Увеличить |
5. В Золотом Веке
Через
мгновение мы уже стояли лицом к лицу – я и это хрупкое существо далекого будущего.
Он смело подошел ко мне и приветливо улыбнулся. Это полное отсутствие страха
чрезвычайно поразило меня. Он повернулся к двум другим, которые подошли вслед
за ним, и заговорил с ними на странном, очень нежном и певучем языке.
Тем
временем подоспели другие, и скоро вокруг меня образовалась группа из восьми
или десяти очень изящных созданий. Один из них обратился ко мне с каким-то
вопросом. Не знаю почему, но мне пришло вдруг в голову, что мой голос должен
показаться им слишком грубым и резким. Поэтому я только покачал головой и
указал на свои уши. Тот, кто обратился ко мне, сделал шаг вперед, остановился в
нерешительности и дотронулся до моей руки. Я почувствовал еще несколько таких
же нежных прикосновений на плечах и на спине. Они хотели убедиться, что я действительно
существую. В их движениях не было решительно ничего внушающего опасение.
Наоборот, в этих милых маленьких существах было что-то вызывающее доверие,
какая-то грациозная мягкость, какая-то детская непринужденность. К тому же они
были такие хрупкие, что, казалось, можно совсем легко в случае нужды разбросать
их, как кегли, – целую дюжину одним толчком. Однако, заметив, что
маленькие руки принялись ощупывать Машину Времени, я сделал предостерегающее
движение. Я вдруг вспомнил то, о чем совершенно забыл, – что она может внезапно
исчезнуть, – вывинтил, нагнувшись над стержнями, рычажки, приводящие
Машину в движение, и положил их в карман. Затем снова повернулся к этим людям,
раздумывая, как бы мне с ними объясниться.
Я
пристально разглядывал их изящные фигурки, напоминавшие дрезденские фарфоровые
статуэтки. Их короткие волосы одинаково курчавились, на лице не было видно ни
малейшего признака растительности, уши были удивительно маленькие. Рот
крошечный, с ярко-пунцовыми, довольно тонкими губами, подбородок остроконечный.
Глаза большие и кроткие, но – не сочтите это за тщеславие! – в них
недоставало выражения того интереса ко мне, какого я был вправе ожидать.
Они
больше не делали попыток объясняться со мной и стояли, улыбаясь и
переговариваясь друг с другом нежными воркующими голосами. Я первым начал
разговор. Указал рукой на Машину Времени, потом на самого себя. После этого, поколебавшись,
как лучше выразить понятие о Времени, указал на солнце. Тотчас же одно изящное
существо, одетое в клетчатую пурпурно-белую одежду, повторило мой жест и,
несказанно поразив меня, издало звук, подражая грому.
На
мгновение я удивился, хотя смысл жеста был вполне ясен. Мне вдруг пришла мысль:
а не имею ли я дело просто-напросто с дураками? Вы едва ли поймете, как это
поразило меня. Я всегда держался того мнения, что люди эпохи восемьсот второй
тысячи лет, куда я залетел, судя по счетчику моей Машины, уйдут невообразимо
дальше нас в науке, искусстве и во всем остальном. И вдруг один из них задает
мне вопрос, показывающий, что его умственный уровень не выше уровня нашего
пятилетнего ребенка: он всерьез спрашивает меня, не упал ли я с солнца во время
грозы? И потом, эта их яркая одежда, хрупкое, изящное сложение и нежные черты
лица. Я почувствовал разочарование и на мгновение подумал, что напрасно
трудился над своей Машиной Времени.
Кивнув
головой, я указал на солнце и так искусно изобразил гром, что все они отскочили
от меня на шаг или два и присели от страха. Но тотчас снова ободрились, и один,
смеясь, подошел ко мне с гирляндой чудесных и совершенно неизвестных мне
цветов. Он обвил гирляндой мою шею под мелодичные одобрительные возгласы
остальных. Все принялись рвать цветы, и, смеясь, обвивать ими меня, пока
наконец я не стал задыхаться от благоухания. Вы, никогда не видевшие ничего
подобного, вряд ли можете представить себе, какие чудесные, нежные цветы
создала культура, этого невообразимо далекого от нас времени. Кто-то, видимо,
подал мысль выставить меня в таком виде в ближайшем здании, и они повели меня к
высокому серому, покрытому трещинами каменному дворцу, мимо Сфинкса из белого
мрамора, который, казалось, все время с легкой усмешкой смотрел на мое
изумление. Идя с ними, я едва удержался от смеха при воспоминании о том, как
самоуверенно предсказывал вам несколько дней назад серьезность и глубину ума
людей будущего.
Здание,
куда меня вели, имело огромный портал, да и все оно было колоссальных размеров.
Я с интересом рассматривал огромную, все растущую толпу этих маленьких существ
и зияющий вход, темный и таинственный. Общее впечатление от окружающего было
таково, как будто весь мир покрыт густой порослью красивых кустов и цветов,
словно давно запущенный, но все еще прекрасный сад. Я видел высокие стебли и
нежные головки странных белых цветов. Они были около фута в диаметре, имели
прозрачный восковой оттенок и росли дико среди разнообразных кустарников; в то
время я не мог хорошенько рассмотреть их. Моя Машина Времени осталась без
присмотра среди рододендронов.
Свод был
украшен чудесной резьбой, но я, конечно, не успел ее как следует рассмотреть, хотя,
когда я проходил под ним, мне показалось, что он сделан в древнефиникийском
стиле, и меня поразило, что резьба сильно попорчена и стерта.
Под
взрывы мелодичного смеха и веселые разговоры меня встретило на пороге несколько
существ, одетых в еще более светлые одежды, и я вошел внутрь в своем
неподходящем темном одеянии девятнадцатого века. Я не мог не чувствовать, что
вид у меня довольно забавный, – я был весь увешан гирляндами цветов и
окружен волнующейся толпой людей, облаченных в светлые, нежных расцветок
одежды, сверкавших белизной обнаженных рук и смеявшихся и мелодично
ворковавших.
Большая
дверь вела в огромный, завешанный коричневой тканью зал. Потолок его был в тени,
а через окна с яркими цветными стеклами, а местами совсем незастекленные, лился
мягкий, приятный свет. Пол состоял из какого-то очень твердого белого металла –
это были не плитки и не пластинки, а целые глыбы, но шаги бесчисленных
поколений даже в этом металле выбили местами глубокие колеи. Поперек зала
стояло множество низких столов, сделанных из полированного камня, высотою не
больше фута, – на них лежали груды плодов. В некоторых я узнал что-то
вроде огромной малины, другие были похожи на апельсины, но большая часть была
мне совершенно неизвестна.
Между
столами было разбросано множество мягких подушек. Мои спутники расселись на них
и знаками указали мне мое место. С милой непринужденностью они принялись есть
плоды, беря их руками и бросая шелуху и огрызки в круглые отверстия по бокам
столов. Я не заставил себя долго просить, так как чувствовал сильный голод и
жажду. Поев, я принялся осматривать зал.
Меня
особенно поразил его запущенный вид. Цветные оконные стекла, составлявшие узоры
лишь строго геометрические, во многих местах были разбиты, а тяжелые занавеси
покрылись густым слоем пыли. Мне также бросилось в глаза, что угол мраморного
стола, за которым я сидел, отбит. Несмотря на это, зал был удивительно
живописен. В нем находилось, может быть, около двухсот человек, и большинство
из них с любопытством теснилось вокруг меня. Их глаза весело блестели, а белые
зубы деликатно грызли плоды. Все они были одеты в очень мягкие, но прочные
шелковистые ткани.
Фрукты
были их единственной пищей. Эти люди далекого будущего были строгими вегетарианцами,
и на время я принужден был сделаться таким же травоядным, несмотря на
потребность в мясе. Впоследствии я узнал, что лошади, рогатый скот, овцы,
собаки в это время уже вымерли, как вымерли когда-то ихтиозавры. Однако плоды
были восхитительны, в особенности один плод (который, по-видимому, созрел во
время моего пребывания там), с мучнистой мякотью, заключенной в трехгранную
скорлупу. Он стал моей главной пищей. Я был поражен удивительными плодами и
чудесными цветами, но не знал, откуда они берутся: только позднее я начал это
понимать.
Таков
был мой первый обед в далеком будущем. Немного насытившись, я решил сделать попытку
научиться языку этих новых для меня людей. Само собой разумеется, это было
необходимо. Плоды показались мне подходящим предметом для начала, и, взяв один
из них, я попробовал объясниться при помощи вопросительных звуков и жестов. Мне
стоило немалого труда заставить их понимать меня. Сначала все мои слова и жесты
вызывали изумленные взгляды и бесконечные взрывы смеха, но вдруг одно белокурое
существо, казалось, поняло мое намерение и несколько раз повторило какое-то
слово. Все принялись болтать и перешептываться друг с другом, а потом наперебой
начали весело обучать меня своему языку. Но мои первые попытки повторить их изящные
короткие слова вызывали у них новые взрывы неподдельного веселья. Несмотря на
то, что я брал у них уроки, я все-таки чувствовал себя как школьный учитель в
кругу детей. Скоро я заучил десятка два существительных, а затем дошел до
указательных местоимений и даже до глагола «есть». Но это была трудная работа,
быстро наскучившая маленьким существам, и я почувствовал, что они уже избегают
моих вопросов. По необходимости пришлось брать уроки понемногу и только тогда,
когда мои новые знакомые сами этого хотели. А это бывало не часто – я никогда
не встречал таких беспечных и быстро утомляющихся людей.
|