Глава XXIV
Захотев
есть, я усмотрел поблизости небольшой ресторан, и хотя трудно было пробиться в
хмельной тесноте входа, я кое-как протиснулся внутрь. Все столы, проходы, места
у буфета были заняты; яркий свет, табачный дым, песни среди шума и криков
совершенно закружили мое внимание. Найти место присесть было так же легко, как
продеть канат в игольное отверстие. Вскоре я отчаялся сесть, но была надежда,
что освободится фут пространства возле буфета, куда я тотчас и устремился,
когда это случилось, и начал есть стоя, сам наливая себе из наспех откупоренной
бутылки. Обстановка не располагала задерживаться, В это время за спиной раздался
шум спора. Неизвестный человек расталкивал толпу, протискиваясь к буфету и
отвечая наглым смехом на возмущение посетителей. Едва я всмотрелся в него, как,
бросив есть, выбрался из толпы, охваченный внезапным гневом: этот человек был
Синкрайт.
Пытаясь
оттолкнуть меня, Синкрайт бегло оглянулся; тогда, задержав его взгляд своим, я
сказал:
– Добрый
вечер! Мы еще раз встретились с вами! Увидев меня, Синкрайт был так испуган,
что попятился на толпу. Одно мгновение весь его вид выражал страстную,
мучительную тоску, желание бежать, скрыться, – хотя в этой тесноте бежать
смогла бы разве лишь кошка.
– ФУ,
фу! – сказал он наконец, отирая под козырьком лоб тылом руки. – Я
весь дрожу! Как я рад, как счастлив, что вы живы! Я не виноват, клянусь! Это –
Гез. Ради бога, выслушайте, и вы все узнаете! Какая это была безумная ночь!
Будь проклят Гез; я первый буду вашим свидетелем, потому что я решительно ни
при чем!
Я не
сказал ему еще ничего. Я только смотрел, но Синкрайт, схватив меня за руку,
говорил все испуганнее, все громче. Я отнял руку и сказал:
– Выйдем
отсюда.
– Конечно…
Я всегда…
Он
ринулся за мной, как собака. Его потрясению можно было верить тем более, что на
«Бегущей», как я узнал от него, ожидали и боялись моего возвращения в Дагон.
Тогда мы были от Дагона на расстоянии всего пятидесяти с небольшим миль. Один
Бутлер думал, что может случиться худшее.
Я повел
его за поворот угла в переулок, где, сев на ступенях запертого подъезда, выбил
из Синкрайта всю умственную и словесную пыль – относительно моего дела. Как я
правильно ожидал, Синкрайт, видя, что его не ударили, скоро оправился, но
говорил так почтительно, так подобострастно и внимательно выслушивал малейшее
мое замечание, что эта пламенная бодрость дорого обошлась ему.
Произошло
следующее.
С самого
начала, когда я сел на корабль, Гез стал соображать, каким образом ему от меня
отделаться, удержав деньги. Он строил разные планы. Так, например, план –
объявить, что «Бегущая по волнам» отправится из Дагона в Сумат. Гез думал, что
я не захочу далекого путешествия и высажусь в первом порту. Однако такой план
мог сделать его смешным. Его настроение, после отплытия из Лисса, стало очень
скверным, раздражительным. Он постоянно твердил: «Будет неудача с этим
проклятым Гарвеем».
– Я
чувствовал его нежную любовь, – сказал я, – но не можете ли вы
объяснить, отчего он так меня ненавидит?
– Клянусь
вам, не знаю! – вскричал Синкрайт. – Может быть… трудно сказать. Он
видите ли, суеверен.
Хотя мне
ничего не удалось выяснить, но я почувствовал умолчание. Затем Синкрайт перешел
к скандалу. Гез поклялся женщинам, что я приду за стол, так как дамы во что бы
то ни стало хотели видеть «таинственного», по их словам, пассажира и дразнили
Геза моим презрением к его обществу. Та женщина, которую ударил Гез, держала
пари, что я приду на вызов Синкрайта. Когда этого не случилось, Гез пришел в
ярость на всех и на все. Женщины плыли в Гель-Гью; теперь они покинули судно.
«Бегущая» пришла вчера вечером. По словам Синкрайта, он видел их первый раз и
не знает, кто они. После сражения Гез вначале хотел бросить меня за борт, и
стоило больших трудов его удержать. Но в вопросе о шлюпке капитан рвал и метал.
Он помешался от злости. Для успеха этой затеи он готов был убить сам себя.
– Здесь, –
говорил Синкрайт, – то есть когда вы уже сели в лодку, Бутлер схватил Геза
за плечи и стал трясти, говоря: «Опомнитесь! Еще не поздно. Верните его!» Гез
стал как бы отходить. Он еще ничего не говорил, но уже стал слушать. Может
быть, он это и сделал бы, если бы его крепче прижать. Но тут явилась
дама, – вы знаете…
Синкрайт
остановился, не зная, разрешено ли ему тронуть этот вопрос. Я кивнул. У меня
был выбор спросить: «Откуда появилась она?» – и тем, конечно, дать повод счесть
себя лжецом – или поддержать удобную простоту догадок Синкрайта. Чтобы
покончить на втором, я заявил:
– Да.
И вы не могли понять?!
– Ясно, –
сказал Синкрайт, – она была с вами, но как? Этим мы все были поражены.
Всего минуту она и была на палубе. Когда стало нам дурно от испуга, – что
было думать обо всем этом? Гез снова сошел с ума. Он хотел задержать ее, но
как-то произошло так, что она миновала его и стала у трапа. Мы окаменели. Гез
велел спустить трап. Вы отъехали с ней. Тогда мы кинулись в вашу каюту, и Гез
клялся, что она пришла к вам ночью в Лиссе. Иначе не было объяснения. Но после
всего случившегося он стал так пить, как я еще не видал, и твердил, что вы все
подстроили с умыслом, который он узнает когда-нибудь. На другой день не было
более жалкого труса под мачтами сего света, чем Гез. Он только и твердил что о
тюрьме, каторжных работах и двадцать раз в сутки учил всех, что и как говорить,
когда вы заявите на него. Матросам он раздавал деньги, поил их, обещал двойное
жалованье, лишь бы они показали, что вы сами купили у него шлюпку.
– Синкрайт, –
сказал я после молчания, в котором у меня наметился недурной план, полезный
Биче, – вы крепко ухватились за дверь, когда я ее открыл…
– Клянусь!.. –
начал Синкрайт и умолк на первом моем движении. Я продолжал:
– Это
было, а потому бесполезно извиваться. Последствия не требуют
комментариев. Я не упомяну о вас на суде при одном условии.
– Говорите,
ради бога; я сделаю все!
– Условие
совсем не трудное. Вы ни слова не скажете Гезу о том, что видели меня здесь.
– Готов
промолчать сто лет: простите меня!
– Так.
Где Гез – на судне или на берегу?
– Он
съехал в небольшую гостиницу на набережной. Она называется «Парус и Пар». Если
вам угодно, я провожу вас к нему.
– Думаю,
что разыщу сам. Ну, Синкрайт, пока что наш разговор кончен.
– Может
быть, вам нужно еще что-нибудь от меня?
– Поменьше
пейте, – сказал я, немного смягченный его испугом и рабством. – А
также оставьте Геза.
– Клянусь…
– начал он, но я уже встал, Не знаю, продолжал он сидеть на ступенях подъезда
или ушел в кабак. Я оставил его в переулке и вышел на площадь, где у стола
около памятника не застал никого из прежней компании. Я спросил Кука, на что
получил указание, что Кук просил меня идти к нему в гостиницу.
Движение
уменьшалось. Толпа расходилась; двери запирались. Из сумерек высоты смотрела на
засыпающий город «Бегущая по волнам», и я простился с ней, как с живой.
Разыскав
гостиницу, куда меня пригласил Кук, я был проведен к нему, застав его в постели.
При шуме Кук открыл глаза, но они снова закрылись. Он опять открыл их. Но все
равно спал. По крайнему усилию этих спящих, тупо открытых глаз я видел, что он
силится сказать нечто любезное. Усталость, надо быть, была велика. Обессилев,
Кук вздохнул, пролепетал, узнав меня: «Устраивайтесь», – и с треском
завалился на другой бок.
Я лег на
поставленную вторую кровать и тотчас закрыл глаза. Тьма стала валиться вниз;
комната перевернулась, и я почти тотчас заснул.
|