 Увеличить |
Глава Х
Вот они, чудеса!
С нами
произошли и всё ещё происходят самые настоящие чудеса. Мои бумажные запасы
состоят из пяти потрёпанных блокнотов да кучи разрозненных листков,
а стилографический карандаш у меня всего-навсего один. Но пока рука
моя сохранит способность двигаться, я не перестану вести подробную запись
всех наших приключений и, памятуя, что мы одни из всего рода человеческого
свидетели этих чудес, поспешу описать их, пока они ещё свежи у меня
в памяти и пока нас не постигла злая участь, которой нам,
по-видимому, не избежать.
Сможет
ли Самбо доставить мои письма к берегам Амазонки, привезу ли я их
с собой в Лондон, чудесным образом вырвавшись отсюда, попадут ли они
в руки какого-нибудь смельчака, который, быть может, доберётся до плато на
усовершенствованном моноплане, – ничего этого я не знаю, но, как бы
там ни было, меня не покидает твёрдая уверенность, что эти записи станут
классической повестью об истинных приключениях и что им суждено
бессмертие.
На
другой же день, после того как негодяй Гомес устроил нам ловушку на плато, мы
во многом пополнили свой жизненный опыт. Впрочем, первое испытание, выпавшее
в то утро на мою долю, не внушило мне особых симпатий к месту, куда
нас занесла судьба. Я заснул только с рассветом и, проснувшись,
увидел у себя на икре что-то странное. Во время сна правая штанина
у меня немного вздёрнулась, и теперь между ней и носком на ноге
сидела большая багрово-красная виноградина. Удивлённый этим, я только дотронулся
до неё, и вдруг, к моему величайшему ужасу и отвращению,
виноградина лопнула у меня между пальцами, брызнув во все стороны кровью.
На мой крик прибежали оба профессора.
– Чрезвычайно
любопытно! – сказал Саммерли, нагнувшись надо мной. – Громадный клещ
и, насколько мне известно, не занесённый ни в один определитель.
– Мы
пожинаем первые плоды наших трудов, – назидательным тоном прогудел
Челленджер. – Придётся назвать его Ioxodes Maloni. Но, мой юный друг, что
значит такой пустяк, как укус клеща, по сравнению с тем, что ваше имя
будет напечатано в славных анналах зоологии! К несчастью, вы
раздавили этот великолепный экземпляр в момент его насыщения.
– Какая
мерзость! – воскликнул я.
В знак
протеста профессор Челленджер поднял свои мохнатые брови и успокоительно
потрепал меня по плечу.
– Учитесь
смотреть на вещи с научной точки зрения, развивайте в себе беспристрастность
учёного, – сказал он. – Для человека с философическим складом
мышления, вроде меня, например, этот клещ с его ланцетовидным хоботком
и растягивающимся желудком является таким же прекрасным творением природы,
как, скажем, павлин или северное сияние. Мне больно слышать, что вы отзываетесь
о нём столь неодобрительно. При известном старании мы сможем раздобыть
второй такой же экземпляр, в этом я не сомневаюсь. – Я тоже
в этом не сомневаюсь, – мрачно проговорил Саммерли, – ибо этот
второй экземпляр только что залез вам за шиворот.
Челленджер
так и подскочил на месте и, взревев, как бык, начал рвать на себе куртку
и рубашку. Мы с Саммерли так развеселились, что даже не могли помочь
ему. Наконец нам кое-как удалось обнажить могучий торс Челленджера (обхват
груди пятьдесят четыре дюйма по мерке портного) и поймать клеща, который
запутался в дебрях чёрных волос, покрывавших его грудь, и не успел
причинить ему никакого вреда. Оказалось, что кругом все кусты кишат этой
гадостью, и мы решили перенести стоянку на другое место.
Но
сначала надо было ещё договориться с нашим верным негром, который вскоре
же появился на вершине утёса с банками какао и пачками сухарей. Всё
это было переправлено к нам, а из оставшейся внизу провизии мы велели
ему отложить себе запас месяца на два, остальное же раздать индейцам
в награду за службу и в виде залога за доставку наших писем на
Амазонку. Спустя несколько часов мы увидели, как они гуськом, каждый
с узлом на голове, потянулись по равнине той самой дорогой, которой мы
пришли сюда. Самбо устроился в нашей маленькой палатке у подножия
пирамидального утёса и остался единственным звеном, связующим нас
с внешним миром.
Теперь
нам предстояло выработать план действий на ближайшее время. Мы перенесли
стоянку из полного клещей кустарника на небольшую поляну, окружённую со всех
сторон деревьями. Посредине поляны лежало несколько гладких больших камней, тут
же поблизости был прекрасный источник, и мы, довольные чистотой
и комфортом, принялись разрабатывать планы вторжения в неизведанную
страну. В густой листве перекликались птицы – громче всех раздавался
протяжный свист какой-то совсем незнакомой нам певуньи. Никаких других
признаков жизни мы здесь не заметили.
Первое,
что нам надо было сделать, это составить подробный инвентарь нашего имущества,
чтобы твёрдо знать, на сколько времени можно считать себя обеспеченными.
Оказалось, что запасов у нас вполне достаточно. Мы учли всё:
и принесённое с собой и переправленное по канату негром. Но что
было важнее всего – принимая во внимание те опасности, которых нам,
вероятно, не миновать, у нас имелись все четыре винтовки, тысяча триста
патронов к ним, дробовик и около полутораста пуль среднего калибра.
Провизии нам должно было хватить на несколько недель, табака – хоть
отбавляй. Был и кое-какой научный инструмент, включая сильный телескоп
и хороший полевой бинокль. Всё это мы сложили на поляне, а в качестве
первой меры предосторожности нарезали ножами колючих веток и соорудили из
них изгородь ярдов пятнадцати в диаметре. На первое время эта площадка должна
была служить нам штаб-квартирой, убежищем в случае какого-нибудь
неожиданного нападения и складом всего имущества. Этот лагерь получил название
«Форт Челленджера».
Мы
покончили с устройством на новом месте только к полудню, но жара не
очень нас мучила. Вообще температура и характер растительности на плато
ближе к умеренному поясу. Среди деревьев, кольцом окружавших поляну, были
бук, дуб и даже берёза. Огромный гингко, возвышавшийся над всеми своими
соседями, затенял наш форт могучими ветвями с веерообразной листвой. Под
его сенью мы и продолжали беседу, предоставив слово лорду Джону, который
принял на себя командование экспедицией в эти решительные для нас часы.
– Пока
нас не услышат и не увидят какие-нибудь живые существа – зверь или
человек, безразлично, – мы в безопасности, – сказал он. –
Но стоит только им проведать о нашем появлении на плато, и спокойной
жизни конец. Пока что мы, кажется, не вызываем никаких подозрений. Поэтому на
первое время надо затаиться и вести разведку очень осторожно. Не мешает
исподволь присмотреться к соседям, прежде чем начинать обмен визитами.
– Но
ведь нам надо продвигаться дальше, – неуверенно сказал я.
– Милый
юноша, вы совершенно правы. Мы будем продвигаться в пределах, дозволенных
здравым смыслом. Заходить слишком далеко я не советую, надо делать такие
концы, чтобы в любую минуту можно было вернуться сюда, в наш форт. И,
что самое важное, ни одного выстрела, разве лишь в том случае, если от
него будет зависеть ваша жизнь.
– Однако
вы вчера выстрелили, – сказал Саммерли.
– Ну,
знаете ли, выбирать мне не приходилось. Да и вряд ли звук отнесло далеко
вглубь: вчера был сильный ветер со стороны плато. Кстати, как мы его назовём?
Ведь это наше дело – решать.
Было
внесено несколько предложений, более иди менее удачных, но последнее слово
осталось за Челленджером.
– Тут
долго думать нечего, – сказал он. – Плато будет названо в честь
пионера, который его открыл: это Страна Мепл-Уайта.
Так мы
и назвали плато, под этим именем оно занесено на карту, составление
которой поручено мне, под этим именем, надеюсь, войдёт и в будущие атласы.
Перед
нами лежала неотложная задача – проникнуть мирным путём в Страну
Мепл-Уайта. Мы успели убедиться собственными глазами, что в ней обитают
какие-то странные существа, а зарисовки Мепл-Уайта сулили нам появление
других, ещё более страшных чудовищ. Наконец, у нас были все основания
думать, что на плато есть и люди, о свирепости которых говорил
скелет, пропоротый бамбуком.
Не питая
никаких надежд на спасение, мы знали, что опасности подстерегают нас на каждом
шагу, и решили принять все меры предосторожности, которые подсказывал
лорду Джону его опыт. Но разве мы могли долго задерживаться на пороге этого
таинственного мира, если нас томило желание как можно скорее проникнуть
в самое его сердце!
Итак, мы
завалили кустами вход в лагерь и, оставив все наши запасы под защитой
колючей изгороди, медленно и с величайшей осторожностью двинулись
в Неведомое вдоль русла небольшого ручейка, который брал начало
в источнике на поляне и должен был служить нам путеводной нитью по
возвращении.
Не успев
как следует отойти от лагеря, мы уже сразу наткнулись на первые признаки ожидающих
нас чудес. В густом лесу было много деревьев, совершенно незнакомых мне,
но наш ботаник Саммерли опознал тут цикадеи и несколько видов хвойных,
давно исчезнувших с лица земли. Пройдя лесом несколько сот ярдов, мы вышли
к месту, где ручей разливался довольно широкой заводью. По краям её рос
густой высокий тростник, который профессор Саммерли отнёс к разряду
хвощей; тут же на ветру раскачивали верхушками и древовидные папоротники.
Лорд Джон, шедший впереди, вдруг остановился и поднял руку.
– Смотрите! –
сказал он. – Вот так след! Тут, наверно, ходил прародитель всех птиц!
На
вязкой тине были чётко видны огромные трехпалые следы. Они вели через болото
к лесу. Мы остановились у этих чудовищных отпечатков. Если тут прошла
действительно птица – а какое животное могло оставить такие
следы? – то лапа у неё настолько больше, чем у страуса, что
размеры этого гиганта даже трудно себе представить. Лорд Джон внимательно
огляделся по сторонам и вложил два патрона в свою крупнокалиберную
винтовку.
– Ручаюсь
честью охотника, – сказал он, – что следы совсем свежие. Это существо
прошло здесь каких-нибудь десять минут назад. Видите: вода ещё не успела
заполнить вон ту ямку, где лапа глубже погрузилась в тину. Господи боже!
А вот и след детёныша.
И
действительно, параллельно большим следам шли такие же, но маленькие.
– А что
вы скажете об этом? – торжествующе воскликнул профессор Саммерли,
показывая след, похожий на отпечаток пятипалой человеческой руки.
– Вельд![34] –
крикнул Челленджер, не помня себя от восторга. – Я видел такие
отпечатки в вельдских слоях. Это существо передвигается на задних,
трехпалых, конечностях, выпрямившись во весь рост, а передними,
пятипалыми, помогает себе при ходьбе. Нет, дорогой мой Рокстон, это отнюдь не
птица!
– Зверь?
– Нет,
пресмыкающееся – динозавр[35].
Это он, и никто другой! Девяносто лет назад такие следы сбили с толку
одного весьма почтённого учёного из Суссекса. Но кто мог мечтать… кто мог мечтать…
что нам придётся увидеть…
Последние
слова Челленджер договорил шёпотом, а мы так и замерли от изумления.
Следы увели нас от болота к густым зарослям кустарника. За ним, среди
деревьев, была большая прогалина, и по этой прогалине разгуливало пять
странных существ – таких мне ещё никогда не приходилось видеть. Мы
притаились за кустами и долго-долго разглядывали их.
Как
я уже сказал, они гуляли впятером – двое взрослых и три
детёныша. Размеры их поразили нас. Даже маленькие были ростом со слона, а о
взрослых уж и говорить не приходится. Их чешуйчатая, как у ящериц,
кожа поблёскивала на солнце аспидно-чёрными переливами. Все пятеро стояли на
задних лапах, опираясь на широкие толстые хвосты, а передними, пятипалыми,
притягивали к себе зелёные ветки и обгладывали с них листья.
Чтобы у вас было полное представление об этих чудовищах, скажу, что они
напоминали гигантских, футов в двадцать высотой, кенгуру, покрытых тёмной
крокодиловой кожей.
Я не
знаю, сколько времени мы простояли там как зачарованные, глядя на это
необычайное зрелище. Сильный ветер дул в нашу сторону, кусты служили
хорошим укрытием, следовательно, можно было не опасаться, что чудовища
обнаружат нас. Время от времени детёныши принимались неуклюже резвиться,
подпрыгивая и с глухим стуком шлёпаясь на землю. Их родители, по-видимому,
обладали неслыханной силой, ибо один из них, не дотянувшись до листьев на
верхушке довольно высокого дерева, обхватил его передними лапами
и переломил ствол пополам, как тоненькую ветку. Поступок этот свидетельствовал
одновременно о двух вещах: о сильно развитой мускулатуре
и недоразвитом мозге, так как дерево рухнуло чудовищу прямо на голову,
и оно разразилось громкими воплями. Огромные размеры явно не соответствовали
степени выносливости, дарованной ему от природы. Происшествие с деревом,
очевидно, заставило его насторожиться, потому что оно медленно побрело
в лес в сопровождении своей пары и трех гигантских детёнышей.
Некоторое время мы видели, как их аспидно-чёрные спины поблёскивали в чаще,
а головы ныряли вверх и вниз над кустарником. Потом они исчезли среди
деревьев.
Я
посмотрел на своих товарищей. Лорд Джон стоял, держа палец на спусковом крючке,
а глаза его так и горели охотничьим азартом. Чего бы он только не дал
за то, чтобы повесить одну такую голову над камином у себя в комнате
рядом с двумя скрещёнными вёслами! И всё-таки благоразумие взяло
в нём верх, ибо он знал, что мы только в том случае сможем проникнуть
в тайны этой неведомой страны, если её обитатели не будут
и подозревать о нашем существовании.
Оба
профессора точно онемели от радости. Забыв обо всём на свете, они
бессознательно схватились за руки и так и замерли на месте, точно
двое маленьких ребятишек, безмолвно глазеющих на какое-нибудь чудо из чудес. На
губах Челленджера играла ангельская улыбка, отчего щёки его вздулись яблочками;
жёлчная гримаса исчезла с лица Саммерли, уступив место выражению благоговейного
восторга.
– Nunc
dimittis![36] –
воскликнул он наконец. – Что же скажут об этом в Англии?
– Дорогой
мой Саммерли, по секрету могу вам сообщить, что именно будет сказано
в Англии, – ответил Челленджер. – Там скажут, что вы отъявленный
лжец и шарлатан, не имеющий никакого отношения к науке. То же самое,
что вы и вам подобные говорили обо мне.
– А если
мы предъявим фотографические снимки?
– Подделка,
Саммерли! Грубая подделка!
– А если
мы предъявим вещественные доказательства?
– А!
Вот тогда они от нас не отвертятся! Мелоун и его банда с Флит-стрит
ещё будут петь нам хвалу. Запомните! Двадцать восьмого августа мы видели
в Стране Мепл-Уайта пять живых игуанодонов[37]. Сделайте
соответствующую запись в своей книжечке, мой юный друг, и сообщите об
этом в ваш жалкий газетный листок.
– И приготовьтесь
к тому, что редактор вас вышвырнет, – добавил лорд Джон. – На
тех широтах, где стоит Лондон, всё выглядит несколько по-иному, дорогой мой
юноша. Мало ли есть людей, которые никогда не рассказывают о своих
приключениях из боязни, что им не поверят! Кто их осудит за это! Пройдёт
месяц-другой, и нам самим всё будет казаться сном. Как вы их назвали, этих
чудовищ?
– Игуанодоны, –
сказал Саммерли. – Отпечатки их ног найдены в гастингских[38] песчаниках,
в Кенте, в Суссексе. Они водились во множестве в южной Англии,
пока там не было недостатка в зелени, которой они питаются. А потом
условия изменились, и звери мало-помалу вымерли. Здесь, по-видимому, всё
осталось как было, потому что игуанодоны продолжают существовать до сих пор.
– Если
мы когда-нибудь выберемся отсюда живыми, я без такой головы домой не
вернусь, – сказал лорд Джон. – Подождите, африканские охотнички, вы
ещё у меня позеленеете от зависти! Однако, друзья, не знаю, как вам,
а мне всё время кажется, что мы того и гляди наткнёмся на
какую-нибудь серьёзную неприятность.
То же
самое ощущение грозной тайны было и у меня. В лесном сумраке таились
ужасы, и сердце невольно сжималось от страха, когда мы вглядывались
в эту густую зелёную чащу. Правда, исполинские игуанодоны были совершенно
безобидные увальни, и они не могли причинить нам особого вреда, но почём
знать, не сохранились ли в этом мире чудес другие исполины, которые таятся
сейчас в своих логовищах среди скал и кустарника и только
выжидают минуты, чтобы броситься на нас? Я имею весьма смутное
представление о доисторической жизни, но, помнится, мне как-то попала
в руки одна книга, где говорилось о зверях, для которых наши львы
и тигры были такой же лёгкой добычей, как мышь для кошки. Что, если такие
чудовища живут в лесных дебрях Страны Мепл-Уайта?
В то
утро – наше первое утро в неизведанной стране – мы убедились,
что опасности подстерегают нас здесь на каждом шагу. Приключение это было
просто отвратительное, и мне даже неприятно говорить о нём. Если лорд
Джон прав, и прогалину, где паслись игуанодоны, мы будем вспоминать, как
сон, то болото с птеродактилями останется у нас в памяти
страшным кошмаром. Сейчас расскажу, как всё это было.
Мы шли
по лесу очень медленно, отчасти потому, что лорд Джон в качестве
разведчика не позволял нам догонять себя, отчасти из-за обоих профессоров,
которые то и дело приходили в восторг от какого-нибудь неизвестного
им вида цветка или насекомого. Мили через три-четыре деревья вдоль правого
берега ручья поредели, и перед нами открылась ещё одна прогалина. За
густой каймой кустарника громоздились каменные глыбы – они встречаются на
плато повсюду. Мы медленно двинулись туда через кусты, доходившие нам до пояса,
и вдруг услышали где-то совсем близко звуки – не то курлыканье, не то
шипение, – сливавшиеся в невнятный гул, от которого дрожал воздух.
Лорд Джон подал нам знак остановиться и, пригибаясь на бегу, бросился
к камням. Он посмотрел поверх них, вздрогнул и, видимо, забыв о нашем
существовании, долго стоял, поглощённый открывшимся перед ним зрелищем.
Наконец, он поманил нас к себе, показывая знаками, что необходимо соблюдать
осторожность. Я понял по его виду, что за каменными глыбами скрывается
какое-то чудо, а может быть, и серьёзная опасность.
Мы
подползли к лорду Джону и заглянули вниз. Перед нами зияла глубокая
котловина, вероятно, один из тех небольших кратеров, каких много на плато. На
дне этой котловины, ярдах в ста от того места, где мы лежали, за кромкой
камыша, поблёскивали подёрнутые зеленью стоячие лужи. Место было мрачное само
по себе, но, глядя на его обитателей, мне невольно вспомнились сцены из
седьмого круга Дантова «Ада»[39].
Здесь гнездились птеродактили – сотни и сотни птеродактилей!
Котловина так и кишела ими – детёныши ползали у воды, а их
отвратительные мамаши высиживали на отмели яйца в твёрдой желтоватой
плёнке. Вся эта копошащаяся, бьющая крыльями масса ящеров сотрясала воздух
криками и распространяла вокруг себя такое страшное зловоние, что
у нас тошнота подступила к горлу. А повыше, каждый на своём
камне, восседали огромные серые самцы, похожие на иссохшие чучела, восседали
совершенно неподвижно, как мёртвые, и только поводили налившимися кровью
глазами да изредка щёлкали клювами вслед пролетавшим стрекозам. Их гигантские перепончатые
крылья, согнутые в предплечьях, были прижаты к бокам, и от этого
в облике их мне мерещилось что-то человеческое – они напоминали
старух, кутающихся в мерзкие, цвета паутины, шали, из которых выглядывали
только хищные птичьи головы. Считая и больших, и маленьких,
в котловине было не меньше тысячи этих гнусных тварей.
Оба
наших профессора так обрадовались возможности изучать вблизи жизнь
доисторического мира, что охотно просидели бы здесь весь день. Они показывали
нам дохлую рыбу и птиц, валявшихся среди камней и, очевидно, служивших
пищей птеродактилям, и поздравляли друг друга с тем, что внесут
наконец ясность в вопрос, почему кости этих летающих ящеров в таком
количестве встречаются в ряде мест, например, в кембриджских
песчаниках. Теперь уже не подлежит сомнению, говорили они, что птеродактили, подобно
пингвинам, жили стаями.
В конце
концов, желая доказать коллеге какой-то свой тезис, Челленджер высунул голову
из-за камней и чуть не навлёк гибель на всех нас. Ближайший к нам
самец вдруг пронзительно зашипел, взмахнул перепончатыми двадцатифутовыми
крыльями и поднялся в воздух. Самки с детёнышами сбились
в кучу поближе к воде, а часовые один за другим взмыли
в небо. Удивительное зрелище представляли собой эти отвратительные твари,
которые сотнями парили над нами, быстро, словно ласточки, разрезая воздух крыльями.
Впрочем, мы вскоре поняли, что любование этим зрелищем к добру не
приведёт. Сначала птеродактили кружили высоко в небе, видимо, проверяя,
насколько велика опасность. Потом, постепенно сжимая круг, стали опускаться всё
ниже и ниже, наконец, сухой шелест их аспидно-чёрных крыльев достиг такой
силы, что мне невольно вспомнился Хендонский аэродром в дни состязаний.
– Берегитесь! –
крикнул лорд Джон, хватая винтовку за дуло. – Бегите прямо к лесу,
держитесь все вместе!
Но круг
над нами уже сомкнулся. Птеродактили почти задевали нас крыльями по лицу. Мы били
их прикладами, но удары приходились во что-то мягкое и не причиняли им
никакого вреда. И вдруг из этого аспидно-чёрного блестящего круга
высунулась длинная шея: свирепый клюв целился прямо в нас. За ним ещё
и ещё один. Саммерли вскрикнул и закрыл руками окровавленное лицо.
Я почувствовал сильный толчок в затылок и чуть не потерял
сознание от боли. Челленджер упал, я нагнулся помочь ему и повалился
на него, сражённый ещё одним ударом сзади. В ту же минуту лорд Джон
выстрелил. Я поднял голову и увидел, что один из птеродактилей бьётся
на земле с перебитым крылом, брызжет слюной из разверстого клюва
и яростно вращает выпученными, налитыми кровью глазами – сущий дьявол
с картины какого-нибудь средневекового художника! Его собратья, испуганные
звуком выстрела, взмыли кверху и стали кружить у нас над головой.
– Теперь
спасайтесь! – крикнул лорд Джон.
Мы
побежали напролом сквозь кустарник, но у самой опушки гарпии снова
настигли нас. Саммерли был сбит с ног, мы подняли его и бросились под
деревья. В лесу опасность миновала, потому что птеродактилям с их
огромными крыльями негде было развернуться между ветвей.
Мы
возвращались в лагерь в довольно жалком состоянии, а они ещё
долго провожали нас, паря кругами в голубом небе на такой высоте, что
снизу их можно было принять за самых обыкновенных голубей. И лишь тогда,
когда нас скрыла лесная чаща, птеродактили прекратили погоню.
– Необычайно
интересное и поучительное происшествие, – сказал Челленджер, обмывая
в ручье распухшее колено. – Теперь, Саммерли, мы с вами прекрасно
знаем, как ведут себя разъярённые птеродактили. Саммерли в это время
вытирал кровь, лившуюся из ссадины на лбу, а я перевязывал довольно
глубокую рану на шее. Лорд Джон отделался легче нас – чудовище только
оцарапало ему плечо и разорвало рубашку.
– Следует
отметить, – продолжал Челленджер, – что наш юный друг получил колотую
рану, а вырвать такой клок из рубашки лорда Джона можно было только
зубами. Меня же били крыльями по голове. Таким образом, мы познакомились
с разнообразнейшими способами нападения птеродактилей.
– Ещё
немного, и нам пришёл бы конец, – серьёзным тоном проговорил лорд
Джон. – Более гнусную смерть трудно себе представить – пасть жертвой
этих мерзких тварей! Мне очень не хотелось стрелять, но выбора не было.
– Мы
бы не сидели сейчас у ручейка, если б не ваш выстрел, – убеждённо
проговорил я.
– Будем
надеяться, что моя пальба делу не повредит, – сказал лорд Джон. –
В здешних лесах, наверно, часто раздаются звуки не менее громкие: то
отломится ветка, то рухнет целое дерево. Однако на сегодня сильных ощущений
хватит. Пойдёмте-ка лучше к лагерю, поищем в нашей аптечке карболки.
Кто этих гадин знает – может быть, их укусы ядовиты.
Но
с тех пор, как стоит мир, вряд ли на долю человека выпадало столько
приключений за один день. Нас подстерегала новая неожиданность. Мы вышли по
берегу ручья на поляну и, увидев колючую изгородь, окружавшую наш форт, решили,
что на сей раз испытания наши кончились. Однако отдыхать нам не пришлось. Вход
в Форт Челленджера был завален по-прежнему, изгородь была цела, а всё
же мы сразу поняли, что в наше отсутствие здесь кто-то побывал. Непрошеный
гость не оставил на земле никаких следов, и только нависшая над лагерем
огромная ветка дерева гингко выдавала его с головой. Что же касается его
силы и дерзости, то об этом ясно говорило состояние нашего склада. Все
вещи были раскиданы по поляне, одна жестянка с мясом раздавлена –
очевидно, таким способом он пытался извлечь её содержимое. От ящика
с патронами остались одни щепки, а подле него валялась смятая
в лепёшку гильза. Смутный страх снова сжал нам сердце, и мы стали
испуганно вглядываться в густые тени под деревьями, ожидая, что оттуда
вот-вот появится нечто чудовищное.
Какое же
облегчение мы испытали, когда услышали в эту минуту голос Самбо и, подойдя
к краю плато, увидели на вершине утёса его ухмыляющуюся физиономию!
– Всё
хорошо, мистер Челленджер! Всё хорошо! – крикнул он. – Самбо здесь.
Не бойся! Когда позовёшь Самбо, он всегда будет здесь.
Глядя на
честного негра и на необъятную равнину, простиравшуюся чуть ли не до
притоков Амазонки, мы вспомнили, что это всё же двадцатый век, что мы живём на
Земле, а не на какой-нибудь полной первобытного хаоса планете, куда нас
перенесло волшебной силой. Но как трудно было представить себе, что от
фиолетовой линии горизонта рукой подать до великой реки, по которой ходят
большие пароходы, что люди там толкуют о своих маленьких житейских
делишках, в то время как мы, заброшенные в первобытный мир,
к первобытным существам, можем только смотреть в ту сторону
и тосковать о мире, полном для нас стольких радостей!
У меня
осталось ещё одно воспоминание, связанное с этим необыкновенным днём,
и на нём я закончу своё письмо. Полученные ранения явно подействовали
на нервы обоих профессоров, и они затеяли горячий спор о том,
к какому роду доисторических ящеров принадлежат наши враги –
к птеродактилям или к диморфодонам. Дело дошло до обмена колкостями.
Чтобы не слышать их перепалки, я отошёл в сторону и, сев на ствол
упавшего дерева, машинально закурил трубку. Через несколько минут передо мной
выросла фигура лорда Джона.
– Слушайте,
Мелоун, – сказал он, – вы хорошо запомнили то место, где гнездятся
эти твари?
– Конечно,
запомнил.
– Нечто
вроде вулканического кратера, правда?
– Совершенно
верно, – сказал я.
– А какая
там почва, вы обратили внимание?
– Одни
скалы, камни.
– Нет,
возле самой воды, где растёт тростник?
– Что-то
синеватое, вроде глины.
– Вот
именно… Вулканический кратер и синяя глина.
– А почему
это вас интересует? – спросил я.
– Да
нет, это я так, – ответил лорд Джон и неторопливо зашагал туда,
где всё ещё раздавались голоса наших учёных спорщиков – напряжённый,
резкий тенор Саммерли и зычный бас Челленджера.
Я,
вероятно, позабыл бы слова лорда Джона, но в ту ночь мне пришлось услышать
их от него ещё раз: «Синяя глина… синяя глина в вулканическом кратере…»
Это было последнее, что донеслось до меня сквозь дремоту, после чего,
измучившись за день, я погрузился в крепкий сон.
|
