Глава 12
На
следующее утро во время их прогулки Марианна сообщила сестре новость, которая,
несмотря на все, что Элинор знала о безоглядной порывистости и опрометчивости
Марианны, поразила ее, как совсем уж нежданное подтверждение того и другого.
Сестра с величайшим восторгом поведала ей, что Уиллоби подарил ей лошадь,
которую сам вырастил в своем сомерсетширском поместье и которая словно нарочно
объезжена под дамское седло! Ни на мгновение не задумавшись о том, что держать
лошадей их мать не собиралась и что, если из-за такого подарка она вынуждена
будет переменить свое намерение, ей придется купить лошадь для лакея, и нанять
лакея, который ездил бы на второй лошади, и, вопреки всем прежним планам,
построить конюшню для этих двух лошадей, Марианна приняла такой подарок без
малейших колебаний и рассказала о нем сестре с восхищением.
— Он
сейчас же пошлет за ней своего грума в Сомерсетшир, — добавила она. —
И тогда мы с ним будем кататься верхом каждый день. Разумеется, она будет и в
твоем распоряжении, Элинор. Нет, ты только представь себе, какое наслаждение —
скакать галопом по этим холмам!
Она
никак не хотела пробудиться от блаженных грез и признать неприятные истины,
сопряженные с осуществлением подобной затеи. Первоначально она наотрез
отказалась с ними смириться. Еще один слуга? Но расход такой пустячный! И мама,
несомненно, ничего против иметь не будет. А для лакея подойдет любая кляча. К
тому же и покупать ее необязательно: всегда ведь можно брать для него лошадь в
Бартон-парке. А что до конюшни, достаточно будет самого простого сарая. Тогда
Элинор осмелилась выразить сомнение, прилично ли ей принимать подобный подарок
от человека, с которым она так мало... во всяком случае... так недолго знакома.
— Ты
напрасно думаешь, Элинор, — горячо возразила Марианна, — будто я мало
знакома с Уиллоби. Да, бесспорно, узнала я его недавно. Но в мире нет никого,
кроме тебя и мамы, кого я знала бы так хорошо! Не время и не случай создают
близость между людьми, но лишь общность наклонностей. Иным людям и семи лет не
хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более
чем достаточно. Я сочла бы себя виновной в куда худшем нарушении приличий, если
бы приняла в подарок лошадь от родного брата, а не от Уиллоби. Джона я почти не
знаю, хотя мы жили рядом много лет, суждение же об Уиллоби я составила
давным-давно!
Элинор
почла за благо оставить эту тему. Она знала характер своей сестры. Возражения в
столь деликатном вопросе только утвердили бы ее в собственном мнении. Но
обращение к ее дочерней привязанности, перечисление всех забот, которые их
снисходительная мать навлечет на себя, если — как вполне вероятно — даст
согласие на такое добавление к их домашнему устройству, вскоре заставили
Марианну отступить, и она обещала ничего не говорить матери (которая по доброте
сердца, наверное, не прислушалась бы к голосу благоразумия) о предложенном
подарке и при первом же случае сказать Уиллоби, что она не может его принять.
Слово
свое она сдержала и, когда в тот же день Уиллоби пришел с визитом, Элинор услышала,
как ее сестра вполголоса сообщила ему, что должна отказаться от его любезного
предложения. Затем она объяснила причины такой перемены в своих намерениях,
лишив его возможности настаивать и упрашивать. Однако он не скрыл, как
разочарован, и, выразив свое огорчение, добавил столь же тихо:
— Но,
Марианна, лошадь по-прежнему принадлежит вам, пусть пока вы и не можете на ней
ездить. Я оставлю ее у себя только до тех пор, пока вы ее не потребуете. Когда
вы покинете Бартон и заживете собственным домом, Королева Мэб будет вас ждать[3].
Вот что
услышала мисс Дэшвуд. И эти слова, и тон, каким они были произнесены, и его обращение
к Марианне по имени без обычного «мисс» — все было настолько недвусмысленным и
говорило о такой короткости между ними, что она могла дать ей только одно
истолкование. И с этой минуты Элинор уже не сомневалась, что они помолвлены.
Подобное открытие ее нисколько не удивило, хотя она и недоумевала, почему
натуры столь откровенные предоставили случаю открыть это как ей, так и
остальным их друзьям.
На
следующий день она услышала от Маргарет новое подтверждение своему заключению.
Уиллоби накануне провел у них весь вечер, и Маргарет некоторое время оставалась
с ними в гостиной одна, и вот тогда-то она и увидела кое-что, о чем
торжественно поведала утром старшей сестре.
— Ах,
Элинор! — воскликнула она. — Я тебе расскажу про Марианну такой
секрет! Я знаю, она очень скоро выйдет замуж за мистера Уиллоби!
— Ты
это говорила, — заметила Элинор, — чуть ли не каждый день с тех пор,
как они познакомились на Церковном холме. И, по-моему, они и недели знакомы не
были, как ты возвестила, что Марианна носит на шее медальон с его портретом.
Правда, портрет оказался миниатюрой нашего двоюродного деда.
— Но
теперь совсем другое дело! Конечно, они поженятся очень скоро: ведь у него есть
ее локон!
— Поберегись,
Маргарет! А вдруг это локон его двою родного дедушки?
— Да
нет, Элинор! Вовсе не дедушки, а Марианны. Ну, как я могу ошибиться? Я же
своими глазами видела, как он его отрезал. Вчера вечером, после чая, когда вы с
мамой вышли, они начали шептаться, ужасно быстро, и он как будто ее упрашивал.
А потом взял ее ножницы и отстриг длинную прядь — у нее ведь волосы были
распущены по плечам. А потом поцеловал прядь, завернул в белый листок и спрятал
в бумажник.
Такие
подробности, перечисленные с такой уверенностью, не могли не убедить Элинор; к
тому же они лишь подтверждали все, что видела и слышала она сама.
Но в
других случаях проницательность Маргарет досаждала старшей сестре куда больше.
Когда миссис Дженнингс как-то вечером в Бартон-парке принялась требовать, чтобы
она назвала молодого человека, который пользуется особым расположением Элинор —
миссис Дженнингс уже давно умирала от желания выведать это, — Маргарет
поглядела на сестру и ответила:
— Я
ведь не должна его называть, правда. Элинор?
Разумеется,
раздался общий смех, и Элинор постаралась к нему присоединиться. Но удалось ей
это с трудом. Она не сомневалась, кого имеет в виду Маргарет, и чувствовала,
что не вынесет, если его имя послужит пищей для назойливых шуточек миссис
Дженнингс.
Марианна
сострадала ей всем сердцем, но только ухудшила положение, когда, вся красная,
сказала Маргарет сердито:
— Не
забудь, что всякие догадки высказывать вслух непозволительно!
— Да
какие же догадки! — ответила Маргарет. — Ты ведь мне сама сказала!
Общество
совсем развеселилось, и Маргарет подверглась настойчивому допросу.
— Ах,
мисс Маргарет! Ну, расскажите же нам все! — не отступала миссис
Дженнингс. — Назовите имя этого счастливчика!
— Я
не должна, сударыня. Но я очень хорошо знаю его имя. И знаю, где он живет.
— Да-да!
Где он живет, мы догадываемся. В собственном доме в Норленде, конечно. Я полагаю,
он младший приходский священник.
— Вот
уж нет! Он еще ничем не занимается.
— Маргарет! —
горячо вмешалась Марианна. — Вспомни же, что это все твои выдумки и такого
человека вообще не существует.
— Ну,
так, значит, он безвременно скончался, Марианна! Я же знаю, что прежде он существовал,
и фамилия его начинается на «эф».
В эту
минуту леди Мидлтон громко высказала мнение, что «погода стоит очень
дождливая», и Элинор испытала к ней глубокую благодарность, хотя прекрасно
понимала, что ее милость вмешалась не ради нее, но потому лишь, что терпеть не
могла несветские поддразнивания, которыми так обожали развлекаться ее супруг и
матушка. Однако полковник Брэндон, всегда деликатный с чувствами других людей,
не замедлил вступить в обсуждение погоды. Затем Уиллоби открыл крышку
фортепьяно и попросил Марианну сыграть. Эти старания разных людей переменить разговор
увенчались успехом, и неприятная тема была оставлена. Однако Элинор не так
легко оправилась от тревоги, которую она в ней пробудила.
В тот же
вечер общество уговорилось на следующий день отправиться осмотреть великолепное
имение в двенадцати милях от Бартона, принадлежащее родственнику полковника Брэндона,
и полковник должен был открыть им доступ туда, ибо владелец находился за
границей и отдал строжайшее распоряжение не допускать в дом посторонних.
Тамошние сады славились красотой, и сэр Джон, рассыпавшийся в похвалах им, мог
считаться надежным судьей, ибо он уже десять лет как возил своих гостей
осматривать их по меньшей мере дважды в одно лето. В парке было обширное озеро,
утро можно будет занять прогулкой на лодках. Они возьмут холодную провизию,
отправятся в открытых экипажах, и все будет сделано, чтобы пикник удался на
славу.
Кое-кто
из присутствующих счел этот план несколько смелым для такого времени года, тем
более что последние две недели не выпало даже дня без дождя, и Элинор уговорила
миссис Дэшвуд, которая уже немного простудилась, остаться дома.
|