредь держаться того пути,
который вы своим усердием проложили себе. Перед вами открывается блестящее
будущее. Ступайте же.
Наконец-то
путём такого длительного испытания он приблизится к цели, которой поклялся
достичь.
Марсель
мигом уложил вещи и последовал за своими серыми провожатыми. И вот наконец он
миновал последнюю преграду, и перед ним открылись единственные ворота с улицы
«А», которые так долго оставались для него закрытыми. Через несколько минут он
очутился у подножия неприступной «Башни быка», которая до сих пор показывала
ему только свою мрачную вершину, теряющуюся в облаках.
Зрелище,
открывшееся перед ним, было для него полной неожиданностью.
Представьте
себе человека, который из шумного, скучного, казённого европейского учреждения
внезапно перенёсся в девственный тропический лес.
Это чудо
свершилось с Марселем. При этом надо заметить, что девственный лес, конечно,
сильно выигрывает, когда мы знакомимся с ним по описаниям великих писателей,
тогда как парк герра Шульце был поистине настоящим чудом, созданным руками
человека. Кругом со всех сторон поднималась зелёная чаща – стройные пальмы,
широколиственные бананы, причудливой формы кактусы; гибкие лианы, обвиваясь
вокруг высоких эвкалиптов, ниспадали зелёными гирляндами или пышной, густой
завесой.
Всюду
пестрели прекрасные невиданные цветы. Сочные ананасы и гуавы зрели рядом с
благоухающими апельсинами. Стаи колибри и райских птичек носились над головой,
сверкая всеми красками своего роскошного оперения. Знойный тропический воздух
был насыщен тонким благоуханием.
Марсель
оглядывался по сторонам, ища глазами стеклянные крыши и калориферы, производившие
это чудо, но видел только синее небо и не мог прийти в себя от изумления.
Потом он
вдруг вспомнил, что где-то совсем близко отсюда находятся каменноугольные копи,
где вот уже много лет происходит постоянное горение, и понял, что герр Шульце
остроумно использовал при помощи металлических труб эти неистощимые запасы
подземного тепла. Но и объяснив себе это чудо, он продолжал стоять как
вкопанный, не в силах оторвать очарованного взора от зелёных газонов и с
упоением вдыхая пропитанный благоуханием воздух. Наконец-то он может
вознаградить себя за те шесть месяцев, что он провёл взаперти, не видя ни
единой травинки. Усыпанная песком аллея отлого спускалась к широкой мраморной
лестнице с величественной колоннадой. За ней возвышалась тяжёлая громада
массивного квадратного здания, служившего как бы пьедесталом «Башни быка». По
обе стороны лестницы стояли лакеи в красных ливреях, а выше, у входа, швейцар в
треуголке, с булавой в руке. Роскошные бронзовые канделябры сверкали между
колоннами. Поднимаясь по ступеням, Марсель услышал у себя под ногами глухой, отдалённый
шум подземной железной дороги.
Марсель
назвал своё имя, и его тотчас же ввели в вестибюль, представляющий собой
настоящий музей скульптуры. Но он едва успел бросить взгляд по сторонам: они
уже вошли в громадный, обитый красным с золотом зал, затем во второй – чёрный с
золотом и, наконец, в третий – жёлтый с золотом, где ему велели подождать.
Через несколько минут двери распахнулись, и его пригласили войти в роскошный
кабинет, отделанный зелёным с золотом.
Сам герр
Шульце, собственной персоной, сидел за столом со своей неизменной фарфоровой
трубкой в зубах, перед ним стояла громадная кружка пива. Посреди всего этого
блеска и роскоши он производил впечатление грязного пятна на ярко вычищенном
лаковом сапоге.
Не
приподнявшись, даже не повернув головы, стальной король спросил холодно и сухо:
– Вы
чертёжник?
– Да,
сударь.
– Я
видел ваши чертежи. Они превосходны. Но вы, по-видимому, занимались исключительно
конструкцией паровых машин?
– Мне
никогда не поручали ничего другого.
– Имеете
ли вы хоть какое-нибудь представление о баллистике[24]?
– Я изучал её в свободное время
для собственного удовольствия.
Ответ
этот, по-видимому, пришёлся по душе герру Шульце. Он удостоил поднять глаза на
своего подчинённого.
– Так
вот! Способны ли вы под моим руководством сделать чертёж пушки? Посмотрим, как
вы справитесь с этой задачей. Не знаю, удастся ли вам заменить этого дурака
Зоне, которого сегодня утром разорвало на куски из-за его неосторожного
обращения с динамитом. Дубина, он чуть было всех нас не отправил на тот свет!
Нужно
сознаться, что грубость и жестокость этих слов в устах герра Шульце казались
вполне естественными.
|
