XI
В начале пятого часа Захар осторожно, без шума, отпер
переднюю и на цыпочках пробрался в свою комнату; там он подошел к двери
барского кабинета и сначала приложил к ней ухо, потом присел и приставил к
замочной скважине глаз.
В кабинете раздавалось мерное храпенье.
– Спит, – прошептал он, – надо будить: скоро
половина пятого.
Он кашлянул и вошел в кабинет.
– Илья Ильич! А, Илья Ильич! – начал он тихо, стоя
у изголовья Обломова.
Храпенье продолжалось.
– Эк спит-то! – сказал Захар, – словно
каменщик. Илья Ильич!
Захар слегка тронул Обломова за рукав.
– Вставайте: пятого половина.
Илья Ильич только промычал в ответ на это, но не проснулся.
– Вставайте же, Илья Ильич! Что это за срам! –
говорил Захар, возвышая голос.
Ответа не было.
– Илья Ильич! – твердил Захар, потрогивая барина
за рукав.
Обломов повернул немного голову и с трудом открыл на Захара
один глаз, из которого так и выглядывал паралич.
– Кто тут? – спросил он хриплым голосом.
– Да я. Вставайте.
– Подь прочь! – проворчал Илья Ильич и погрузился
опять в тяжелый сон.
Вместо храпенья стал раздаваться свист носом. Захар потянул
его за полу.
– Чего тебе? – грозно спросил Обломов, вдруг
открыв оба глаза.
– Вы велели разбудить себя.
– Ну, знаю. Ты исполнил свою обязанность и пошел прочь!
Остальное касается до меня…
– Не пойду, – говорил Захар, потрогивая его опять
за рукав.
– Ну же, не трогай! – кротко заговорил Илья Ильич
и, уткнув голову в подушку, начал было храпеть.
– Нельзя, Илья Ильич, – говорил Захар, – я бы
рад-радехонек, да никак нельзя!
И сам трогал барина.
– Ну, сделай же такую милость, не мешай, –
убедительно говорил Обломов, открывая глаза.
– Да, сделай вам милость, а после сами же будете
гневаться, что не разбудил…
– Ах ты, боже мой! Что это за человек! – говорил
Обломов. – Ну, дай хоть минутку соснуть; ну что это такое, одна минута? Я
сам знаю…
Илья Ильич вдруг смолк, внезапно пораженный сном.
– Знаешь ты дрыхнуть! – говорил Захар, уверенный,
что барин не слышит. – Вишь, дрыхнет, словно чурбан осиновый! Зачем ты на
свет-то божий родился?
– Да вставай же ты! говорят тебе… – заревел было Захар.
– Что? Что? – грозно заговорил Обломов,
приподнимая голову.
– Что, мол, сударь, не встаете? – мягко отозвался
Захар.
– Нет, ты как сказал-то – а? Как ты смеешь так – а?
– Как?
– Грубо говорить?
– Это вам во сне померещилось… ей-богу, во сне.
– Ты думаешь, я сплю? Я не сплю, я все слышу…
А сам уж опять спал.
– Ну, – говорил Захар в отчаянии, – ах ты,
головушка! Что лежишь, как колода? Ведь на тебя смотреть тошно. Поглядите,
добрые люди!.. Тьфу!
– Вставайте, вставайте! – вдруг испуганным голосом
заговорил он. – Илья Ильич! Посмотрите-ка, что вокруг вас делается.
Обломов быстро поднял голову, поглядел кругом и опять лег, с
глубоким вздохом.
– Оставь меня в покое! – сказал он важно. – Я
велел тебе будить меня, а теперь отменяю приказание – слышишь ли? Я сам
проснусь, когда мне вздумается.
Иногда Захар так и отстанет, сказав: «Ну, дрыхни, чорт с
тобой!» А в другой раз так настоит на своем, и теперь настоял.
– Вставайте, вставайте! – во все горло заголосил
он и схватил Обломова обеими руками за полу и за рукав.
Обломов вдруг, неожиданно вскочил на ноги и ринулся на
Захара.
– Постой же, вот я тебя выучу, как тревожить барина,
когда он почивать хочет! – говорил он.
Захар со всех ног бросился от него, но на третьем шагу
Обломов отрезвился совсем от сна и начал потягиваться, зевая.
– Дай… квасу… – говорил он в промежутках зевоты.
Тут же из-за спины Захара кто-то разразился звонким хохотом.
Оба оглянулись.
– Штольц! Штольц! – в восторге кричал Обломов,
бросаясь к гостю.
– Андрей Иваныч! – осклабясь, говорил Захар.
Штольц продолжал покатываться со смеха: он видел всю
происходившую сцену.
|