 Увеличить |
6
Мы оставили Лира в состоянии необыкновенного безумия,
которое вопреки обычному течению вещей, проявилось не в помрачении, а в
прояснении разума. Но Лир все же безумен. Его мозг затуманен скорбью, как небо
тучами. Только изредка в этом мраке безумия сверкают молнии разума и жгучие
мысли озаряют своими вспышками поле жизненных бедствий. В свете их мы видим
страшный лик истины и перед нами со всей нестерпимостью раскрывается
несправедливость, царящая в мире. Гнев и страдания Лира выражают не только его
боль, но и боль всего страждущего человечества. Он заблуждался, когда думал,
что все благие силы жизни воплощены в величии его личности. Его истинное
величие проявилось в том, что он смог подняться над собственным горем и
испытать в своей душе горе всех несправедливо обиженных. Этот Лир поистине
велик. Он обнаруживает качества, которых у него было, когда он находился на
вершине могущества. После трагедии, пережитой им, как пишет Добролюбов,
"раскрываются все лучшие стороны его души; тут-то мы видим, что он
доступен и великодушию, и нежности, и состраданию о несчастных, и самой
гуманной справедливости. Сила его характера выражается не только в проклятиях
дочерям, но и в сознании своей вины пред Корделиею, и в сожалении о своем
крутом нраве, и в раскаянии, что он так мало думал о несчастных бедняках, так
мало любил истинную честность… Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к
этому беспутному деспоту; но, следя за развитием драмы, все более примиряемся с
ним как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею
злобой уже не к нему , а за него и за целый мир — к тому дикому,
нечеловеческому положению, которое может доводить до такого беспутства даже
людей подобных Лиру"40.
Лир, который вначале был крайним воплощением деспотизма,
превратился затем в жертву деспотизма. Видя его нечеловеческие страдания, мы
проникаемся ненавистью к строю жизни, обрекающему людей на такие бедствия. Мы
хотим, чтобы нашлась в мире сила, которая положила бы конец мукам Лира и всех,
кто страдает, как он. Такая сила есть — это Корделия.
Не помня обиды, движимая одним лишь желанием спасти отца и
восстановить его в правах, спешит Корделия из Франции. Она является во главе
войска. Перед нами уже не одинокая беззащитная девушка. Теперь мы видим
Корделию-воительиицу.
Корделия — один из самых прекрасных образов, созданных
Шекспиром. В ней сочетаются женственность, красота, душевная сила и стойкость,
непреклонная воля и способность бороться за то, во что она верит. Как и другие
женщины-героини Шекспира, Корделия — свободная личность. В ней нет ни грана
тупой и бессловесной покорности. Она живое воплощение гуманистического идеала
человечности. Она не поступилась истиной даже тогда, когда ее собственное
благополучие зависело от того, насколько она сумеет подольститься к отцу,
дошедшему до крайнего неразумия в своем самообожании. Как светлый образ чистой
человечности предстает она перед нами в начале трагедии, затем Корделия надолго
исчезает из действия. Она первая жертва несправедливости, деспотизма,
предстающая перед нами в трагедии. В несправедливости, которую совершил по
отношению к ней Лир, символически воплощается сущность всей несправедливости вообще.
Она символ страдания за истину. И Лир знает, что его самая великая вина — вина
перед Корделией.
И вот Корделия является, чтобы спасти отца, пострадавшего от
несправедливости. То, что она выше личных обид, делает ее облик еще более
прекрасным. Врач Корделии берется излечить Лира. Он погружает его в глубокий
сон. Пока Лир спит, играет музыка, которая своей гармонией восстанавливает
расстроенную гармонию его духа. Когда Лир пробуждается, его безумие прошло. Но
с ним произошла новая перемена. Он уже опять не голое двуногое существо, не
бесприютный, который мечется без крова по степи. На нем богатые королевские
одежды, его окружает множество людей, и опять, как некогда, все они ловят его
взгляды, чтобы угадать его желания и тотчас же выполнить их. Он не может понять
— то ли это сон, то ли он попал в рай, ибо не в состоянии больше поверить, что
может быть светлое в жизни без мук и страданий: «Не надо вынимать меня из
гроба…» (IV, 7).
Из всего, что он видит вокруг себя, больше всего поражает
его Корделия, которую он принимает за «райский дух». Ему кажется невозможным,
чтобы она простила его и вернулась к нему. Но это так! И тогда гордый Лир, тот
Лир, которому казалось, что весь мир должен распластаться у его ног, опускается
на колени перед дочерью. Он сознает свою вину перед ней и не может понять,
почему она плачет.
Корделия, простившая отца и пришедшая ему на помощь,
выражает дорогой для гуманиста Шекспира принцип милосердия. Но это не
христианское милосердие, как уверяют некоторые из новейших толкователей трагедии,
ибо Корделия не из тех, кто отвечает на зло безропотной покорностью. Она
явилась, чтобы с оружием в руках восстановить справедливость, попранную ее
старшими сестрами. Не христианская покорность злу, а воинствующий гуманизм
воплощен в Корделии.
Однако — и в этом один из самых трагических мотивов пьесы —
Корделии не суждено победить. Ее войско оказывается разбитым. Но мужество не
покидает ее. Когда Лира и ее берут в плен, она со стоическим мужеством говорит
отцу:
"Нет, мы не первые в людском роду,
Кто жаждал блага и попал в беду.
Из-за тебя, отец, я духом пала,
Сама бы я снесла удар, пожалуй" (V, 3),
Она даже способна шутить и с явной иронией спрашивает Лира:
«Не повидать ли нам моих сестер?» При этом она имеет в виду, что можно было бы
попросить у них снисхождения. Она это спрашивает не потому, что верит в их
доброту, — их обращение с Лиром не оставляет у нее никаких сомнений
относительно их способности к милосердию, — она проверяет Лира: осталась
ли у него еще способность сопротивляться миру несправедливости и зла. Да, у
Лира она осталась. Он отвечает четырехкратным: «Нет, нет, нет, нет!»
Корделия еще не знает, каким теперь стал ее отец. Этот новый
Лир, прошедший через горнило страданий, познал, что самое главное для
человека. Оно не в том «избытке», без которого он раньше не мыслил своей жизни.
Самое главное для человека — не власть над другими людьми, не богатство, дающее
возможность удовлетворять любые прихоти и капризы чувственности, главное — в
душевном покое и не в мнимой, выражающейся громкими словами любви, а в чувстве
неразрывной близости людей, стоящих выше всех мелочных тщеславных интересов.
Лира не страшит темница, если в ней он будет с Корделией. Она, ее любовь, ее
чистота, ее милосердие, ее безграничная человечность — вот что ему нужно, вот в
чем высшее счастье жизни. И этим убеждением проникнуты слова, с которыми он
обращается к Корделии:
"Пускай нас отведут скорей в темницу.
Там мы, как птицы в клетке, будем петь…" (V, 3).
Когда-то Лир отрекся от власти, на самом деле не думая
отрекаться от нее. Он долго возмущался и тяжело переживал то, что власть над
другими ему более недоступна. Он не сразу мог привыкнуть к своему новому
положению. Но теперь тот мир стал для него навсегда чужим. Он в него не
вернется, его душа полна презрения к власть имущим, к их бесчеловечным распрям.
Пусть они думают, что, взяв Лира и Корделию в плен, одержали над ними победу.
Он счастлив с ней и без трона и без власти (V, 3). Корделия плачет, слушая его
речи, но то не слезы горя и бессилия, а слезы умиления при виде преображенного
Лира. Впрочем, он, кажется, не понимает причины ее слез. Ему кажется что это
проявление ее слабости, и он утешает ее.
Ужасны были те испытания, через которые прошел Лир, дорогой
ценой купил он стоическое спокойствие по отношению к бедам, обрушившимся на
него. Ему кажется, что не осталось ничего, что могло бы теперь разрушить ту
новую гармонию духа, которую он обрел, когда к нему вернулась Корделия. Но Лира
ждет еще одно, самое страшное, самое трагическое испытание, потому что прежние
испытания расшатывали его заблуждения, а то испытание, которое придет будет
ударом по истине, обретенной им ценой стольких мук.
Здесь в судьбу Лира и Корделии вмешивается, злой дух
трагедии Эдмонд. Он знает, что, даже пленные, они опасны, и решает уничтожить
их. Он отдает распоряжение покончить с ними в тюрьме. Потом, когда брат
побеждает в поединке и Эдмонд сознает, что его жизнь уходит, в последний миг,
«своей природе вопреки», он хочет сделать добро и спасти Корделию и Лира,
которых перед этим приказал умертвить. Но его раскаяние приходит слишком
поздно: Корделию успели повесить. Ее вынимают из петли, и перед нами появляется
Лир, который несет на руках мертвую Корделию. Мы помним, как гремел его гневный
голос, когда он думал, что с потерей королевства потерял все. Потом он узнал,
что в тот раз он не потерял ничего. Потерял он теперь, когда погибла Корделия.
Снова горе и безумие охватывают его:
"Вопите, войте, войте! Вы из камня!
Мне ваши бы глаза и языки —
Твердь рухнула б!.. Она ушла навеки…" (V, 3).
Зачем нужна жизнь, если такое прекрасное существо, как
Корделия, мертва:
"Мою
Бедняжку удавили! Нет, не дышит!
Коню, собаке, крысе можно жить,
Но не тебе! Тебя навек не стало…" (V, 3).
Чаша страданий Лира переполнилась. Прийти ценой стольких
испытаний к познанию того, что человеку нужно, и затем потерять обретенное —
выше этого мучения не бывает. Это самая страшная из трагедий. До последнего
дыхания Лиру все же кажется, что, может быть, Корделия не умерла, он еще
надеется на то, что в ней сохранилась жизнь. Потрясенный, смотрит он на ее губы
— не вырвется ли из них вздох. Но губы Корделии не шевелятся. Он так смотрит на
них, потому что из этих уст он впервые в жизни услышал правду, которой не хотел
верить в своем высокомерном заблуждении, и теперь он еще раз ждет, чтобы уста
истины ответили ему. Но они немы. Жизнь ушла из них. И с этим уходит жизнь из
многострадального Лира.
Эдгар думает, что Лир лишился чувств, и пытается привести
его в себя, но Кент останавливает его:
"Не мучь. Оставь
В покое дух его. Пусть он отходит.
Кем надо быть, чтоб вздергивать опять
Его на дыбу жизни для мучений?" (V, 3).
Трагедия закончена. Кровавому хаосу пришел конец. В нем было
много жертв. Погибли все, кто, презрев человечность в погоне за мнимыми
жизненными благами, причиняли страдания и истребляли стоявших на их пути. Пали
Корнуэл, Гонерилья, Регана, Эдмонд, но погибли также Глостер, Корделия и Лир.
Это та высшая мера справедливости, которая доступна трагедии. Погибают невинные
и виновные. Но уравновешивает ли гибель тысяч Гонерилий и Реган гибель одной
Корделии? И зачем человеку страдать так много и так сильно, как страдал Лир,
если в конце концов он все равно теряет все лучшее, ради чего стоило терпеть
пытку жизни?
Таковы те трагические вопросы, которыми завершается драма.
Ответа на них она не дает. Но Шекспир, познавший и раскрывший нам самые большие
глубины страданий, не хочет расстаться с нами, оставив нас без проблеска
надежды. Последние слова трагедии проникнуты глубокой скорбью, но в них звучит
и мужество:
"Какой тоской душа ни сражена,
Быть стойким заставляют времена.
Все вынес старый, тверд и несгибаем.
Мы, юные, того не испытаем".
Опять не христианским долготерпением, а стоическим мужеством
веет на нас. Мы приобщились к духу трагедии. Иным кажется, что для моральной
полноценности Шекспиру необходимо еще приписать здесь убеждение, что жизнь не
бессмысленна, как не бессмысленны и страдания. Поэтому ищут вины не только у
Лира, но даже у Корделии. На Лире безусловно вина есть, но не перекрывается ли
его вина мерой страданий, выпавших на его долю? Во всяком случае, Корделия
умирает безвинной, и ничто в мире не оправдает ее гибели.
Трагедии создаются не для утешения. Они возникают из
сознания глубочайших противоречий жизни. Не примирить с ними, а осознать их
хочет художник. И нас он ставит перед ними со всей беспощадностью, обнажая
правду о страшных сторонах жизни. Нужно обладать великим мужеством, чтобы
посмотреть этой правде в лицо так, как смотрел Шекспир. Не примирить с
трагизмом жизни хотел он, а вызвать возмущение злом и несправедливостью,
обрекающими людей на страдания.
А. Аникст
|
